Воля Луу-Тенгри (СИ)

Только трое, - с сожалением промолвил знахарь. - Раны их жестоки, крови утекло много. Я сделал всё, что в моих силах. Их очи более не блещут жизнью: недолго им осталось. Пусть лучше в церкви помрут, вместе с господом. Да примет он их души...

Рано их хоронить ещё, - сказал Хранитель Добра, посмотрев в мягкий полумрак избы, освещенный тлеющей лучиной. - Княже, можешь ли ты исполнить мою просьбу?

Говори, Добромир, - уверенно ответил Юрий. - Ты спас мою жизнь. Я на веки в долгу перед тобой.

Приведи сюда всех, кто нуждается в помощи: кто ранен, кто болен, кто истекает кровью, кто сил уже в душе не имеет. Я постараюсь помочь.

Хорошо, Добромир, - кивнул князь и, попрощавшись со знахарем, направился в сторону стены. Проводив взглядом князя, Добромир вновь обратился к знахарю:

Челосвет, прошу тебя лишь об одном: когда я буду лечить воинов, ты должен звонить в колокол, что в часовни нашей висит - так Богородица услышит наши мольбы. Обрати свои молитвы к Богу, молись усердно, ибо в твоих устах сила божья ниспадёт на нашу землю.

Как пожелаешь, Добромир, - сказал знахарь и, напоследок перекрестившись, удалился из избы, оставив нашего героя наедине с ранеными. Хранитель Добра осмотрелся вокруг. Дом знахаря был уставлен множеством снадобий и иконами, лики святых на которых неусыпно наблюдали за каждым новым гостем, что когда-либо заглядывал на огонек в это неприметное место. Под потолком висели сушёные овощи и мешочки с различными травами, которые старец использовал для приготовления лечебных снадобий. В углу большой комнаты стояла покрытая копотью печка, на которой коротал суровые зимние ночи хозяин дома. Осмотревшись вокруг, наш герой приметил дверь по левую руку. За ней доносились стоны раненых, сквозь которые еле слышно проскальзывало бормотание молитвы. Осторожно приоткрыв дверь, Хранитель Добра увидел трёх княжеских воинов, лежавших на скрепленных между собой крепких дубовых скамьях. Пол возле них был пропитан кровью - на досках виднелись тёмно-алые пятна. Дружинники тяжело дышали: из груди выдавливались крошечные струйки воздуха, растворявшиеся в тусклом свете лампад. Наш герой всеми фибрами своей души ощущал, как вокруг витает смерть, отсчитывая последние секунды жизни доблестных защитников города. Двое бредили, не в силах более бороться за жизнь. И только один - бородатый муж, сжимавший в руке маленький деревянный крест, - пристально смотрел на икону богородицы, висевшую прямо перед скамьёй. На его лице читалась невыносимая боль, смешанная с отчаянием и страхом, которую искусно скрывало несгибаемая воинская честь. Но Хранитель Добра почувствовал в нём что-то иное, что-то во истину крепкое и твердое, как гранит, как несгибаемый дуб на лихом ветру. Медленно подойдя к скамье воина, наш герой присел на корточки и положил руку на грудь умирающему.

Как тебя зовут, воин? - еле слышно спросил Хранитель Добра. Муж тяжело вздохнул и медленно повернул голову в сторону собеседника. Сделав короткий вдох, он выдавил:

Мстислав. А ты, видать, Добромир. Славное имя... Достойное.

Мне оно тоже любо, - ответил наш герой. - Но только не с рождения оно у меня. Дали мне его. А сейчас скажи мне, Мстислав, - слышишь ли ты колокола звон, что в часовне висит?

Слышу, Добромир, - обреченно прошептал Мстислав. - Видать смерть моя пришла. Не жить мне на белом свете...

Нет, друг мой, - улыбнулся наш герой. - То звон чуда Божьего.

