Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

Невзрачная внешность будущего мужа не смутила Екатерину. Да, он на полголовы ниже её ростом и отличается довольно хлипким телосложением. Да, у него не очень правильные черты лица, а кожа вся в рытвинах от сильной угревой сыпи. Да, он заикается, мнётся, не смотрит в глаза, потому что крайне застенчив. Но всё это ровным счетом ничего не значило для неё.

Като показала ему свои рисунки и спросила:

- Говорят, вы занимаетесь литераторством?

- Да... Пишу немного, - сказал Георг.

- Стихи? Или романы?

- Поэзию всё больше, - его довольно выразительные голубые глаза загорелись.

- Какой ваш любимый поэт? - спросила Като. - Клопшток?

- Гёте, - сказал Георг и начал с горящим взором декламировать девушке любимые стихотворения "веймарского затворника". - Гедерлина я тоже люблю, - добавил он.

- Под настроение мне нравится "Оссиан", - улыбнулась она. - Хотя совершенно не в моем духе. Я не люблю сентиментальность. В мире и так много бед, несчастий и смертей, чтобы об этом ещё и писать. Или читать.

Она подумала, что сей немчик начнет сейчас переубеждать её и доказывать преимущества сентиментализма над всеми другими жанрами. Но Георг неожиданно сказал:

- Я согласен с вами. Мне тоже не нравится творчество некоторых наших авторов, которые, вместо того, чтобы предложить, как зло искоренить, кажется, смакуют в стихах и прозе все те беды, которое оно причиняет людям.

Потом он по её просьбе прочёл одно из своих стихотворений. Не о любви, не о смерти, а о Господе. Екатерине оно понравилось.

- Давайте сделаем так, - произнесла Като, улыбнувшись. - Вы пишете стихи, а я рисую к ним иллюстрации. Потом издадим книгу.

Он весь просиял. С ней Георгу было говорить легко и просто, он даже перестал заикаться и запинаться, некий дар красноречия прорезался у него.

Напоследок девушка сказала, видя, что её собеседник мнётся, краснеет и заикается ещё больше, чем в начале их встречи:

- Если вы хотите сделать мне предложение руки и сердца, то я согласна. Вот вам моя рука, - она протянула свою кисть, взяла его за узкое запястье. - А сердце получите немного позже.

Георг в порыве чувств поцеловал её руку чуть ли не взасос, так, что на её коже потом остался синяк.

Со свадьбой тянуть не стали. Она была довольно пышной. Когда в первую ночь их оставили наедине, Като взяла инициативу в свои руки, как и обдумывала ранее.

- Я обещала дать вам сердце, - сказала она, и сама развязала ворот своей ночной рубашки, обнажив грудь. - Вот оно.

Принц не решался к ней приблизиться. Тогда Като взяла его руку, слегка дрожащую и потную от волнения, и положила на левую грудь.

- Теперь оно бьётся только для вас, мой возлюбленный супруг, - улыбнулась девушка.

- И моё тоже, - прошептал он, обняв свою супругу за тонкую талию.

- Предупреждаю, - сказала Като вполголоса. - Я достаюсь вам не девственницей.

- Я вам тоже, - наивно проговорил Георг, густо покраснев и кусая губы.

- Это очень облегчает дело, - усмехнулась его новобрачная, увлекая его за собой на белоснежную, пышно взбитую перину...

Через некоторое время, засыпая под боком у своей новоиспеченной жены, принц Ольденбургский благословил Господа трижды: за то, что он вознесён на небывалую высоту, став супругом царской сестры с богатым приданым; за то, что его судьба и карьера, наконец, устроены и можно не волноваться о будущем, доселе казавшемся ему очень смутным; и, наконец, за то, что у него такая понимающая, умная, красивая и, как он только что убедился, очень нежная и страстная жена, которую не смутил его недостаточный опыт в амурных делах, как и его не смутил тот факт, что она была близка с другими мужчинами до него.

