Тимур-завоеватель и исламский мир позднего средневековья

Счастье и успех в некоторой степени не оставлял» Бурхан-ад-дина. Около 1383 года он разбил монголов под Токатом и захватил огромные трофеи — важный шаг для укрепления своей власти. Во всяком случае, так истолковывает Азиз победу. Бурхан-ад-дину сейчас сорок лунных лет, и сущность Мухаммеда, должно быть, стала очевидна в его жизненном пути: именно в начале пятого десятка жизни Мухаммед стал пророком, а это был решающий шаг к получению позднее полной власти и к действительно независимому господству86.

Как Мухаммед после хиджры стремился адоевать свой родной город Мекку, так и Бурхан-ад дин боролся за завоевание Кайсери. Если он хотел для этого использовать не слишком большие силы, то должен был на севере себя обезопасить. Но едва он продвинулся к своему родному городу, как Мутаххартен, правитель Эрзинджана, которого он сначала недооценил, напал на Сивас, оставленный без войска. Бур-хан-ад-дип мирно с ним договорился и завладел Кайсери уже в 1384 году. И Мухаммеду, наконец, удалось завоевать Мекку, и с тех пор как Султан взялся за меч и вмешался в дела политики, прошло почти семь лет, которые подразумевали те семь дней, которые, как он рассказывал, он видел во сне — дни, полные волнений и тревог!87 «Подожди еще семь дней!» — предуведомляли его, когда дервиши из потустороннего мира дали ему пояс, капюшон и колчан88.

Когда Султан подчинил своей власти и урегулировал дела Кайсери, он вернулся в Сивас после восстановления согласия и завоевания того, чего он жаждал, и приступил к потягиванию вина и чоканъю бокалами, общению и наслаждению и вымыл вином из бокала пыль злых дней из своей груди, совсем так, как сказал поэт:

Попотчуй вином нежнорозовым

как анемона,

как слезы, блестящие на щеках любящего!

Знаток дней никогда не хвастает ими,

еще перед бедой он хочет наслажденья.

Что такое жизнь? Сила и молодость,

бокалы и ласки с самым любимым!

***

Дух, не испачканный земной пылью,

из того чистого мира пришел сегодня

к тебе в гости. Подкрепляй его всегда утренним глотком,

прежде чем он скажет тебе: «Теперь твой вечер»89.

Слишком скоро, иначе чем у Мухаммеда после триумфального вступления в Мекку, начались неудачи у Бурхан-ад-дина. Разногласия с княжеством Кара-ман, но прежде всего укрепление своих позиций в возвращенном Кайсери вынуждали Бурхан-ад-дина лавировать между многими силами и партиями. Даже владение Сивасом было ненадежно. Когда он вел войну у Кайсери, один портной и меняла в союзе с двумя ахи-дервишами90 установили связь с врагами Бурхан-ад-дина. Один из этих двух божьих людей до этого поссорился с Бурхан-ад-дином и был изгнан из города. Но потом ему позволили вернуться и даже предоставили ему скит, из которого он завязал целую сеть предательских связей. Другой дервиш совершил паломничество в Ирак. На могиле Али аби-Талнба в Неджефе он был одет в латаную одежду шиитского ордена. После этого он вернулся в свой родной город91. Третий божий человек, который участвовал в этом заговоре против Бурхан-ад-дина, был епископ. Целью было восстановление господства потомков Эретны. И после более шести лет султаната Бурхан-ад-дин в глазах многих оставался не кем иным, как разбойником, укравшим трон.

Однако он одержал победу и в этот раз и немного позже снова заставил Кайсери подчиниться своей власти. Он вернулся в Сивас и использовал после этого кажущееся спокойствие для широкомасштабных охотничьих предприятий, которые привели его к границам княжества Эрзинджан Мутаххартена. Вдруг ему приносят известие, что Тимур с громадными войсками блуждает на востоке Анатолии. Это был 1386 год. Мавераннахрская армия захватила Тебриз после того, как перед этим Тохтамыш со своими кипчаками напал на Азербайджан. В конце лета Тимур сам был на месте военных действий на северо-западе Ирана, занятый созданием надежного заслона от кипчаков западнее Каспийского моря и устранением «ди-адохов». Кем мог быть Бурхан-ад-дин в глазах Тимура, если не незаконным преемником «диадоха» Эретны? Ожидаемая со страхом война Тимура против Тохтамыша в конце концов ограничилась несколькими боями весной 1387 года92. Тимур все это время стремился заставить князей Восточной Анатолии быть ему обязанными, пусть даже силой оружия, так как в случае крупного конфликта с кипчаками он должен был иметь свободный тыл. Под Эрзерумом он побеждает турецкий союз «Черный баран», претендовавший на землю между озерами Ван и Урмия. Некоторые анатолийские правители были готовы подчиниться, среди них Мутаххартен, отправивший к Тимуру посланника93. В Каире, между тем, беспокоятся — намеревается ли Тимур напасть на Сирию? Когда весной 1387 года стало известно, что Эдесса пала и Амид осажден, султану мамлюков пришлось серьезно подумать о защите своей империи. Через несколько месяцев в Каир приходит спасительное известие, что Тимур повернул в Южный Иран. С облегчением перестают всем этим заниматься94.

