Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

- Как же вас так? - она снимала с него окровавленную одежду, промакивала раны. - Отдали бы им, что просили, и всё обошлось бы. Они такие. Как говорится, храбрость воина - ничто перед коварством преступника.

Он положил свою холодеющую руку на её запястье. Слёзы показались в его глазах. Потом Алекс лишился чувств.

Морис Сент-Поль, студент иcole Medicale последнего года, явился, пошатываясь с жестокого похмелья.

- Ну, Марго, что у тебя там... - он приблизился к пострадавшему, увидел открытую рану, через которую можно было увидеть внутренность гортани, и выругался.

- Спаси его, - взмолилась молодая женщина.

- И он что, ещё живой? - изумленно глядел Морис на потерявшего сознание Алекса. - И сонная артерия не задета, хочешь сказать? В рубашке родился.

- Ты сможешь это зашить? - деловито спросила Марго.

- Постараюсь. Он без сознания, так-то лучше. Но если он у меня помрёт на столе, чур, с тебя уговор, - сказал он скороговоркой.

Потом Морис, хлопнув Иветту по заднице, приказал нести нитку с иголкой и начал зашивать Алексу разорванную гортань. Через два с половиной часа операции он, вытирая с рук кровь, сообщил:

- Всё. Дальше заживёт как на собаке. А где ты его нашла, и кому так не повезло?

- Адъютанту русского посла, - проговорила Марго, отирая Алексу лицо мокрой тряпицей.

- А, филёры, - равнодушно произнёс без пяти минут доктор медицины. - Хорошо, что я был дома. Они любят их брата резать. Думают, что у них водятся какие-то секреты. Ну, я пошел. Если у него поднимется температура, дай мне знать.

Алекс очнулся на следующий день, не осознавая, где он и что здесь делает. Марго лежала с ним рядом. Его глаза опухли, горло болело очень сильно, он даже говорить не мог. За одну ночь он онемел. Потом припомнил всё, что случилось: десятеро человек пинают его, как мячик, по грязной брусчатке; он бредёт по переулку, под злыми звёздами; и вот дом, и тёплая гостиная, и женщина, в объятья которой он падает, и кто-то чёрный и страшный зашивает его тело, и над всем этим - граф Меттерних с пронзительными глазами духа огня, говорящий: "Я же предупреждал".

- Очнулся, - Марго светло улыбнулась ему.

Он улыбнулся ей в ответ непослушными губами, попытался что-то сказать, но не смог.

Она прижалась к нему, погладила его ноющее от боли, избитое, измученное тело и начала целовать его.

"Идиоты", - думала она. - "Проклятые идиоты. А этот Александр действительно родился в рубашке и с серебряной ложечкой во рту".

***

- Идиоты! - негодовал Фуше. - Жалкие идиоты! Кто его бил?

- Вы же сами сказали... - робко возразил его подчиненный.

- Если его убили, вы представляете, чем это грозит? Вы хотя бы труп его нашли?

- Мы обыскали все морги, но его там нет. Наверное, выкинули в Сену, - флегматично продолжал Этьенн.

- Merde! Вам - строгий выговор. И что мне говорить Его Величеству? А?

- Он жив, - раздался голос вошедшего в кабинет Армана. - И сейчас находится у мадемуазель Жорж. Собственно, куда шёл, туда и дошёл.

- Все равно ты идиот, Этьенн. Пошёл вон! - прикрикнул Фуше.

Оставшись с Арманом наедине, он вздохнул:

- Слава Богу. А то этого Бенкендорфа нет уже вторые сутки, русские на ушах стоят. И Его Величество хотел с ним поговорить лично. Так он и вправду жив?

- Да. Чудом. Вот только говорить не может, - вздохнул Арман.

- Почему это?

- Этьенновские ребятки пытались перерезать ему горло. Ярёмной жилы не задели, но гортань и голосовые связки - в лохмотья. Наш доктор говорит, что Бенкендорф сможет вновь обрести голос только через месяц. Но письменные показания даёт и сейчас.

- Ну хоть что-то, - с облегчением проговорил Фуше. - Пусть его доставят в русское посольство. А Марго, получается, его спасла?

