Воля Луу-Тенгри (СИ)

Подняв рогатину, наш герой зацепил верхнюю ступень лестницы, и не успел новый монгольский тяжеловооруженный воин появиться в проеме, как Хранитель Добра оттолкнул лестницу от стены. Видя, как монголы в панике спрыгивают со ступеней, падая на снег и корчась от боли сломанных костей, наш герой вновь превратил лапу в человеческую руку и, схватив щит убитого дружинника, ринулся в бой. Увидев вдалеке отчаянно сражавшегося с окружающими его монголами Юрия, Хранитель Добра молниеносно проскочил среди сражавшихся воинов и подставил щит под удар как раз в тот момент, когда подкравшийся сзади монгольский воин намеревался обрушить шамшир на голову Юрия. Клинок с глухим стуком ударился о щит, распоров ярко-красную облицовку. Князь, заметив угрозу сзади, поспешил на помощь своему тиуну - вытащив окровавленный меч из раздробленной грудной клетки поверженного воина, Юрий с воинственным криком что есть силы обрушил рубящий удар на голову врага. Меч прошёл по касательной и, зацепив шлем, рассёк переносицу и левый глаз монгольского пехотинца. Из рваной раны хлынула горячая кровь, смешавшись с вытекшим глазом. В ту же секунду, испустив дух, супостат рухнул на впитавшие кровь промёрзшие доски стены.

Хранитель Добра и князь посмотрели друг на друга. В глазах обоих промелькнула тонкая нить смятения, но лишь для того, чтобы огонь отваги вновь смог воспылать в их отважных сердцах. Схватив монгольский шамшир, наш герой покрепче обхватил щит и посмотрел на князя. Тот лишь молча кивнул и, поправив шлем, приготовился к сражению. Не успела первая волна врагов устлать окровавленными телами дубовые стены, как за ними, желая утолить жажду крови, ринулись новые. Море щитов и мечей вновь всколыхнулось, лес из копий снова ощетинился перед стенами, захлестывая обожженные деревянные перегородки. Мощные ворота сотрясали удары тарана, волны стрел взмывали в небо, затмевая небеса своей необъятной чёрной плотью. Небо застлал густой дым пожаров, из горячего от пролитой крови снега сочился прозрачный пар. Юрий и Хранитель Добра, встав друг к другу спинами, кромсали нескончаемые полчища монголов, словно свирепый шквал, разбивавшиеся о скалы непоколебимого духа отваги и мужества. Устали руки и не в силах держать больше меч. Удар, удар, удар... Режет булатный клинок врагов, окропляя стены красным багрянцем. Вокруг крики, стоны, хрипы и лязг мечей, звенящий в ушах, словно нескончаемый набат. Бьются отважные защитники Рязани, не зная страха, но тают их ряды, много славных воинов уж полегло, и ярко-алая кровь тонкими ручьями стекает по обезображенным рубцами стенам.

Хранитель Добра всё рубил и рубил потоки вражеского полчища. Один за другим падали монголы, сражённые его острым булатным клинком. Всадив острый шамшир в тело появившегося на стене монгола по самую рукоять и окропив жаром крови свою побледневшую кожу, наш герой почувствовал, как зубы человеческого обличия начинают принимать свой истинный облик: раздвоенный змеиный язык ощутил острые, словно самурайский меч, клыки, готовые вонзиться в плоть врагов. Бросив рукоять, наш герой с яростным криком набросился на очередного монгольского воина и вцепился ему в шею. Набиравшие силу руки сдавливали горло перепуганного молодого монгола, дрожащими обмякшими ладонями пытавшегося удержать саблю. Ярость затмевала глаза нашего героя, он чувствовал, как природная ярость хищника пробуждается в нём, как инстинкты подавляют разум. Дракон уже было хотел разорвать воина на куски, как вдруг в отражении круглого щита он заметил своё тёмное отражение. Дрожь пробежала по телу нашего героя: спустя тысячи лет призрак его слепой ярости и животного начала вернулся, готовясь затмить разум и поглотить светлую душу Хранителя Добра. Отражение улыбнулось, и звонкое эхо минувших дней раздалось в голове дракона: "...Разорви меня в клочья! Ты же этого хочешь, не так ли? Ты этого хочешь!" В страхе отпрянув назад, наш герой отпустил монгола и, тяжело дыша, медленно прислонился спиной к стене, уставившись в пустоту. Тот, в спешке спотыкаясь о трупы защитников и нападавших, поспешил вниз по лестнице за отступающими воинами Субедея. Звук горна об отступлении помутненно пронесся сквозь сознание, свидетельствовавший о том, что первый приступ монгольской орды был успешно отбит. По стенам пронёсся дружный восторженный возглас защитников.

