Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

Кристоф выдержал и этот вопрос. Он ответил:

- Да, это так.

- Что же иного я ждал? Ты же нашей семье фактически как кузен, получается, - усмехнулся Александр. - А все знают, что Le cousinage est un dangereux voisinage. (Двоюродное родство - опасное соседство).

- Так вышло, Ваше Величество, - признался Ливен. - И скажу откровенно: я был влюблён.

- Неудивительно. Впрочем, я не люблю копаться в грязном постельном белье, не царское это дело, - проговорил Александр. - Только вот что: последствия. Ты понимаешь, о чём я?

Ливен поспешил кивнуть. Конечно, он всё понимал.

- Прекрасно. Она, кстати, очень переживала, когда с тобой случился весь этот кошмар, - император уже улыбался ему в своей очаровательной манере "доброго царя-батюшки". - Этим себя отчасти и выдала. Но я связываю это, - он взял в руки проект. - И твой роман с Като. И помнишь, мы как-то с тобой говорили про твоего предка. Имея таких предков, не грех и в короли метить.

- Государь, - Кристоф пристально посмотрел на него своими глазами стального цвета. - Буду откровенен...

- Не надо, - прервал его Александр. - Мне не нужна твоя правда. И я знаю, кто толкает тебя на измену. Вся эта павловская партия моя матушки. Но я в тебя верю.

С этими словами они и расстались. Кристоф вскоре уехал в Ригу, где и провел остаток зимы и половину весны. Из шкуры белого волка, ставшей его трофеем, был сделан ковёр, который граф потом долго показывал своим гостям, не вдаваясь в подробности истории.

Париж, апрель 1808 года

В Париже одуряюще цвели каштаны. Алекс всё чаще задумывался о своем будущем с Маргаритой Жорж, такой изменчивой и неуловимой. К тому же, и сестра, и Толстой твердили об одном - надо уговорить Марго уехать с ним в Россию. Благовидный предлог для самого себя он придумал - поучаствовать в "крестовом походе против неверных", то бишь, уехать в Молдавию на войну с турками. Осталось найти повод к отъезду своей любовницы из Франции.

Дотти описала со всей откровенностью и красочностью, что же произошло с её супругом под конец прошлого года. "В такую минуту нужно защищать наше Дело всеми средствами", - завершала она послание. - "Возвращайся". Эти слова Алекса убедили больше всего.

После одного спектакля он зашёл к Марго в гримерную. Она разоблачалась из театрального костюма в повседневное платье. Последнее время его любовница играла исключительно королев, поэтому перед ней на туалетном столике лежала диадема.

- Как все, по-твоему, прошло? - Маргарита смотрела на его и своё отражение в зеркале, не оборачиваясь.

- Изумительно, - отвечал Алекс со всей искренностью. - Слышала эти аплодисменты?

- О да, - сказала она спокойно. - А что толку? Говорить чужие слова в чужом костюме перед толпой дураков - как же мне это уже надоело!

Алекс понял, что надо срочно воспользоваться удобным моментом.

- Слушай, - он взял в руки диадему. - Не хочешь ли ты, чтобы это была настоящая корона настоящей державы?

- Сказки рассказываешь, - усмехнулась Марго. - Каким же образом?

- Моя родина - страна возможностей, и в ней случается всякое, - улыбнулся ей Бенкендорф.

- Надо же. До недавних пор нам лили в уши, что это Франция, - она приняла дерзкий и иронический тон, который его обычно бесил. - И что, теперь в России раздают королевское достоинство всем актрисам?

Бенкендорф продолжал:

- В России мало хороших актрис. Публика не очень избалованная. Вознаграждения весьма щедры. Поехали?

- Кто же меня отпустит? Я связана с La ComИdie FranГaise годовым контрактом, - ответила молодая женщина. Потом, заметив лукавый огонек в зелёных глазах своего любовника, очаровательно улыбнулась и проговорила иным тоном:

- Так ты предлагаешь бежать?

- Марго, - он встал у неё за спиной и обнял её за плечи. - Мне нужно скоро уехать в Петербург. Я уже договорился с начальником. Дела семейные и политические. Но я очень не хочу, чтобы всё у нас закончилось так, как обычно кончается. Едем со мной.

- Но как же? - возразила она. - За мной же следят. И за тобой, наверное, тоже.

- Кстати, когда я говорил о короне, то не шутил, - проговорился Алекс. - Пока ничего не обещаю, но если мы будем вместе...

- Знаешь, за что я люблю тебя? - Марго резко обернулась, обняла его. - С тобой не скучно. Ты прирождённый авантюрист. Странствующий рыцарь. Только такие, как ты, - обычно одиночки. Им спутницы не нужны.

- Не в моём случае.

Они поцеловались.

Через неделю были выправлены поддельные паспорта для Марго и других знакомых ей членов труппы La ComИdie FranГaise. Она сорвала спектакль, уехав в ночь со своим "странствующим рыцарем" в далёкий Петербург.

