Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

***

Не было покоя всаднику на коне рыжем, в серой шинели с меховым подбоем, скакавшему во весь опор с предупреждением для государя о том, что Беннигсен уже не может командовать армией. За спиной у него остался Мемель, тронная зала изгнанного из Берлина короля Фридриха-Вильгельма, костявые руки, прикрепляющие к его колету Pour le Merit. Впереди мерцала огнями родная и незабвенная Рига - но прочь, главное - успеть выполнить поручние начальника. Дела на фронте были действительно плачевны; отчаявшиеся, оставшиеся без фуража солдаты разнесли Кёнигсберг в пух и прах; к тому же, туда свозили всех раненных, не хватало госпиталей и врачей. Армии пришлось отступить. Одно хорошо - французы были здорово побиты. Алекс фон Бенкендорф вместе с драгунским полком, вверенным ему, восстановил худо-бедно порядок и направился в Петербург. Шесть дней спустя он, бледный как призрак, стоял навытяжку перед императором Александром и докладывал всё, как есть, как видел сам, говорил кратко, чуть заикаясь, и государь не разглядел на этот раз в измученном молодом человеке прежнего надменного любимчика матушки, даже не сразу узнал его.

- Я так и знал, поручик, что ничего хорошего не выйдет, - вздохнул Александр, глядя на своего подданного и тёзку. - Наверное, стоит выдвинуть Гвардию. Я самолично напишу и Леонтию Леонтьевичу, и Петру Александровичу, вы им всё передадите... Впрочем, - царь встревоженно всмотрелся в Алекса, опасаясь, как бы тот тоже, подобно Долгорукову, не приехал смертельно больным. - Вам следует отдохнуть. Я пошлю другого человека.

Аудиенция на этом закончилась. Барон отправился на свою прежнюю квартиру и, едва зайдя в нее, повалился на кровать, дав себя раздеть слуге, и заснул так крепко, будто раньше ни разу в жизни не спал.

Потом император принимал Ливена, которому показал послания графа Толстого и Беннигсена. Кристоф прочел их, нахмурившись. Картина представлялась самая смутная. То ли было сражение, то ли нет - непонятно; но всё плохо, много наших полегло, хотя французов полегло ещё больше. Наша армия сократилась на треть, и сам граф Беннигсен просит сложить с себя должность главнокомандующего, ибо ему тяжело руководить ордой мародёров и армией калек.

- Что ты обо всём этом думаешь, Кристоф? - спросил государь, как только заметил, что его военный советник поднял глаза от бумаг. - Кстати, новость привез мне брат твоей супруги. Надо бы его наградить. Гонцов всегда награждают. Тем более, от нашего кузена Фридриха ему уже кое-что перепало - я видел. Я дам Бенкендорфу следующий чин, а то он засиделся в поручиках.

"Алекс живой и здоровый. Так Дотти и сообщу", - мимоходом подумал граф.

- Я вижу два варианта, Ваше Величество, - начал он, думая, как бы выразить свою мысль более обтекаемо. - Либо заключить перемирие...

Государь глянул на него с отвращением, и Кристоф осёкся.

- Продолжай, - глухо произнес Александр.

- ...либо ввести в Восточную Пруссию Гвардию, - Ливен аж взмок, впервые столкнувшись с ледяным презрением к собственной персоне во взгляде его повелителя. - И другие резервы. Создать ополчение. Я так думаю.

- Я тоже, - государь улыбнулся ему легко и обнадеживающе. - А этого Беннигсена никуда не денем. Сам кашу заварил, пусть теперь сам и расхлебывает.

Его улыбка сделалась ядовитой. Этому "цареубийце" государь хотел отомстить за смерть своего отца наиболее коварным и изощрённым образом. Навлечь на того чёрную славу полководца, погубившего армию - хорошая идея.

Кристоф был с ним в этом не согласен. "Надо ждать дальнейших известий", - думал он, выйдя из кабинета государя. - "Всё зависит от того, кто на самом деле выиграл в этом сражении. Надо порасспросить Алекса о том, что там творится в армии и что там была за битва".

