Тимур-завоеватель и исламский мир позднего средневековья

Стремления восстановить Александрию не дало плодов. И в 1369 году посланник султана поехал на Кипр, он должен был согласовать мирный договор. Снова оживилась торговля. Пленных мусульман, конечно, не передали, они стали тем временем христианами12. Угрожать султан не мог. Но он подготовился к одному предприятию, которое должно было вытеснить из памяти перенесенный позор: десант на Кипр. Для этого были построены корабли, среди них транспортное судно для лошадей. В роскошном облачении аль-Ашраф Шабан поскакал однажды в ноябре 1366 года из крепости вниз, к Нилу, чтобы увидеть укомплектованные экипажами для боя корабли, парадом плывущие по реке.

Йелбоджа Старший, создатель этого флота и сильный мужчина, который со своей солдатней вызывал страх и ужас, после маневров удалился в свою роскошную палатку. Торжества показали наблюдающей толпе его мощь. Но она оказалась более хрупкой, чем можно было предположить. Так как Йелбоджа был садистом, жестокой суровостью согнул он своих военных рабов; кто роптал, тому он велел отрезать язык. Делегация мамлюков за несколько дней до этого умоляла его о более мягком обращении, но была грубо выпровожена. Но в то время как Йелбоджа еще воображал себя на вершине власти, удар по нему уже был подготовлен. Его роскошная палатка была окружена. Когда он узнал об опасности, то оделся феллахом и ускользнул, объединил вокруг себя в Каире всех тех, кто еще был ему верен, занял крепость, назначил нового султана. Но жители Каира (это мы уже слышали) не дали на этот раз себя снова запугать. Они отказались присягать на верность: базары были закрыты, чернь пела издевательские песни о Йелбодже. Аль-Ашраф Шабан находился в это время на западном берегу Нила под Имбаба; на лежащем перед ним острове на Ниле Замалек Йелбоджа собрал оставшиеся у него силы. Перед бесчисленными любопытствующими, которые не делали тайны из своей симпатии к аль-Ашраф Шабану, устраивали обе партии сильные перестрелки через рукав Нила, причем использовалось и огнестрельное оружие. Наконец, привели новый флот, чтобы доставить султана на восточный берег. При этом флот был сильно поврежден. Аль-Ашраф Шабан спасал для себя султана: Йелбоджа Старший наконец попал в руки собственных мамлюков и был убит13. Тиран был мертв; наступательная кампания тоже была проиграна.

Пословица: «Нужно знать, кому давать взятку, так как каждый любит жизнь и хочет царствовать!»

По этому поводу одна история. Друг рассказал мне: «Как-то я совершал паломничество из Дамаска в святой Иерусалим. По пути остановился на ночлег. Было холодно и ветрено. Мы, несколько человек, (были в одном из складских помещений, среди нас один дрессировщик со своей женой, громадной обезьяной и клячей. Мы сидели и беседовали, и ночь продолжалась. Тут обезьяна притворилась, будто она совсем сонная и дремлет. «Эта обезьяна что-то намерена делать, — сказал я себе, — поэтому она представляется сонной и хочет, чтобы мы уснули!» Поэтому я стал внимательно за нею следить. Все наконец задремали, один я только притворился спящим. Я хотел увидеть, что она будет делать. Так как она теперь думала, что все спят, то направилась к жене своего хозяина, дрессировщика, и совокупилась с ней. Когда я это увидел, я привстал, и когда обезьяна заметила, что я за нею наблюдал, пошла и обшарила карман своего хозяина, выташила кошелек с деньгами, а именно с пятьюстами дирхамов, и принесла его мне — как будто хотела сказать: «Возьми это и молчи!» Я взял деньги, помолчал и уснул, страшно удивленный тем, что увидел. Утром мы сидели вместе с дрессировщиком, который вдруг заметил, что у него украдены деньги. Он закричал: «Слуги, дверь не открывать, мои деньги пропали, но обезьяна знает, кто это сделал, так как она охраняет нас, когда мы спим!» Слуга запер дверь. Я страшно испугался, что обезьяна укажет на меня, и не знал, что делать. Если бы я вытащил деньги и рассказал, что произошло, мне никто бы не поверил. Итак, я молчал. Когда стало совсем светло, пришли все обитатели ночлежки. Их было немного, среди них один еврей. Обезьяна осматривала всех по очереди. Наконец, она подошла к еврею, крепко уцепилась за него и начала визжать. Все закричали: «Это еврей, и никто другой украл у дрессировщика деньги!» Но еврей настаивал на своей невиновности. Теперь дверь снова была открыта. А я удивлялся обезьяне, что она вцепилась в еврея, а не в мусульманина. Дрессировщик потащил еврея к наместнику, чтобы тот приказал его высечь. Тогда я сказал себе: «Это несправедливо. Пойду к наместнику и расскажу, что я видел». Когда я к нему вошел, еврея уже приковали, чтобы бить. «Не его! — крикнул я. — Он ничего не сделал!» Теперь я сообщил все, как произошло, и отдал деньги дрессировщику. Наместник приказал убить обезьяну, и ее заковали и забили». Разве это не удивительно? Посмотри... на обезьяну! Она знала: надо дать взятку, тогда дело уладится! На сколько больше знают сыновья Адама об этом!14.

