Петербургские арабески

В июне-июле этого же года в зале бывшего Дворянского собрания (ныне Филармония) Петроградский революционный трибунал судил тех, кого посчитал виновными в беспорядках. Митрополита Вениамина и протоиерея о. Николая Чукова (в числе других) приговорили к расстрелу. Постановлением ВЦИК расстрельный приговор для о. Николая был заменен тюремным заключением. Очевидно, учли, что Казанский собор, настоятелем которого он являлся, дал в пользу голодающих 125 пудов ценностей. В 1945 году протоиерей Николай Чуков стал митрополитом Ленинградским и Новгородским.

Последствием событий 1922 года было и то, что Казанским собором завладели так называемые обновленцы. Подвальные помещения собора они стали сдавать в аренду кооперативу «Пролетарий» для хранения картофеля. Тогда, наверное, и был упразднен «Пещерный храм».

Подкидыш в Казанском соборе

Прежде в дни, предшествующие Рождеству, газеты отводили целые полосы для историй, напоминающих о человеколюбии. Вспомним об одном таком случае – давней истории, запечатленной в архивных документах Казанского собора.

21 декабря 1881 года после окончания вечерней службы сторож-вахтер Л.Я. Богачев обходил собор, прежде чем окончательно закрыть тяжелые входные двери. Свечи в паникадилах были уже погашены, за окнами стемнело. Высокий обширный зал освещался только фонарем в руках сторожа и лампадками перед иконами. Чудотворная икона Казанской Божией Матери с неугасимой лампадкой перед ней в эти тихие сумеречные часы, казалось, тоже отдыхала, утомленная многими просьбами. Лука Яковлевич, как всегда, сотворил перед иконой крестное знамение, поклонился и собрался идти дальше, как вдруг услышал за спиной детский плач.

За колоннами на каменном полу лежал завернутый в одеяльце младенец. До сих пор он спал, а теперь громко заявлял о своем существовании, нарушая торжественную ночную тишину храма. Рядом с ним оказалась бутылочка с молоком, под которую была подложена записка. Лука Яковлевич прежде всего успокоил неожиданного подкидыша – мальчика в возрасте около полутора лет – предусмотрительно оставленным молоком, а затем воспользовался фонарем, чтобы прочесть записку. Карандашом на чистом листке бумаги было неровными буквами выведено:

Сторож Богачев впервые за время своей службы встретился с таким неожиданным обстоятельством. Рядом с собором, за красивой металлической оградой находился Воспитательный дом, благополучно принимавший подкидышей. Несчастная мать должна была передать дитя туда, не обременяя храм своими житейскими обстоятельствами. Но во всем этом мог разобраться только настоятель собора. А пока Лука Яковлевич завернул разметавшегося младенца в его чистенькие (как заметил вахтер) пеленки, одеяльце и отнес в свою каморку, находящуюся в одном из подвальных помещений собора.

Казанский собор. Внутренний вид. 1830-е гг.

Решать судьбу подкидыша пришлось протоиерею о. Александру Булгакову. Конечно, он тоже в первую очередь подумал о Воспитательном доме: в архивном деле сохранились листы с изложением условий приема младенцев в это заведение.

Петербургский Воспитательный дом был основан Екатериной II в 1770 году. Это учреждение должно было предоставить хорошее воспитание «невинно существующим» и отвратить «бесчисленное множество убийств, совершаемых злосчастными матерями». В то время всякий мог принести в дом младенца в любое время, не объясняя ничего, а только заявив, крещен он или нет. Ребенка сдавали на руки кормилице или няньке. В ночи, предшествующие Рождеству, бывало, и сама императрица принимала отверженных младенцев. Снимала с них грязную, плохо пахнущую одежду, мыла, заворачивала в чистые казенные пеленки и отдавала кормилице. За каждого принесенного ребенка выплачивали по 2 рубля.