***

Похищение ловким повесой звезды французской драмы наделало много шума в Париже, и даже Лёвенштерн, подвизающийся скромным студентом хcole Medicale и проживающий на мансарде одного дома на Rive DroНte, услышал об этом. Он пока осторожничал и не искал знакомств. Ему такая жизнь нравилась.

Алексов аффронт его поразил, но Жанно слишком хорошо знал своего кузена, чтобы долго удивляться его поступку. Ходили, правда, слухи, что Алекс хочет жениться на Марго, и Лёвенштерну они не очень нравились. "А потом у них родится сын. Такой же, как я", - подумал он мрачно. Эта история напоминала ему о его родителях. Слишком напоминала.

Санкт-Петербург, май 1808 года.

Алекс с Марго устроились в роскошных апартаментах в доме Грушкина на Невском. Барон сразу же после приезда поехал в Павловск. Там его встретили совсем не радостно. Его долго продержали у фрау Шарлотты, проявившей к нему куда больше сердечности, чем её повелительница. Под конец почтенная дама проговорила со всей откровенностью:

- Александр. Чтобы вы не обольщались. Вашу... особу хотят отдать государю в качестве развлечения. Ничего более. И если вы заговорите о браке с ней, то знайте: все будут против.

Мария Фёдоровна обрушила всю тяжесть своего гнева на повинную голову Алекса. В конце концов, он почувствовал себя виновным даже в том, что появился на свет. Императрица то и дело хваталась за сердце, закатывала глаза, без конца поминала его мать, всплескивала руками, постоянно повторяя слова "стыд" и "позор".

- И твои долги, - жестко проговорила она напоследок. - Сделал их ты, а расплачиваться по ним мне. И мне неприятно тратить на прихоти этой актёрки деньги, которые бы пошли на что-то более полезное. Я избавлю тебя от кредиторов, но скажи: как ты собираешься искупать свою вину?

- Кроме как уйти на войну, мне ничего другого не остается, - вздохнул Бенкендорф.

Увы, в столице его приняли тоже довольно холодно. Друзья называли его "дурнем", а Воронцов мрачно говорил: "Ей от тебя нужны лишь деньги. Митя из-за такой уже Богу душу отдал. Ты следующий, хочешь сказать?"

В Петербурге Марго действительно заразилась болезнью скупать всё и вся - шелка, меха, драгоценности, персидские шали. Если мебель - то только лучшая, если еда - то только деликатесы первого сорта, вроде черной икры или осетрины. Долги Алекса росли в астрономической прогрессии.

В июне состоялось выступление Маргариты Жорж в Каменноостровском дворце в присутствии государя и всего двора. Она читала монолог Федры. В числе приглашенных были и Ливены. Алекса в этот вечер отправили в Зимний на дежурство.

Монолог, исполненный звездой французской драмы, оказался прочувствованным и выверенным. Женщина изящно, но при этом очень естественно всплескивала руками, со страстью декламируя бессмертные строки. В очах её блистали неподдельные слезы. Простота в её манере игры сочеталась с величием.

Александр Первый слушал про муки преступной любви мачехи, обуреваемой страстью к пасынку, и сам разрыдался - великий поэт озвучил, а выдающаяся актриса передала всё то, что он испытывал к Като, которая сидела рядом с ним, скрестив руки на груди и прищуренными глазами следя за происходящим на сцене. То, чем так восхищались другие, казалось ей наигранностью и фальшью. Да и сама внешность этой актрисы вызывала в ней отвращение. "Сколько же надо жрать, чтобы к 21 году превратиться в такую коровищу? Да в одном её платье вместятся две меня и ещё три таких, как младшая графиня Ливен", - думала великая княжна. Лицо у этой Маргариты, правда, красивое, правильное, греческого склада, но вот фигура, конечно, далека от грациозности и изящества. Впрочем, дело своё она знает - движениями и жестами госпожа Жорж заставляла забывать о своей полноте, которую даже по меркам тогдашней моды, предполагающей телесное изобилие, можно было назвать чрезмерной. Като одёрнула себя - с каких это пор в её голову полезли такие банальные "бабские" мысли, достойные лишь всяких тупых куриц, которые, рассевшись вдоль стен на придворном балу, без стеснения обсуждают дебютанток? Всё просто. Великая княжна знала, что эта Марго Жорж не сегодня-завтра окажется в постели её любимого брата, который, слушая этот истеричный монолог, почти рыдал. "Сейчас у неё пена изо рта пойдет", - подумала Екатерина. Затем она встала с места и вышла в сад. Ночь была белая, странный лилово-золотистый свет озарял небосклон. В отдалении она заметила графа Кристофа, вышедшего из залы уже на пятой минуте декламации - такое он на дух не переносил. Като махнула ему рукой.