Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

- Дьявольщина, - вымолвила Дотти, сжимая холодный хрусталь рюмки в своей ладони. - Они всё спишут на самого Бонси.

Её плечи задрожали.

- Карл, что с нами будет? Что будет со всеми нами? - проговорила графиня не истерично, а, скорее, задумчиво.

- Тридцать три года, - граф подошел к окну, прижался лбом к обледенелому стеклу, сквозь которое вообще ничего не было видно. - Моему несчастному братику 33 года. Возраст Христа. Проклятый возраст. Середина жизни.

- Вы в 33 года вышли в отставку, - шепнула она.

- Наверное, зря, - пожал он плечами. - Если бы у меня была власть, я бы прижал всех этих сук, которых приблизил к себе государь. Нет, Пален, Чёрный наш Петер был прав. Либо ты забираешь власть, либо власть забирает тебя.

- Будут говорить, что он зарвался. Я уже слышала, как шептались, - продолжала Доротея, застывшими глазами глядя на портрет Карла XII. - Будут говорить, что поделом ему.

- Как в случае Икскуля фон Гильдебрандта, в Стокгольме повешенного, - добавил Карл, упоминая имя борца за сохранение остзейских привилегий, поехавшего отстаивать своё Дело в Швецию и там попавшего на виселицу по приказу короля. - Сейчас другое время. Казнить не казнят, но убирают быстро и страшно. Даже так - бросают на съедение зверю. Господи.

Он перекрестился.

***

Лёвенштерн узнал о случившимся уже после Нового года: он сначала был в отъезде, потом наслаждался жизнью и любовью в объятьях одной светской дамы. Вести передал ему Михаил Долгоруков.

- Ну всё. Отлились кошке мышкины слезки, - усмехнулся князь. - Зверь его порвал на охоте. Лежит при смерти, не сегодня-завтра помрет.

Остальные друзья рассказали Жанно все подробности происшествия. За несколько дней этот случай успел обрасти деталями, одна невероятнее другой. Одни говорили, что цесаревич Константин натравил на графа свору собак; другие твердили, что волк был приручен и специально науськан на Ливена; третьи утверждали, что волка держали для забавы, он был вообще натравлен на людей, а Кристофу просто не повезло... В общем, рассказывали много всего. Жанно, однако, слабо верил в то, что человек, проделавший несколько военных кампаний почти без единой царапины, отличный стрелок, заядлый охотник, мог не справиться со зверем при наличии оружия - будь то обычная собака или её дикий сородич. Всех удивляло то, что при обширной кровопотере, при разорванном в клочья животе и груди граф ещё жив и даже в сознании.

Узнал Лёвенштерн и о том, что Военно-Походной Канцелярии более не существует. Всем занимается военное министерство, и теперь Аракчеев ведает и назначениями, и докладами, и всем прочим.

Шестого января он поехал на Дворцовую набережную узнать, что и как. Народу собралось у Ливенов много. Кого-то он знал, кого-то - впервые видел. Бурхард Фитингоф прошептал ему:

- Он о вас спрашивал.

- Как он?

- Нехорошо. Начался жар.

Жанно кинул шинель на руки лакею. Поднялся на второй этаж. Дверь в комнату раненного графа была широко открыта. У его одра сидело шесть человек: Штрандманн, Карл, Иоганн, Катарина фон Фитингоф, бессменный камердинер Кристофа Адольф и некто в пасторском облачении. Странно, что ни жены, ни матери графа здесь не присутствовало. Кристоф полусидел-полулежал на подушках, в рубахе с расстегнутым воротом. Левая рука его была на перевязи. Лицо бледное, чуть повреждённое звериными когтями, лоб весь в крупных каплях пота, светлая щетина заметно покрывала его щёки, подбородок и горло. Глаза его полуприкрыты. Иногда его схватывала судорога боли, он прикусывал губы, но сдерживался от стонов. Всё это выглядело настолько печально, что на глаза Жанно чуть ли не навернулись слезы. Ливен узнал его - одно хорошо, ещё не в бреду. Коротко кивнул и даже попытался улыбнуться. Затем проговорил, указывая поочередно на присутствующих:

- Ты, ты и ты. И пастор Кирхгоф - оставайтесь. Остальные - уйдите от меня.

