Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

- Соболезную, - тихо произнес он. - Я узнал о смерти вашей матери...

Анж молчала, смерив самодержца взглядом, от которого тому стало не по себе.

- Ваше Величество, - проговорила княжна Войцеховская после минутной паузы. - Я теперь ваша заложница?

"Проклятое слово", - поморщился государь.

- Вы свободны, - отвечал он, стараясь избежать её взгляда. - Моя вина, что я оторвал вас от семьи, не дал попрощаться с матерью... Но поймите, без вас мне сложно.

- Как странно, - княжна сплела пальцы "живой" правой руки с пальцами "мёртвой" левой, и от взора Александра не укрылось то, что левая кисть девушки высохла. Боль пронзила его сердце. Он сам не был лишён некоторых не очень явных физических пороков и тщательно скрывал их. К увечьям других, будь то шрамы, следы оспы, отсутствующие конечности, он относился с жалостью, смешанной с гадливостью. Бездействующая рука у девушки, отличающейся идеально красивой наружностью, несколько пугала его. Кажется, в Пулавах он не заметил этого дефекта у неё.

- Что именно странно? - государь подошел к окну, взглянул на освещённые бледным светом фонарей редкие падающие снежинки.

- Мы виделись с вами, Ваше Величество, несколько раз, а вы только недавно поняли, что любите меня.

Анж держалась спокойно, без трепета перед властелином полумира. Государь ей нравился - в нём не было надменности и застывшей монументальности, как можно того ожидать. Теперь она могла хорошо представить себе, чем Александр завоевал сердце Адама - своей естественностью и лёгкостью.

- Я не знаю, княжна, что на меня нашло, - признался император. - Возможно, я унаследовал черты характера моего покойного отца.

- К сожалению, не могу судить, Ваше Величество. Но знаю точно - кровь предков всегда остается в нас, - Анж отхлебнула горячего чаю из принесённой камер-лакеем чашки, посмотрела в окно.

Фраза, произнесенная ею, заставила Александра вздрогнуть. Но он взял себя в руки.

- Я не требую от вас любви и повиновения в моих прихотях, - глухо проговорил он. - Вы вольны отказаться от всего, что я вам предложу в качестве милости, подарка - о, совершенно безвозмездного подарка, клянусь вам! - и уехать к родным, и забыть всё это безумие. Если я вам не нравлюсь, если вы, как и дядя, разочаровались во мне...

- Нет, - вскинула глаза на него Анжелика. - Я ваша.

Александр задрожал. Как легко она это произнесла! "Ваша". Je suis Ю vous, sir. Без драматичности и надрыва, в отличие от королевы Луизы, без игривости, в отличие от Нарышкиной, без рабской покорности, как те, безымянные, случайные, ослеплённые его красотой и блеском. Так может говорить лишь женщина, уверенная в своих силах и в непоколебимости собственной Чести. И государь сделал невозможное - встал перед ней на колени. Анж медленно улыбнулась, и эта улыбка сделала её еще более похожей на Адама Чарторыйского. Этот государь был у её ног. Он обнял её колени и в порыве страсти приподнял тяжёлый подол её платья, обнажив изящные щиколотки в чёрных чулках. Она не отстранилась, и его рука скользнула выше. Анж чувствовала, что ладонь императора влажна от волнения и страсти, но сама не ощущала ничего, даже когда пальцы Александра дотронулись до внутренней поверхности её бедра и достигли паха.

- Дом на Английской набережной... - шептал он. - Муж из Рюриковичей... Бриллиантовый гарнитур - это само собой... Получите всё, что в нашей стране может получить женщина... Обещаю.

Княжна вдруг оттолкнула государя от себя. И проговорила:

- Освободите Польшу, Ваше Величество.

Александр простонал в досаде. Опять Польша! Почему Польша? Правильно, она же племянница Чарторыйского, небось, с детства воспитывалась, как и дядя её, в ненависти к "москалям" и под призывы "освободить "ойчизну". Насколько же всё-таки коварен Адам. Заслал эту "прелестную сабинянку" с тем, чтобы она проталкивала идеи "Фамилии" при Дворе. Не пощадил дочь родной сестры.