Оправившись от неожиданного ступора, Хранитель Добра в ужасе проверил язык и зубы. Как только пульс успокоился и учащенное дыхание перешло на размеренный темп, наш герой почувствовал, как под силой его мысли острые белые клыки вновь стали обычными человеческими зубами, а раздвоенный кончик языка вновь соединился в один.

Добромир! - знакомый голос заставил дракона встрепенуться и вскочить с места. Перед ним стоял Юрий, который, убрав острый булатный клинок в ножны, держал в руке исполосованный ударами каплевидный щит, из которого торчали наконечники обломанных стрел. - Мы отбили приступ! Бегут басурмане!

Вижу, княже, - кивнул наш герой, наблюдая, как с поля боя убегают остатки монгольской орды и как на пушистый окровавленный снег падают скидываемые защитниками лестницы. Вытерев с лица маску ярко-алой крови и поморгав глазами, Хранитель Добра посмотрел на заходящее солнце, скрывающееся за макушками деревьев: - Как Олег? Не ранен ли?

Ответ не заставил себя долго ждать: вскоре из толпы дружинников на залитом кровью участке стены показался целый и невредимый князь, который, убрав меч в ножны и сняв с головы запачканный кровью шлем, сказал:

Бог миловал, Добромир. Отбили натиск супостатов! Вот только надолго ли? - Олег посмотрел в сторону монгольского лагеря, куда постепенно стягивались остатки отступающего войска неприятеля. Вытерев окропленный ярко-красной кровью булатный клинок с византийским символом, он продолжил: - Пока они дали нам небольшую передышку. Быть может они более не решаться атаковать нас до следующего утра.

Надо помочь раненым и отдохнуть как следует, - предложил Юрий, вытерев со лба похолодевшие струйки пота. Заметив вдалеке тысяцкого, князь тут же окликнул его: - Мирослав!

Да, княже? - тысяцкий обернулся на зов князя, вынув запачканный кровью меч из груди мёртвого монгола.

Труби отбой. Столкни со своими дружинниками последние лестницы и расставь дозорных по стенам, - приказал Юрий. - Супостаты могут вернуться в любой момент.

Да будет так, - ответил Мирослав и, схватив боевой рог, огласил Рязань громким кличем горна. В ту же секунду на стенах началась суета: обессиленные, уставшие, изнеможенные защитники медленно, еле волоча налитые свинцом ноги, начали спускаться с залитых кровью стен, помогая раненым товарищам и унося мёртвые тела. Хранитель Добра, подойдя к одной из бойниц, обратил свой взор на горизонт.

На город уже опускался мягкий вечерний полумрак: солнце медленно утопало в бескрайнем море лесов, пронизывая густые лапы ельника блёклым рыжеватым светом; облака окрасились в ярко-малиновый цвет, провожая утомлённого рыжеликого Ярило на покой в объятия вечности; на небосводе потихоньку зажигались сотни маленьких звёзд, ожидавших прибытия светлой старушки-Луны. Монголы в это время зализывали раны в стане: Хранитель Добра видел, как в лагерь стягиваются последние отряды прихрамывавших пехотинцев, придерживая друг друга, и всадников, понуро ведших своих закованных в броню коней в наспех сооруженные стойла. Перед Рязанью осталось лишь пустынное заснеженное поле, в нежной белоснежной перине которого беспробудным сном спали убитые воины Романа Ингваревича, которым было не суждено доехать с князем до места назначения. Нашего героя всё никак не покидала мысль о своём страшном мороке прошлого, о его кровожадном альтер-эго, "оно", которое чуть не вырвалось из запечатанных чертогов смирения и душевного покоя. Призрак животного начала всё ещё был жив в его душе, но разум успешно подавлял все попытки вырваться наружу. И в ту самую ночь, смотря на сверкающий небосвод, усыпанный звёздами-блёстками, дракон молил судьбу о том, чтобы в нём остались силы, чтобы "Сверх-Я" смогло удержать бастион светлого рассудка.