Но вернемся к Бурхан-ад-дину! Он срочно возвращается в Сивас при известии о появлении Тимура в Восточной Анатолии и приказывает ремонтировать долговременные укрепления. Лично предстать перед Тимуром он не отваживается. Но не только от того непредсказуемого военачальника нужно защищаться. Будто на Анатолию напала не далеко превосходящая сила, а лишь еще один мелкий князь в лице какого-то Тимура борется за то, чтобы получить немного больше власти, продолжаются в эти месяцы беспорядочные стычки. Мутаххартен, уже испытывающий ужас перед Тимуром, собирает вокруг себя остатки побежденных туркменов; он хочет напасть на Сивас95. Политическая ситуация в Анатолии становится все более непонятной. Найти себе какого-нибудь сильного союзника желательно в любом случае. Но кого? Скорее Бурхан-ад-дин мог бы найти поддержку еще у мамлюков в Сирии. Однако его отношения с ними более чем расстроены. Двуличие — обычное явление в маленьких войнах, в которых каждый когда-нибудь выступал против другого, каждый с кем-нибудь шел вместе. Недоверие витает под прикрытием многословных проявлений преданности.

Бурхан-ад-дин, хотя и не подчинился Тимуру, конечно, не мог выказать ему откровенной враждебности. Он посылает к Тимуру дервиша с посланием (какого содержания, не говорится); следует предположить притворную покорность. Собственно, задача посыльного — выведать численность войск и узнать все интересное о Тимуре и его окружении. Дервиши с такими поручениями не были редкостью. Тимур, который сам пользовался такими набожными разведчиками, обращался с посланником с необходимой хитростью. С сообщением для Бурхан-ад-дина он отпускает его в обратный путь. По дороге посланника перехватывает Мутаххартен, который обнаруживает письмо для Тимура. Нет ничего более срочного, как сообщить мамлюкам в Сирии, что Бурхан-ад-дин находится в тайной связи со страшным правителем Ма-вераннахра. Дурная репутация, которой кади пользуется у сирийских мамлюков, находит, видимо, подтверждение.

В области, которую охватывает севернее Алеппо дуга Евфрата, от Мараса вверх до Дивриджи, южнее Сиваса, с середины четырнадцатого века обосновалось объединение туркменов под владычеством Дулькадиров; мамлюки для обеспечения левого фланга своей империи претендовали на верховную власть над ним. Бурхан-ад-дин, который всегда умел сохранять независимость от мамлюков96, давно считался другом Дулькадиров, оказывая им активную поддержку. В Сирии на это смотрели с недовольством, не имея возможности что-либо изменить. Пожалуй, вспомнили с затаенной злобой о том, что мамлюки когда-то помогли Эретне и его династии занять высокое положение; узурпация власти Бурхан-ад-дином уменьшила влияние мамлюков на Центральную Анатолию.

Какими напряженными были отношения между Сирией и Сивасом показывает один, сам по себе незначительный случай. Али Бек отправил по монгольскому обычаю купца97, соответственно договору, с товарами в поездку. Тот как раз находился в Сирии, когда Али Бек умер. Мамлюки воспрепятствовали тому, чтобы товар был возвращен в Сивас, на что Бурхан-ад-дин возместил свои убытки за счет купца султана Баркука. Когда в 1387 году ожидали нападения Тимура и готовились к обороне, насколько это было возможно, тот купец пожаловался войсковому интенданту Баркука в Дамаске. Баркук приказал вручить в Сивасе нашпигованное оскорбительными выражениями послание, на которое Бурхан-ад-дин ответил в том же духе. Грубые письма с угрозами были обиходным стилем между враждующими державами98. Но что сильнее всего должно было встревожить окружение Баркука — это замечание, которое Бурхан-ад-дин, по высказыванию Азиза, сделал просто шутя: он отныне больше не хочет терпеть, чтобы черкесские мальчики ездили в Сирию через его область 99. Этим он задел, очевидно, самый чувствительный нерв мамлюкского султана, так как тот в Сирии и Египте должен был форсировать глубокие преобразования в отношениях власти, в ходе которых были вытеснены преимущественно военные тюркского происхождения со своих влиятельных постов. Вместо них теперь черкесы имели слово — перелом, который современный наблюдатель Ибн Хальдун оценил как смену «государства тюрков» государством черкесских военных рабов.