- Да, - устало-насмешливым тоном отвечал Александр, выпрямившись и вновь усевшись за стол. - Как же я забыл, что вы полька. И не просто полька, а из рода Чарторыйских. Но вашего отца, насколько я знаю, убили за приверженность России?

Он хитро взглянул на девушку.

Княжна резким движением оправила платье.

- Считается, что это так, - тихо произнесла она. Затем, ударив его жёстким взглядом, продолжала:

- Государь, знаете ли вы, что нас в Варшаве считают предателями? У всех нас полно врагов из числа наших же соотечественников. Нам не на кого уповать, кроме как на вас. Помните Пулавы? Радость шляхты и крестьянства была искренней - кому, как не мне, это знать!

Затем её голос потеплел, и Анж продолжала с улыбкой на устах:

- Именно тогда я и полюбила вас, Ваше Величество. Всё моё детство и юность дядя Адам - а он заменил мне отца - говорил мне о вашей душе, добродетелях и благородных намерениях. Я ему верила. И не прекращаю верить.

Глаза девушки блестели, Александру она напоминала героинь пьес Расина. "Когда её бабка умрет, титул "матки отчизны" получит Анжелика", - подумал он, весьма польщенный сказанным. Но не следовало поддаваться своим чувствам. Сия Эсфирь требует от него невозможного. Повернуть войска на Варшаву? Неслыханно! Там стоит мощный французский гарнизон, в Польше от его армии, порядком ослабевшей в ходе тяжёлой зимней кампании, совсем ничего не останется.

- Как я могу освободить Польшу, если её уже освобождает Бонапарт? - вяло усмехнулся император. - Мне докладывали, как французов встречали в вашем родном городе, княжна. Цветами, балами и маскарадами.

- Это были предатели, - твёрдо отвечала Анжелика. - Предатели и глупцы. Бонапарт не даст им свободу. Он превратит всех тех, кто нынче радуется его приходу и его победам, в пушечное мясо, в рабов. Королём он посадит француза, какого-нибудь своего родственника, как уже случилось в Голландии. Так оно и будет. Но первые же успехи русской армии на полях сражения покажут этим недостойным, что сила - за вами.

"Господи, она говорит совсем как Адам, с таким же пафосом", - Александру стало даже не по себе от такой мысли. - "Он её надоумил. Или сия красавица сама додумалась до этой речи".

- С Богом мы победим, - произнес он, но как-то неуверенно.

- Именно! - Анж аж раскраснелась от патетики своих слов. - Вы будете Освободителем моего многострадального народа, и России - от векового унизительного рабства, да что там - всей Европы от этого нового вида рабства, в которое нас ввергает подлый корсиканец! Я это ясно вижу. И надеюсь дожить до дня вашего триумфа. Верю, что этот день настанет очень скоро. Поэтому я отдаю вам себя.

Девушка порывисто обняла его. Он поцеловал её. Как и несколько лет тому назад, Александр был опьянён льстивыми словами, благодаря которым Адам Чарторыйский смог вить из него веревки. Только князь ещё говорил о Парламенте, Конституции, прогрессе, а его племяннице хватало одной женской привлекательности, чтобы сделать её речь убедительной...

- Ангел мой, - произнес он ласковым голосом. - Когда?.. Я прикажу отвезти вас в закрытой карете на Английскую. Там всё готово. Если я приеду ближе к ночи - просто побыть с вами рядом - вы не против?

Княжна кивнула.

- Я прошу одного - в свете о моём присутствии здесь никто не должен знать, - произнесла она. - И я желаю иметь право уехать тогда, когда сочту нужным.

"Она опять просит невозможного", - со вздохом подумал император, - "Я не могу отслеживать всё то, о чём говорит свет. Впрочем, когда пойдут слухи, я в любой момент смогу отправить её к дяде".

- Конечно, любимая, - отвечал он.

Выходя из кабинета государя, Анж наткнулась на великую княжну Екатерину, скорым шагом поднимавшуюся по лестнице. Та сначала не обратила на княжну Войцеховскую внимания, но, узнав её по осанке и чертам лица, остановилась как вкопанная. Анжелика к тому времени уже ускользнула из дворца. "Она - не она? Она!" - воскликнула про себя Като, входя в кабинет брата. Всё то, что она собиралась до этого сообщить государю, улетучилось у неё из головы.