Но за истекшие сто с лишним лет правила приема младенцев в Воспитательный дом на Мойке изменились. Беспрепятственно принимались только дети, приносимые в первые десять дней по рождении (без выплаты вознаграждения), а дети иных возрастов должны были иметь метрические выписки. При младенце, найденном в соборе, таковых выписок не оказалось… Отцу настоятелю пришлось заняться сбором необходимых в таком случае документов.

Время шло, а младенец продолжал пребывать у вахтера Богачева и его супруги. Спокойный ночью и резвый днем, мальчик лег им на сердце, и Лука Яковлевич стал просить отца Александра благословения, чтобы взять подкидыша на воспитание. Зная Богачева как человека положительного, о. настоятель согласился на такое решение этого дела.

В записке, бывшей при подкидыше, ничего не было сказано о его крещении. Смущенный этим обстоятельством, Богачев просил разрешить и это его сомнение. Между тем, по церковному установлению, крещение как духовное рождение не могло повториться. Пришлось этот вопрос передать на благоусмотрение Духовной Консистории. В феврале 1882 года младенца Николая крестили по обряду, несколько отличному от обычного.

На этом можно было бы и закончить нашу «человеколюбивую историю». Но что дальше стало с ее героями?

Никакого упоминания о Николае, приемном сыне Л.Я Богачева, нам больше не пришлось встретить. Наверное, это была судьба честного труженика, гражданина, которому предстояло пережить непростое время.

Что же касается бедного подвального жильца, сторожа Луки Яковлевича Богачева, то о нем некоторые сведения имеются. Ежегодно (вплоть до 1917 года) о нем сообщает известный «толстый» справочник «Весь Петербург». Лука Яковлевич стал владельцем дома на Петербургской стороне (Матвеевская улица, д. 18, – ныне улица Ленина). Крупно ли ему повезло в каких-то новых делах или он получил большое наследство? Нам это не известно. Но доброе дело его оказалось вознагражденным вполне. А иначе и не бывает в историях, случающихся накануне Рождества.

Памятник победам

Своеобразие русского языка проявилось и в том, что в основу слова «памятник», обозначающего сооружение, посвященное какому-либо лицу или событию, было положено другое слово – «память», имеющее более широкое нематериальное значение. Благодаря этому у нас памятником может быть названо всякое творение, пробуждающее воспоминание о каком-то человеке или деле. Надо быть лишь более внимательным на улицах, чтобы, осмотревшись, увидеть не один памятный знак, оставленный для нас деятелями минувших эпох, дабы мы не предавали их забвению. Обратимся хотя бы к Казанскому собору…

Главной святыней Казанского собора всегда была почитаемая икона Казанской Божией Матери. С ней в 1612 году шло освобождать Москву от иноземцев ополчение во главе с князем Пожарским. А летом 1812 года к этой чудотворной иконе припадал М.И. Кутузов, прежде чем отправиться в действующую армию. Потом в собор, ставший для петербуржцев одним из памятников Отечественной войны, отсылались трофеи одержанных побед – отобранные у французов слитки серебра (переплавленные ризы московских икон) и знамена – «дары, приносимые воинами, Подателю Победы». А в 1837 году на полукруглой площади перед собором были поставлены бронзовые памятники победителям Наполеона – М.И. Кутузову и М.Б. Барклаю-де-Толли.

Памятные изображения, вещи и надписи наполняют собор. Но нет ли в облике собора чего-либо, что напоминало бы нам о событиях XX столетия?

За бронзовыми фигурами фельдмаршалов возвышается поднятый на пьедестале-барабане купол собора, который своими плавными очертаниями соединяет небо с землей. Купол покрыт медью, тронутой патиной, и кажется – так было всегда.

Но сметы, составленные архитектором А.Н. Воронихиным, свидетельствуют, что изначально купол собора и его кровля были покрыты «белым железом», окрашенным масляной краской. В 1892 году подрядчик Седов для покраски купола употребил бронзовый порошок. А через два года подрядчик Тихонов использовал для новой окраски алюминиевый порошок (известную нам «серебрянку»), который «держался лучше и давал больше блеску».