Воля Луу-Тенгри (СИ)

Что ж ты делаешь, дуботолк! Бес попутал? Послушай Добромира! Ну ладно ты - дружину пожалей! Как город-то потом оборонять будем?

Если сейчас ударим, то отбросим татар, и уже не надо будет ничего защищать! - воскликнул Роман, спустившись со стены и оседлав тёмно-гнедого коня. Выхватив из ножен меч и подъехав к воротам, он огласил стены города боевым кличем: - Эх, брати! Коль сейчас супостата не разобьем, так он весь город пожгёт и жён в полон уведёт! Не дадим Рязань на поругание! Отворяй ворота!

Собравшиеся дружинники поддержали князя дружным воинственным кличем и принялись отворять мощные дубовые ворота. Как только несколько крепких дружинников спешились с коней и всей богатырской силой налегли на ворота, княжеской дружине открылся путь прямо в сердце битвы с грозным противником. Подняв заржавшего коня на дыбы, опьяненный гневом Роман взметнул ввысь обоюдоострый булатный клинок, лезвие которого тут же заблестело на лучах полуденного солнца, и прокричал:

Вперёд, рязанцы! Постоим за землю русскую! Не топтать врагу наших полей!

Пришпорив резвого коня, князь стремительно понёсся вперед, разрезая поток сыпавшихся с лазурного небосвода хлопьев снега. За ним, гремя узорчатыми каплевидными щитами и серебристыми кольчугами, ринулись верные дружинники, готовые в любой момент врезаться в ряды противника и обагрить заснеженные равнины кровью захватчиков. Макушки конусовидных шлемов блестели на дневном солнечном свете, разукрашенные орнаментами красные щиты беспощадно таранили мягкий снегопад, обоюдоострые булатные мечи свистели сквозь воздух, готовясь окраситься в ярко-красную кровь врага. Топот сапог дружинников и единый воинственный клич раздался в глухих лесах рязанского княжества, и был он настолько громким, что спугнул сидевших на голых ветках деревьев пухлых снегирей.

Но не успела княжеская дружина отойти от стен города на достаточное расстояние, как Хранителю Добра и всем защитникам, стоявших на стенах города, предстала страшная картина: сквозь воздух пронеслось пение сотен стрел, и через мгновение огромная черная туча заслонила чистое лазурное небо. И обрушились эти стрелы на головы ратников. И разразились равнины протяжными криками и стонами раненых, и обагрилась земля рязанская кровью доблестных воинов, заржали израненные лошади, потерявшие своих всадников. Но не остановилась дружина, всё неслись навстречу врагу отважные воины, размахивая палицами и мечами. И вот, когда лавина рязанской кавалерии готовилась вмять в рыхлый снег отступающих монгольских лучников, из-за небольшого холма показались огромные черные клещи монгольских всадников, с воинственным кличем бросившихся в атаку на попавших в засаду рязанцев. Закованные в серебристую чешуйчатую броню, держа в покрасневших от холода руках маленькие круглые щиты и размахивая острыми, словно стебли трав, длинными саблями, беспощадные монгольские всадники быстро окружали воинов Романа, смыкаясь вокруг отрезанной дружины, словно коршуны.

И вот, когда монголы окончательно сомкнулись вокруг дружины, раздался приказ монгольского военачальника, и воины Батыя вломились в ряды ощетинившихся щитами, мечами и копьями дружинников Романа. И схлестнулись дружина с ордой, и раздался лязг мечей и сабель, и посыпались яростные удары на головы сражавшихся. Пылает кровавая сеча: монголы и рязанцы, дружинники и нукеры, арбаны и десятники - все слились в единый котёл ожесточенной схватки не на жизнь, а на смерть. Лязг мечей, стоны, крики, хрипы, удары кистеней, топоров, копий - всё слилось в один сплошной гул, затмивший громкое пение птиц. Секунды сменяются минутами, бьются рязанцы, льётся по снегу алая кровь сражённых воинов. Ломаются кости, хлюпают алые реки из рваных ран, гремят окровавленные кистени, и обагрились уж клинки яркой артериальной кровью.

Пресвятая богородица! - воскликнул Юрий, наблюдая за тем, как Роман мощным рубящим ударом рассёк монгольского всадника до седла, обагрив свою кольчугу потоком красной флегмы. - Их же сейчас перебьют! Добромир, мы должны помочь!

Стой, княже! - холодно отрезал Хранитель Добра. - Поздно!