Екатерина, как и было обговорено, оставалась в России, став великой княгиней и принцессой Ольденбургской. Георгу дали полк, потом назначили военным губернатором в Тверь. Он проявил себя неплохим администратором, был довольно старателен и трудолюбив, а Като помогала ему разрешать сложности, возникающие при выполнении обязанностей по управлению провинцией. Они стали отличными супругами и оценили те качества друг друга, которых окружающие в них не замечали. Като довольно быстро забеременела и спустя десять месяцев свадьбы родила сына, названного Фридрихом-Александром. Император убеждал Екатерину и Георга крестить мальчика по православному обряду, но обычно покладистый принц проявил в этом вопросе неслыханную принципиальность и сказал, что его первенец должен быть лютеранином и только. Жена приняла его сторону. Неглупый Георг понимал, что Александр, не имеющий собственных наследников, отберёт этого ребёнка и будет воспитывать его под себя, с тем, чтобы посадить маленького своего тёзку на российский престол.

И беременность, и роды Екатерина перенесла очень легко, без всех тех страданий и мук, которые ей описывали что мать, что фрау Лотта, и быстро восстановилась, на второй неделе после рождения сына уже начав выходить в свет. Её стройная фигура ничуть не испортилась. К ребёнку, правда, Като не проявляла особых чувств. Она маленьких детей вообще не любила, и собственный первенец не стал исключением. Муж её, казалось, испытывал куда больше теплоты и привязанности к своему наследнику, чем она, которая его девять месяцев носила в себе. Передав малыша на руки кормилицам и нянькам, Екатерина приступила к дальнейшим делам. Она вознамерилась превратить Тверь, этот замшелый провинциальный городок, в "русские Афины". Великая княгиня собирала у себя на приемах самое блестящее общество обеих столиц, покровительствовала людям искусства, продемонстрировала себя отличной хозяйкой салона. О своих прежних амбициях она если и вспоминала, то только как о причуде ранней юности. Так она прожила до Двенадцатого года, разделившего её недлинную жизнь на "до" и "после"...

Рига, декабрь 1808 года.

15 декабря 1808 года граф Кристоф встречал прекрасную королеву Луизу на границе с Россией. Шел снег крупными хлопьями, вечерело. В ожидании королевского кортежа он думал о том, что произошло год назад. Это казалось графу далеким прошлым. В целом, всё обошлось. Могло быть и хуже. Никто не узнал о его тайне. Кроме того, Ливонское Дело продолжалось. Армфельд сообщил, что пруссаки в целом за них. И Курляндские тоже, в конце концов, приняли сторону Ливенов.

Королева была в восхищении этой страной, своим элегантным спутником, сопровождавшим её в Ригу, украшенную по-рождественски. Луиза отличалась влюбчивостью, а раз холодный властелин Севера, Kaiser Alexander не обращает на неё внимания, то почему бы не увлечься его генералом-адъютантом - высоким, подтянутым, аристократичным блондином? Она всю дорогу до Риги бросала на него пылкие взгляды и немного огорчилась, увидев на его правом безымянном пальце золотое кольцо. Ей не хотелось разрушать святость своих и его брачных уз, но какая теперь разница, если её пьянит эта зима, этот теплый снег, падающий на меховой воротник шинели её спутника? В Риге Луизу ждало три дня празднеств. Муж её Фридрих-Вильгельм напрямую поехал в Петербург, а она задержалась в столице Ливонии. В сам день Рождества она танцевала на балу с Кристофом, которого тоже охватило какое-то легкомысленное настроение. В самое красивое время года он едет по стране, которая когда-нибудь будет его собственной, с самой красивой женщиной Европы, которая к нему явно неровно дышит. И это его не пугало. Как не пугал и ключ от луизиной спальни, переданный ему Адольфом. Все эти дни Кристоф разыгрывал не свойственную для себя роль дамского угодника, которая нынче должна была увенчаться совместно проведенной ночью.

Луиза оказалась пылка, не хуже своей младшей сестры Фике. У неё было красивое тонкокостное тело, сияющие белокурые волосы, синие глаза и переливчатый звонкий голос. Вернувшись от неё под утро, ещё не поняв, как относиться ко всему тому, что случилось между ними, Кристоф посмотрелся в зеркало и сказал собственному отражению: "Боже. Луиза, прусская королева. Её сестра Фредерика, прусская принцесса. Екатерина, русская великая княжна. Кристхен, ты развратник!" Через два месяца его назначили посланником в Берлин, и это назначение его, признаться, несколько смутило. Он догадывался, какие именно его действия на него повлияли.