Все, кого Кристоф видеть не пожелал, тихо, по очереди, покинули комнату. Осталось четверо: Иоганн-Магнус фон Штрандманн - Секретарь и Летописец; Адольф - Верный слуга; Жанно фон Левенштерн - Адъютант и Оруженосец; и пастор, представившийся Николасом фон Кирхгофом.

- Итак, всё плохо, - заговорил граф тихо. - Не сегодня-завтра - конец мне.

- Вы что, нет... - испуганно пробормотал Штрандманн.

Кристоф строго посмотрел на него. Тот осекся.

- Герр Штрандманн. Я чувствую смерть. Она рядом. В этой комнате, - проговорил Ливен. - В кабинете находится моё завещание. Жанно, - он посмотрел на Лёвенштерна ясным, пронзительным взором серо-голубых глаз. - Вам поручаю своих сыновей. Прах мой нужно сжечь и развеять над Трейденским лесом.

- Так не делается, Ваше Сиятельство, - прошептал пастор.

- Сердце и еще какую требуху можете закопать в землю. Похорон пышных не устраивайте. Боже... - он схватился за край постели от нового приступа боли в ране. - Я вас всех прощаю. Простите и меня.

Пастор подал ему причастье.

- Жанно, - еле прошептал потом граф. Лёвенштерн наклонился над ним. - И все. Запомните эти имена. Иван де Витт. Графиня Анжелика Батовская. Цесаревич Константин. Это все они. Сыновьям моим скажите.

Он закрыл глаза, впав в тягостный сон. Жанно взял его руку, зажал пульс на запястье, посчитал - 120 ударов в минуту. Лихорадка.

Его кузина сидела в своей комнате с малышом Полем на коленях. На ней были золотые серьги, простое светло-коричневое платье и бежевая шаль. Малыш теребил кисти шали и тянул их в рот. Жанно остановил на нём свой взгляд. Рыженький, крепкий, голубоглазый мальчишка с ямочками на щеках. Вырастет в красивого юношу, наверное. Наследник.

- Я видела завещание. И сожгла его, - произнесла Дотти, кивнув своему кузену.

- И что мы теперь все будем делать? - вспылил барон.

- Ты всё думаешь о смерти? Хочешь тоже, чтобы он побыстрее умер, да? - бросила ему в лицо Доротея. - Все слетелись, как вороны. Все. И Курляндские... Ненавижу. Все ждут.

- Дотти. Я понимаю твоё состояние, - тихо проговорил Жанно. - Но давай смотреть правде в глаза. У твоего мужа, похоже, заражение крови. Все признаки. С этим долго не живут. Он и сам это понимает.

- Думаешь, я не знаю? - проговорила его кузина. - Вчера его рвало чем-то чёрным и кровью. Всю ночь знобило. Он разговаривал в бреду с покойным государем и говорил: "Ваше Величество, я непременно поеду с вами".

Жанно взял на руки малыша, обнявшего его за шею. Кузина его встала и отвернулась к окну.

- Что я скажу Паулю? Ему ещё два года, он же не будет Кристофа помнить... Даже портретов не останется.

- Скажи сыну, - Жанно посадил малыша в кресло, дав ему поиграться со своим аксельбантом. - Де-Витт. Графиня Батовская. Цесаревич Константин. Вот кто убил его отца.

- При Константине ему, наверное, жить... - рассеянно произнесла Дотти. - Впрочем если на престол взойдет он, то вся Ливония восстанет. Я об этом позабочусь.

Она зло усмехнулась.

"Моя величественная королева", - подумал он с восхищением и ужасом.

- Имя Кристофа уже треплют в гостиных на все лады, мне передавали, - продолжала она. - Его проклянут. Но мы будем помнить правду. А великая княжна Екатерина уже знает всю правду.

- Великая княжна? - переспросил Лёвенштерн.

- Да. Она первая нашла его после нападения зверя. И, - Дотти горько улыбнулась. - Она любит его так, как я не в силах.

- Господи Боже мой, - простонал Жанно.

Его начальник действительно зашёл далеко. Но скоро он уйдет ещё дальше, получив ангельский чин, что несравненно выше генерал-адъютантского.

Париж, декабрь 1807 года - январь 1808 года

Алекс справлял этот Новый год в компании одного только Поля фон Крюденера. Марго, как всегда, упорхнула встречать 1808-й с семейством. Они с Крюденером добыли настоящего китайского опиума и уселись его курить на балконе её квартиры - мадемуазель Жорж оставила Алексу ключи.