Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

- Я просто не могу себя контролировать, - прошипел сквозь зубы государь. - А ты этим нагло пользуешься.

- Разве Лагарп тебя не учил, что нельзя стеснять свою природу? А это, - она встала перед ним на колени и положила руку на горячую рельефную выпуклость в его лосинах.- Вполне себе часть твоего естества. И эта часть нынче очень хочет на волю. Ей тесно.

Дальнейшее произошло очень быстро. Он даже не успел опомниться, почувствовав, как вошел в её лоно. "Моя сестра. Моя родная сестра. Как я докатился до жизни такой?" - подумал Александр, достигнув экстаза. И подсознание быстро выдало ответ на этот вопрос: "Отцеубийца вполне может стать и кровосмесителем".

Като же утолила свое любопытство и была несколько разочарована. Однако она, наклонившись к брату, прошептала:

- Ещё раз с днем рождения.

- Оно было позавчера, - заметил Александр, приводя себя в порядок.

- Лучше поздно, чем никогда, - сказала Екатерина.

- В нашем случае лучше никогда.

Она взяла его за подбородок и произнесла:

- Не будь таким моралистом. Твой друг Адам, например, давно уже спит со своей племянницей.

- Ты повторяешь слухи или тебе это действительно известно? - Александра вдруг объяло острое чувство гадливости.

- Спроси у него как на духу, - пожала плечами девушка.

- Неважно, - отрешенным голосом отвечал император. - Честно говоря, мне всё равно, с кем он спит. Ты, кажется, хотела обсудить со мной смерть Долгорукова?

- Его отравили, - повторила Екатерина.

- Его не успели отравить. Он слёг в день своего приезда из армии и уже не встал, - тихо отвечал государь, не глядя на сестру. - Конечно, его могли отравить и в армии, но военные такими вещами обычно не занимаются.

- Положим, я верю, что он действительно заболел этой злокачественной лихорадкой. Но смерть его могли и ускорить, - лукаво улыбнулась принцесса. - Покойник, кажется, враждовал с Чарторыйским?

- Князь давно в Вильне. Ему самому кто-то скормил яд, - Александр вспомнил свою последнюю встречу с другом, измождённым долгой болезнью.

- Он оставил своих людей в Петербурге, - усмехнулась Като. - Вспомни, кто навещал Долгорукова во время болезни.

- Я не следил за этим, - государь сам был не рад, что ввязался в этот разговор. Какая, в сущности, разница, как умер князь Пётр? Его же не воскресишь.

- Очень зря, - проговорила его сестра.

- Почему?

- Следующим можешь оказаться ты, - и девушка холодно улыбнулась.

"Да", - подумал он. - "Убийства тяжёлыми предметами и шарфами нынче не в почёте. Всем уже такое надоело. Яд - нечто новое. Точнее, хорошо забытое старое".

- Ты предлагаешь мне выкопать Долгорукова из могилы и приказать Виллие сделать вскрытие? - отчаянно проговорил Александр. - Я повторю - это была гнилая горячка! Тиф - заразная болезнь, в армии от неё потери больше, чем от пуль и ядер. Умер он так быстро, потому что вымотал себя поездкой. За ним адъютанты угнаться не могли. Да ещё и я его распёк немного за своевольничание с Михельсоном. Князь расстроился из-за этого. Давай не будем уподобляться в подозрительности нашему отцу.

- Если болезнь князя была заразной, то почему все, кто бывал у него, здоровы? В том числе и ты? - зорко посмотрела на него Като.

- Спроси у Виллие. Он тебе лучше объяснит. Кажется, у тифа есть период между заражением и проявлением первых признаков. К тому же, я слышал, что гнилой горячкой болеют единожды в жизни, а те, кто выживает, вырабатывают невосприимчивость к ней. Это как оспа.

- Ты тифом не болел? - спросила его сестра.

Александр отрицательно покачал головой.

- Значит, заболеешь. А кому оставишь престол, если тебе тоже не повезёт? - жёстко произнесла девушка.

- Иди отсюда. Ты меня замучила, - вздохнул государь. - И, пожалуйста, не думай, что после того, что здесь случилось между нами, ты имеешь на меня какое-то особое влияние.

- Это мы ещё посмотрим, - Като поклонилась и изящно покачивая бедрами, вышла за дверь.