Эту историю, от которой волосы встают дыбом, рассказывает нам Мухаммед Сасра из Дамаска, вставив ее в сообщение о разрушении его родного города во время волнений, в которых черкес Баркук снова завоевал для себя султанат после того, как его на несколько месяцев прогнали с каирского трона и держали в плену в крепости Керак. В декабре 1389 года Баркук сумел собрать под Дамаском вокруг себя часть своих старых сторонников: в самом городе, однако, он сначала не мог удержаться, так как чернь, подстрекаемая кади Ибн аль-Кураши, одержала верх. В последующих стычках, в которых особенно наводил ужас грохот пушек, целые кварталы города начинали гореть. Полный бессильной ярости Ибн Сасра сообщает: Ибн аль-Кураши и его сторонники, «дураки», сидят в безопасной башне, подстрекают ободряющими выкриками массы на борьбу и покорно мирятся с тем, что город превращается в развалины. Разве Пророк не предупреждал, что если два мусульманина скрестили друг против друга клинки, то оба сгорят в огне ада? Об этом вспоминает Ибн Сасра, и о своей ненависти к тому самому Ибн аль-Кураши пишет он в своем дневнике, чтобы облегчить душу. Неподкупным должен быть судья, требует Ибн Сасра с ожесточением, правда, не объясняя нам, насколько нарушил эту заповедь Ибн аль-Кураши.

Он добавляет анекдот о силе воздействия подарков, которые приподмосятся в нужный момент, — именно таковы теперь исламские сановники, насквозь испорченные! Так сильно развращены люди властью денег, что даже обезьяна может следовать этому! Жалобы на судей и других чиновников, которые предоставляют свои услуги эмирам для прикрытия их предосудительных махинаций, не принимая во внимание шариат, соблюдение которого они должны гарантировать, в сирийских и египетских источниках четырнадцатого века не редкость. Мамлюки, часто лишь поверхностно знакомые с исламом, правят и притесняют по своим собственным правилам; они не изгоняли местных образованных мусульман, они подчинили их себе, так как именно мамлюки распределяли доходные должности. Политическое влияние семей, таких как Бану Сасра, из поколения в поколение занимавших посты, которые можно было получить только после обстоятельного изучения исламских наук, постепенно уменьшалось, по меньшей мере, с середины четырнадцатого века15.

Так возрастала, как казалось Ибн Сасре, власть чистых денег 16. Богатый маклер и бессовестный делец Ибн ан-Нашу - это был как раз человек по вкусу военных: он мог им достать необходимые деньги, и поэтому они сделали его эмиром — ранг, который ему никогда в жизни не удалось бы получить из-за его низкого происхождения! И, наконец, этот Ибн ан-Нашу, который брал себе должность за должностью, был истинным правителем Дамаска. Значит, наступили плохие времена для тех, кто еще поддерживал старое образование! Ибн Сасра доверил своему дневнику многочисленные стихи, в которых говорится о всесильи денег: у кого есть деньги, к тому прислушиваются; деньги помогают трусу победить героя; деньги решают, что правильно, а что неверно, — короче, деньги могут просто все! И не в последнюю очередь именно дьявол сеет такую мудрость; Ибн Сасра верит в это совершенно серьезно17.