- Училась у кармелиток, - тонко улыбнулся Арман.

***

Через несколько дней Алекс сидел в печально известном "чёрном кабинете". Перед ним лежал лист бумаги и карандаш - так быстрее записывать ответы, а времени у допрашивающих его было в обрез. Человек, задававший вопросы, был повернут к зашторенному окну так, что его лица нельзя было разглядеть. Но по голосу и резкому итальянскому акценту барон понял, кто с ним разговаривает.

- Вы же не русский, да? - спросил император - а это был именно он.

Алекс покачал головой, потом написал:

"Не по крови".

- У вас немецкое имя и протестантское вероисповедание. Так ваши предки были выходцами из Германии?

"Зачем это ему?" - подумал Бенкендорф и начертал на бумаге: "Они пришли в Ригу из Пруссии".

- Я знаю, что император Александр, а до этого его отец благоволили к таким, как вы, - уроженцам Прибалтики. Вообще, мне интересна ваша родина. полковник. Я даже на досуге о ней прочитал. Только я не понял одного - почему вы так быстро сменили подданство со шведского на российское? - это была самая длинная реплика, произнесённая Наполеоном за полчаса.

Алекс немного подумал, потом вывел:

"Государь Пётр I обещал остзейским немцам привлегии. Карл XII эти привилегии отнимал, как и его отец. Отсюда и верность балтов династии Романовых".

Фуше зачитывал ответы Алекса, а тот радовался, что ему не приходится произносить их вслух. Как вчера говорила Марго, когда у него всё-таки поднялась температура: "Во всём надо находить радостные стороны". И ещё: "Кому-то бывает и хуже". Вот сейчас он видит, чем же так хорошо быть немым. Почерк не выдаёт того, что творится на душе. А голос - предатель.

- Какие же это привилегии? - отрывисто спросил Наполеон.

Алекс перечислил: "Право исповедовать лютеранство. Сохранение всех прежних административных учреждений и самоуправления. Сохранение земель и крестьян за помещиками".

- Как интересно. Только полной независимости вам не хватает. Уверен, некоторые из ваших мечтают об этом.

Алекс побледнел. Он был достаточно умен, чтобы понимать, о чём именно говорит Бонапарт. Ливонское королевство на французских штыках... Этого ещё не хватало!

- А вы? Вы, случайно, не мечтаете? - кратко усмехнулся Наполеон.

Барон нахмурился и написал следующее: "Рыцари Остзейского края - верные слуги российского престола. Если кто из нас и надеется на независимость, то только из рук государя императора. Что касается моего рода, то мы уже на протяжении трёх поколений служим российской короне по военной части и не имеем права..."

- А как у вас относятся к полякам? Насколько я знаю, Курляндия была подвассальна польскому королю?

"К полякам относятся очень плохо. Простой народ их ненавидит", - записал Алекс.

- Почему так?

"В 17 веке они пришли нас завоевывать. Шведы отдали нас им. Поляки начали отбирать земли, насаждать католичество, устроили охоту на ведьм, сжигали целые деревни. До сих пор есть негласный обычай - каждый латыш, эстонец или балт может безнаказанно убить на своей земле любого, кто говорит в его присутствии по-польски или молится на латыни. Естественно, это правило распространяется только в Остзейском крае, и то, Митава является исключением".

- Сурово. У вас там просто Вандея случится, если Россию вдруг поразит революция. Итак, всё, что мне нужно, я от вас узнал. Спасибо. Можете быть свободны.

После того, как его отпустили, Алекс подумал, что весь этот разговор нужно передать своему начальнику. Так и поступил. Шума, кстати, по поводу происшествия не поднимали. Порезали в тёмном переулке, ограбили, слава Богу, что живой. Толстой предлагал ему взять отпуск и уехать на лечение, но барон наотрез отказался - если его не будет в Париже, Марго позабудет о нём совсем, а этого нельзя допустить. Много разговаривать ему по долгу службы всё равно не приходилось, и в постели он пролежал всего дней пять. Потом стало скучно. Толстой, тем не менее, описал всё это происшествие и его причину Марии Фёдоровне.