Из дворца граф поехал сразу домой, предварительно наказав своему новому адъютанту, кавалергардскому поручику Григорию Орлову, привезти к нему все рапорты командующих армиями за последнее время. Назавтра он решил найти Алекса, если того самого не вызовут в Военную канцелярию. Он сидел почти до утра, пытаясь вникнуть в ход событий на театре военных действий и определить, что же там происходило на самом деле. Единственное, что смог понять Кристоф из противоречащих друг другу докладов, написанных зачастую туманным и неопределённым языком, без всяких фактов - борьба за власть в командовании продолжается. И это никуда не годится.

Под утро граф выпил чуть коньяку и вспомнил о младшем брате - его бригада была в авангарде, и в деле под Эйлау, о котором пришел последний рапорт, привезённый Алексом, Гансхен мог участвовать. Как он? Неизвестно. Кристоф и сам рад был бы находиться там, в походе - это хоть и трудно, но ясно и понятно. Здесь ему ещё разбираться в играх, которые вели Беннигсен и Толстой. И самому вести свою игру. Когда это кончится? Неужели вся игра действительно стоит свеч? Что всё это ему, в конце концов, даст? Кристоф налил себе ещё коньяку, приготовил трубку, закурил. Вновь поглядел на разбросанные по всему столу рапорты. Потом окунул перо в чернильницу и написал черновик приказа о производстве поручика лейб-гвардии Семёновского полка Александра Бенкендорфа в чин капитана. Поставил вчерашнюю дату.

"Проигрыш этой кампании грозит очень многим. Придёт Бонапарт, натравит поляков, они ворвутся в Остзейский край, и повторится польско-шведская война", - подумал потом граф и аж похолодел от этой мысли. - "Хоть бы всё оказалось не так мрачно, как описывает Толстой. Хоть бы пришло опровержение".

Ливен не знал, что 8 часов назад, на представлении "Фелицы" во Французском театре император Александр уже узнал о полной и безоговорочной победе над Бонапартом при Прейсиш-Эйлау. Утром Кристофа известит об этом князь Волконский, и он вконец запутается.

***

Вечером в день приезда Алекса фон Бенкендорфа император Александр появился в своей театральной ложе с прекрасной спутницей под руку. Анж пришлось долго уговаривать сопровождать его. "Я заставлю все слухи умолкнуть", - уверял государь свою любовницу, которую он ныне боготворил, забыв на время об очаровании Марии Нарышкиной, относившейся к его увлечению более чем философски. Александру страстно хотелось показаться на людях с такой красавицей, да и ей сидеть дома вредно - она не в тюрьме и не в плену.

"О нашем романе всё равно узнают рано или поздно. Лучше сейчас", - проговорила про себя Анжелика и отвечала ему вслух:

- Только ради вас, Ваше Величество.

Император пленительно улыбнулся. Он был в восторге от этой Анж, от этого "неземного ангела", от этой своей новой игрушки. "Выберу ей хорошего и, главное, снисходительного мужа", - думал он, удалившись в гостиную, чтобы дождаться княжну, приводившую себя в порядок перед выездом. - "Например, Ожаровского. Или нет... Неважно. Всё равно я буду вместе с ней". Потом мысли о том, что и эта война будет проиграна, омрачили всё его счастливое расположение духа. Неужели он вновь окажется опозоренным перед всей Европой?

Анжелика, наконец, спустилась вниз, одетая в дорогое платье из прохладного зеленого шёлка, с вышивкой в виде еловых лап по подолу. В ушах её качались овальные серьги - хризолит с алмазами, давний подарок её родственника. Голова была убрана в прическу римских весталок - две косы спереди обручем охватывают голову, сзади волосы завиты. Александру нравился вкус этой девушки - она умела выглядеть и просто, и необычно одновременно. Государь подал ей руку, и они поехали в театр. По дороге, набросив на плечи княжны соболье манто, он поделился с ней своими печальными мыслями. Она улыбнулась.

- Не пройдет и двух действий, как вы узнаете о победе вашего оружия, - тихо произнесла она.

Александр недоумевающе посмотрел на неё.

- Но мне передали совсем иные сведения. О мародёрстве, нехватке госпиталей для всех раненных и больных... - возразил он ей. - О том, что, похоже, нас побили, и Беннигсен складывает с себя полномочия главнокомандующего.