В этот момент изумленный Мстислав почувствовал, будто боль улетучивается сама собой, растворяется в бесконечном потоке благодати и спокойствия. Но не смерти было то прикосновение, а нечто светлого, тёплого, по истине святого. Будто сама богородица дотронулась перстами своими до страшного увечья. С недоумением бросив взгляд на свою рану, воин остолбенел: из руки Добромира ровным, стройным потоком лился ярко-белый свет, который затмевал рану своим блеском; сквозь лучи света было видно, как страшное увечье исчезает с кожи, как разрубленные сосуды срастется воедино и наполняются здоровой кровью, как страшные рубцы превращаются в ровные кожные складки. Тело наполнялось энергией сотен богатырей - Мстислав был готов свернуть горы, срубить вековые дубы одним лишь взмахом своего меча. Как только Хранитель Добра наконец убрал свою длань и свет вновь исчез в глубине кожных складок, дружинник потрясенно ахнул, встал со скамьи и дрожащими руками дотронулся до лица нашего героя.

Кто ты такой? - сквозь слёзы счастья прошептал Мстислав, положив руки на плечи нашему герою. Хранитель Добра лишь улыбнулся и ответил:

Давай оставим это в тайне, хорошо?

Дружинник кивнул головой и засмеялся.

А теперь позови своих братьев, - Добромир похлопал воина по спине, провожая его из тускло-освещенной горлицы. - Нужно много всего успеть: завтрашний день обещает быть трудным.

Мстислав ничего не ответил. Он лишь кивнул, улыбнулся и вышел из горлицы, чтобы рассказать людям о чуде. Чуде, которое явил им тиун великого князя Олега, чуде, которого им так не хватало в изнурительные дни осады, чуде, которое станет для защитником Рязани знаком, что Господь был на их стороне и что святая Богоматерь не оставит их в роковой час, что звон церковного колокола, что раздавался сквозь вьюгу, вселит в их сердца отвагу и мужество, даст веру в победу и поможет выстоять ещё один день в схватке с беспощадным врагом, что уже на рассвете готовился сравнять непокорный город с лица земли. В ту ночь гревшиеся у своих занесенных снегом юрт монголы с долей страха и изумления видели яркие вспышки света, что освещал темноту морозной зимней ночи. Каждый видел, как сотни людей с крохотными свечками в руках тянулись в сторону единственного источника света, что мерцал вдалеке, словно константинопольский маяк. Монголы не пели песни, не кричали, не заливались раскатистым хохотом, предвкушая скорую победу. Они просто стояли и молча наблюдали за необъяснимым явлением. Наблюдали и даже не представляли, что преподнесёт им последний день осады непокорного южного города.

***

Пятый день осады подходил к концу. На горизонте виднелись тысячи факелов монгольского войска, готового вот-вот обрушить последний натиск на непокорную столицу южного славянского княжества. Оставшиеся в живых защитники при свете лучин целовали на прощание жён и детей, успокаивали проливавших горькие слёзы матерей и внимали последним советам седовласых отцов. После увиденного прошлой ночью чуда, каждый дружинник, каждый ополченец, каждый, кто мог держать оружие, был готов защищать родной город до последней капли крови.

Хранитель Добра, одетый в прочную кольчугу и вооружившись крепким каплевидным щитом и острым булатным клинком, стоял возле забора дряхлой, неприметной избы волхва, наблюдая, как мимо него под тусклым светом факелов проходят измотанные, уставшие, обессилившие, но несломленные защитники Рязани. Каждый из них с благодарностью смотрел на нашего героя, словно на святого, словно Добромир был той последней каплей надежды, той спасительной веточкой в страшном чреве надвигающегося урагана. А наш герой тем временем смотрел на небо, освещенное ярко-малиновым закатным солнцем, уходившим на покой в широкие холмистые равнины. Он понимал, что долго сдержать осаду не удасться: дозорные уже сообщили об онаграх, баллистах и таранах, что этим днём достигли стана Батыя и сейчас были готовы обрушить всю свою разрушительную мощь на многострадальные рязанские стены. "И всё-таки Лингун не успел... - подумал Хранитель Добра, понимая, что вся мощь китайских осадных машин Тангутского царства была нацелена против истощённой Рязани. Погруженный в свои мысли, Добромир не заметил, как к нему подошёл Юрий Игоревич.

Олег уже в караульном помещении, - сказал князь. - Лучники попытаются поджечь тараны и задержать осадные лестницы.

Хорошо, - согласился Хранитель Добра. - Юрий, есть одна вещь, о которой я должен тебе сказать, - в этот момент князь напрягся и с тревогой посмотрел на своего тиуна. - Нам нужно уводить горожан. Они не пощадят никого.