Что?! - вскипел Юрий, обнажив свой меч. - Роман же не выберется оттуда живым! Князь не должен умереть!

Им уже не помочь, - сказал Хранитель Добра, схватив Юрия за плечи. - Роману не пробраться в город. Если он отступит, монголы ворвутся за стены, и тогда участь города будет решена.

Юрий ничего не ответил. На мгновение закрыв глаза, он резко повернулся в сторону погибающей дружины. Тем временем окровавленный и изнуренный Роман, ведя за собой измученных и израненных дружинников, прорубаясь сквозь ряды монгольской орды, пытался выйти из окружения. И вот, с яростным криком срубив голову монгольского копейщика окровавленным лезвием обоюдоострого меча, князь помчался прочь от места страшной ловушки, отбиваясь от ликующих преследователей. За ним, истекая кровью от страшных ран и увечий, держась за забрызганную кровью кольчугу, устремились выжившие воины. Еле отрываясь от преследователей, Роман с уцелевшими ратниками помчался на север, взметая белоснежные хлопья снега.

Услышав протяжный вой рога, Юрий воскликнул:

Куда он скачет? Стены города намного ближе!

Во Владимир, - ответил Хранитель Добра. - Он хочет попросить помощи у князя. Это самое близкое к нам княжество.

А что же мы? - спросил Юрий.

Хранитель Добра молча посмотрел на горизонт. Огромное войско Субедея, гремя щитами и копьями, размахивая саблями и шамширами, готовилось обрушить всю свою несокрушимую мощь на могучие стены Рязани. Дружинники, затаив дыхание, наблюдали, как перед плотными рядами пехоты выехал одетый в блестящие чешуйчатые доспехи нукер. Придерживая резвого вороного коня, покрытого чешуйчатой бронёй, воин проехал перед первой шеренгой огромного чёрного полчища и вдруг остановился, обратив взор на стены крепости. Наступило напряжённое молчание. Среди рядов защитников метался коварный дух страха, протискиваясь в крошечные щели доблести и отваги. Лишь протяжный вой холодного ветра метался по равнине, вспенивая крошечные холмики снега.

А мы, княже, постараемся дождаться твоего племянника, - ответил Хранитель Добра, обнажив острый булатный меч. - И выжить всем смертям на зло.

Юрий ничего не ответил. Вытащив меч из ножен, он поднял его высоко вверх и промолвил:

Братцы! В сей день Господь будет на нашей стороне, ибо святое дело делаем - от супостатов землю Рязанскую защищаем! Не посрамим же честь наших отцов и дедов!

Тут же, словно огромная волна в бурлящем котле шторма, по стенам города пронёсся дружный воинственный клич. Но не долго длилось ликование: как только возглас дружинников растворился в снежной вьюге, рязанцы заметили, как выехавший вперед ордынский воин, потянув узды, развернул резвого жеребца и, вскинув вверх острую саблю, издал громкий воинственный крик. Орда дружно подхватила призыв, оскалив серебристый луг из острейших сабель и наконечников копий. Пехотинцы схватили лестницы. Стрелки натянули тетивы. В воздухе завис запах предстоящего сражения. И вот, как только всадник отдал приказ атаковать, огромные массы пехоты с оглушительным воинственным кличем ринулись на приступ города. Тяжеловооруженная пехота, размахивая саблями и шамширами, словно стая голодных собак, возжелавшая разорвать в клочья беззащитного волка, стремительно неслась в сторону деревянных стен, взметая ураган снежных хлопьев.

Осознав, что медлить нельзя ни секунды, Олег обнажил острый булатный меч и воскликнул:

Несите рогатины! Они не должны зацепиться за стены!

Первым принял приказ Юрий. Собрав нескольких дружинников, он убрал меч в ножны и помчался в одну из башен. Хранитель Добра, видя, как монгольские воины волна за волной подбегают к стенам, ощетинившимся оперением из остроконечных стрел, схватил единственную рогатину и кинулся к первой лестнице, вокруг которой столпились десятки жаждущих крови татар. Но не успел он зацепить рогатиной верхнюю ступень, как перед ним внезапно появился разъяренный монгол, занёсший саблю над головой Хранителя Добра. Реакция не подвела дракона: превратив руку в когтистую лапу, он молниеносно полоснул пятью острыми перстами глотку монгола. В мгновение ока когти, как острый плуг, распороли кожу и мышцы, разорвав сухожилия и артерии. Монгол закатил глаза и обливаясь кровью, безжизненно рухнул вниз, обагрив деревянные стены ярко-алой рекой.