Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

- Не предлагаю, - пожал плечами Кристоф, поморщившись от ненавистного ему пафоса в голосе родственника. - Но репутацию свою в глазах императора ты спасёшь.

- Подожди. То есть, моя честь поругана из-за того, что я сказал правду?! - воскликнул барон. - А этот Ставицкий...

- Ставицкий выполнял свою задачу. И не ваша с ним вина, что ваши задачи оказались прямо противоположными по сути своей, - спокойно отвечал на это Ливен. - К тому же, тебе не кажется, что фамилия у него подозрительная? На "-цкий"?

В глазах его, слишком светлых, всегда слишком безмятежных, зажёгся инквизиторский огонек.

- Он, кажется, малоросс, - осторожно произнёс Бенкендорф.

- Мне всё едино, - вздохнул Кристоф. - Все эти славяне, вносящие в жизнь хаос. Насчёт правды. Да, государь верит в то, во что хочет верить. А в хорошие новости верится легче.

- Так какой же у меня второй выход? - с вызовом спросил Алекс, которого несколько покоробили слова зятя о "славянах". - Я его не вижу.

- Подумай, - Кристоф отложил докуренную трубку.

- Я уеду обратно в армию, - решительно проговорил Алекс.

- Как хочешь, - Ливен казался несколько разочарованным его ответом.

- Граф Толстой - наш человек, - медленно произнёс барон.

- Наш, - кивнул Кристоф. - Поэтому ты его адъютант. Но если тебя убьют в бою, это будет совсем некстати.

- Зато справедливо. И меня не убьют, - усмехнулся его родственник.

- Откуда такая уверенность?

Алекс пожал плечами. Потом пристально посмотрел на собеседника и прошептал:

- Верни Жанно. Он гибнет там.

- Целая армия гибнет там. Чем же твой кузен особенный? - цинично усмехнулся Ливен.

- Ты не понимаешь...

- Твои чувства я понимаю, - холодно произнёс Кристоф.

Повисла тягостная пауза.

Он зажёг последнюю сигару немного подрагивающими руками, отвернулся и глухо, через плечо проговорил:

- Если ты женишься... Или встретишь женщину, для которой... - он осёкся, хотел сказать: "Для которой возможно нарушить все законы Божеские и человеческие", но это было бы чересчур пафосно. - Ты понял, в общем... И между вами возникнет третий... Ты поймёшь меня.

Алекс с трудом мог его понять. Что у него сестра за роковая женщина такая! Интересно, между ней и Жанно что-то было? Вряд ли. Доротея вообще не интересуется жизнью своего кузена. А, может быть, это хорошо рассчитанная тактика? Впрочем, ревность и собственничество Кристофа были его родственнику прекрасно известны. Граф считает, что "тот, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с ней в сердце своём" и, естественно, не мог такого стерпеть. Он ныне чувствовал, что потоптался по больному месту Кристофа, и странно - осознание того, что этот холодный и жестокий потомок ливонских королей обожает его рыжую сестрёнку до умопомрачения, несколько выводило его из себя - сочувствия не вызывало уж точно.

Ливен, тем временем, сумел совладать с эмоциями, обозвав себя мысленно "тряпкой". Он обернулся к Алексу и проговорил:

- Ты будешь вместо него.

- Хочешь назначить меня своим адъютантом? Но это слишком... - начал Алекс.

- Нет. Смотри, - Ливен показал ему приказ о назначении родственника полковником. - Не успеешь доехать до Пруссии, как это вступит в силу.

- Государь подпишет? - с сомнением произнес Бенкендорф.

- А куда он денется? - граф улыбнулся краем рта. - Запомни: если я что-то обещаю, то это исполнится.

- Ну ты прямо волшебник, - невесело пошутил Алекс.

- Я только учусь... Но Рижский конно-егерский у тебя в кармане, - Ливен закашлялся - да, курить надо меньше, в идеале - вообще бросать эту привычку, которая у него лет с пятнадцати.

- Слушай... Ты всерьёз намерен становиться королём Ливонии? - недоверчиво спросил Алекс, вновь разглядев в его глазах искру фанатизма.

- А что мне еще остается делать? - загадочно переспросил Ливен. - Я бы мог, как ты, поехать в армию, я даже просил лично государя отправить меня на фронт.

- И что?

- Как видишь, - Ливен запустил руку в волосы. - Сказал: "Где я ещё найду начальника Штаба?"