Государя посещение сестры оставило в смятении. Кроме того, он действительно подумал, что мог бы заразиться от Долгорукова этой ужасной горячкой. Сколько длится этот период, когда человек уже несёт в себе эту болезнь, но пока не чувствует ни жара, ни головной боли, ни одышки? День, два, неделю, месяц? Если он заболеет, смогут ли его спасти? Умирать Александр не боялся. Он опасался за Россию и думал, что если в такое время страна останется без хозяина, Бонапарт сможет воспользоваться сумятицей вокруг престола и перейти границу.

В тот же вечер он говорил с цесаревичем Константином. Поделился своими опасениями и вкратце, не ссылаясь на Като, рассказал, что есть мнение, будто Долгорукову кто-то помог уйти на тот свет, и эти "кто-то" - поляки.

- Я во всё это не верю, - добавил он, усмехнувшись. - Мне кажется, князь умер от естественных причин. Вот и я боюсь умереть так же. Говорят, тиф необычайно заразен. Я был у него, прикасался к нему...

- Чем больше беспокоишься о том, что заразишься, тем больше шансов заболеть, - отвечал его младший брат. - Это как на войне - те, кто трясутся за свою жизнь, первыми падают замертво, сражённые пулей или ядром. Те, кому всё равно, выживают.

- Да, на всё воля Божья, - государь произнес эту фразу равнодушно-ироническим тоном. - Буду уповать на неё. Но что же будет с нашей страной? Ты готов её возглавить в случае, если со мной случится то же самое, что и с князем Петром? Довести войну до конца?

Цесаревич отрицательно покачал головой:

- Войну-то я доведу до конца, насчёт же остального - не уверен. Тебе нужны наследники. Пусть даже незаконные. Вот у Маши твоей сын недавно родился. Признай его, посади на престол.

- Он бастард, - махнул рукой Александр. - И я не слишком уверен, что она родила его именно от меня.

- Так эта ловкачка умудряется ставить рога не только своему законному олуху, но даже и тебе? Гони её взашей, Саша, это унижает тебя! - воскликнул Константин.

- Со своей личной жизнью я сам как-нибудь разберусь, - нахмурился его венценосный брат.

Но цесаревич, сам того не желая, действительно задел больное место Александра: он не был уверен в верности любовницы. Не то чтобы этот факт его как-то унижал - государь был не ревнив и сам спал не только с Мари, но и с другими. Верности он тоже не требовал. Однако из её детей, которых, как утверждала графиня Нарышкина, она рожает исключительно от него, никто не был на него похож.

- Братик. Вокруг тебя вьётся куча девиц и дам. Выбирай любую, - сказал он. - А если тебе нужен сын, то можешь развестись с женой и жениться на ком угодно. Любая готова стать императрицей.

- Что ж, мне брать очередную принцессу в жены? Мне пока и одной хватает за глаза. Что, кстати, стало с Охотниковым?

- Зачах от тоски, - коротко и нехорошо усмехнулся Константин. - Я слышал, что твоя жена подозревает свою фрейлину, ту самую племянницу князя Адама. Кстати, его тоже кто-то траванул, но Чарторыйский оказался живуч.

- Хм, интересно, ей-то за что травить Охотникова? Она сама имела на него виды и решила прикончить возлюбленного, чтобы не доставался никому? - подумал вслух Александр.

- Нет, там, скорее, желание Адама испортить жизнь твоей жене, - отвечал Константин.

- Как всё это низко, - вздохнул Александр. - Я ещё бы подозревал маменьку нашу. Lise она всегда не любила. Как и Юльхен. Кстати, её чувство к твоей жене сыграло тебе на руку.

- Да, но я так и не получил развода, - зло проговорил Константин. - А я, между прочим, всерьёз задумался о том, не сделаться ли мне королем Польским. И жениться на красивой полячке княжеского роду.

- В Варшаве французов встречают ликованием, - откликнулся его брат. - Какое Польское королевство?

- Ну это временно. Мы победим, и они вновь станут наши.

- Дай-то Бог, - рассеянно произнёс Александр. - И о какой полячке ты говоришь?

- Об Анжелике Войцеховской. Красавица с характером - то, что мне надо. Я был бы ей наивернейшим супругом, - улыбнулся цесаревич. - Такие мне нравятся.