- Знаешь, - задумчиво проговорил Алекс после небольшой паузы. - Мне интересно, зачем оно тебе надо на самом деле? В Ливонии не было королей. Никогда. Так мне говорили. Мы все подданные России, её государям и служим. Были безумные пророки и проповедники, утверждавшие, что Остзейскому краю следует отделиться от Империи. И я всегда думал, что тебе важнее твой чин и титул, чем эта химера.

Кристоф прервал его:

- Хочешь знать, зачем мне это нужно? Смотри. Мне тридцать два. Я ничего не достиг. Военный я никудышный, стратег - так себе. Я это понимал и пять лет назад, и всегда. Уже надоело доказывать всем, что я и в самом деле заслужил всё то, что имею. Кроме того, меня могут сместить в любой момент. Просто так. Потому что надоел, потому что на меня кто-то наговорил, потому что я себя неправильно повёл. Всё может поменяться.

- Думаешь, эти притязания на ливонскую корону обеспечат стабильность твоего положения? - со скептицизмом в голосе спросил Бенкендорф.

- Нет. Зато меня будут помнить. Зато, когда поведут на каторгу, я пойму - за что, - и снова глаза графа загорелись нездешним огнем. - Мои дети будут мною гордиться - или проклинать. Мой собственный отец, например, был честным служакой, генерал-майором артиллерии, в Киеве губернаторствовал - и что? Жил - и умер. Я не могу сказать нынче про него ничего ни хорошего, ни дурного. Я, его родной сын... Мои дети запомнят меня. Моё имя останется в истории.

Алекс передернул плечами. Такого рода амбиции были ему не очень понятны. Если бы Кристоф начал вещать о своей избранности, о любви к власти - барон бы его понял, пусть бы и не поддержал. Но история... Зачем думать об истории? Что это вообще такое?

- Ты мыслишь категориями прошлого царствования, - Бенкендорф перевел разговор на другое. - Неожиданные опалы не в духе нынешнего государя. Он просвещён и добродетелен.

Граф фон Ливен язвительно рассмеялся.

- А чей он сын, этот твой обожаемый государь? А?

- Он внук великой Екатерины, - горячо произнес Алекс.

- Вавилонской блудницы, - поправил его граф. - Одно другого не легче. Но император Александр - родной сын Павла. Не бастард. А кровь - не вода.

- Ты неблагодарный, - вдруг проговорил его шурин. - Тебе столько милостей, а ты...

- Mein Gott. Избавь меня от риторики, - поморщился Ливен. - Иногда мне кажется, что тебе нужно играть в театре.

- Слушай, государь видел, что творилось при его отце, и он старается вести себя иначе. Разве ты не понимаешь?... - барон чувствовал, что сейчас взорвётся от гнева и обиды за своего повелителя. - У него доброе сердце.

- От того, что ты поешь дифирамбы Александру Павловичу за глаза, он не полюбит тебя больше, - подытожил Кристоф, с усмешкой глядя на своего разрумянившегося родственника.

- Он на меня вообще не смотрит, - признался Бенкендорф. - Но я, даже не пользуясь расположением монарха, не злословлю его. В отличие от тебя - фаворита.

- Как ты сказал? Фаворита? - Ливен снова рассмеялся. - С чего ты взял?

- Ты сопровождаешь его повсюду... Обедаешь в Зимнем, - начал перечислять барон.

- Ерунда какая. Я же говорю - государь своеобразно выбирает себе подчиненных. Меня он пока терпит. А вот Долгорукова покойного любил, хотя тот был сущим идиотом, если честно. Чарторыйского до сих пор забыть не может, хотя тот и рога ему ветвистые наставил. И действовал в пользу Польши всё то время, что занимал должность канцлера, - Кристоф глядел поверх головы Алекса, удивляясь самому себе - зачем он откровенничает с этим мальчишкой? Кто его заставляет?

Кристоф заговорил о фон дер Палене и о том, как и за что того отправили в опалу.

- Палена выбрали козлом отпущения? - с сомнением спросил Алекс.

Граф в ответ проговорил:

- Избавиться от него было удобно. Государь на тот момент любил поляков, отчаянно хотел вернуть в столицу этого Чарторыйского и готов был отвалить тому Польшу в личное пользование. Граф Петер, по сути, хотел того же, что и я. Независимой Ливонии.