История украинского народа. Автобиография

Таким образом украинскому народу, по-видимому, — судя по его верхним слоям, — угрожало окончательное превращение в аморфную этнографическую массу, обреченную на денационализацию. Национальная смерть, казалось уже веяла над ним. Но народные массы нашли в себе неисчерпаемую силу возрождения и то же XVIII столетие, которое видело наибольший унадок украинского народа после предшествующего подъема, — принесло с концом своим начатки возрождения.

Правда, они были так слабы, что получают свое значение лишь в сопоставлении с позднейшим возрождением.

Литература: П. Житецкого: Очерк литературной истории -малорусского наречия в XVII в., 1883, Мысли о малорусских думах, 1893, Энеида Котлярееского в связи с обзором малорусской литературы XVIII в., 1900 в этих книгах много сведений о культурной жизни Украины в XVII—XVIII вв.). Я. Петровы Очерки из истории украинской литературы XVII и XVIII в., 1911. Перетц: Историко-литературные исследования, 1900—2. Значительную литературу имеет история киевской академии; назову Петрова: Киевская академия во втврой пол. XVII в,, 1895, Серебренникова: Киевская академия с полов. XVIIIв., 1897, Вишневского: Киевская академия с пол. XVIIIв., 1904.

XXVIII. УКРАИНСКОЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ В РОССИИ

Я отметил уже выше, что, несмотря на обрусение высших, классов Украины, у них оставался известный областный патриотизм, скорбь по гетманщине, романтические воспоминания о былой славе козачества. Легкость, с которою теряли они свой национальной облик, не исключила известной национальной гордости, а отчуждение от народа не мешало с симпатнею относиться к особенностям, хотя бы и внешним, украинского быта, к украинской народной словесности и ее языку.

Такие местные симпатии у обрусевшей интеллигенции восточной Украины сами по себе: однако не имели особого значения. Они значили не более, чем подобные же местные симпатии польской и ополяченной интеллигенции западных украинских земель, выразившиеся в этнографических и антикварных работах в области украиноведения и в опытах поэтической обработки мотивов украинской народной словесности. Свое значение эти симпатии получают только с обращением подобных украинофилов к народному языку.

Употребление этого народного языка не прерывалось в продолжение всего XVIII в. Кинему обращались из практических соображений, в интересах удобопонятности для простого народа; так, в руководствах для священников мы встречаем наставление приноравливаться даже к диалектическим особенностям местных говоров, так как они «на Волыни иншии, на Подолю и на Украине иншии, в Полесю иншии» *. С другой стороны, самые руководства поэтики рекомендовали в известных родах творчества, для достижения комического эффекта, выводить как простонародные фигуры, так и простонародную речь. Уже начиная с первой половины XVII в. нам известны комические сцены из украинского простонародного быта, вводившиеся в школьные представления; старейшие принадлежат 1619 г. — это два комические диалога украинских крестьян при трагедии о смерти Иоанна Крестителя, сочиненные галицким Поляком Гавватовичем. Из первой половины XVIII в. имеем ряд интермедий в пьесах Митрофана Довгалевского (1730-х гг.) и Георгия Конисского (1740-х гг.), интересных не только языком, но и комическими тинами и положениями, составляющими прототип позднейших украинских оперетт и комедий XIX в.

¹ Науки парохальпые, 1794.

353

В тесной связи с этими школьными интермедиями стоить широко распространенная украинская вертепная драма, представляющая рождество Христово в лицах и наряду с кантами церковными вводящая; также сцены и песни на языке народном. Наконец более или менее на народном языке, а очень часто — и на чистой народной речи слагаются стихотворения различного содержания: религиозно-нравственные произведения в духе более старых, макаронических кантов, лирика личного чувства, стихотворные обработки новеллистических сюжетов, послания и приветственные стихотворения, сатиры и пародии. Эти произведения слагаются то для забавы, чтобы щегольнуть народным языком и простонародными формами, как комическим средством, соответствующим комическому содержанию, то обращаются к народному языку, как более близкому и в своей безыскусственности и непосредственности более искреннему и сильному орудию для выражения чувства.

Эта последняя сфера творчества, заключающая в себе, подобно драматической, также зародыши позднейшего украинской лирики (XIX в.), была особенно широка, но мы совершенно не имеем возможности дать понятия о ее размерах и развитии. Впрочем, вообще вся эта литература на народном языке, оставаясь неизданною, осужденной на распространение устное, а самое большее — в рукописных копиях, гибла и утрачивалась очень скоро. Мы находим эти произведения большею частью случайно, среди сохранившихся в рукописных сборниках стихотворений, начиная с наиболее старых — XVII и начала XVIII в. Множество их перешло в устную традицию народа, смешавшись с его поэтическим репертуаром и утратив со временем первоначальные более заметные черты литературного, книжного сочинения, В огромном, большинстве эта литература осталась анонимного; сохранились лишь немногие имена вроде козака Климовского (первой пол. XVIII в.), сочинителя лирических стихотворений, к числу которых относили известнейшую песнь «ихав козак за Дунай»¹, или Некрашевича, священника из окрестностей Киева, второй половины XVIII в., произведения которого (диалоги и стихотворные послания) отчасти сохранились с его именем, или случайно переданный в сборниках имела вроде Ник. Мазалевского, сельского дьячка из Черниговщины, и др.

¹ Никаких более подробпых сведений о Климовском доселе однако не удалось собрать, единственно что мы имеем достоверного — это два стихотворения, поднесенные им имп. Петру в 1724 г. «О правосудию начальствующх» и «О смирении высочайших», автор подписался па них как «харковский коэак Семеп Климов» (см. статьи проф. Перетца в Известиях отд. русск. языка 1903,1, и В. Срезневского в Сборнике Харьков, ист.-фил. общества, т. XVI, 1905).

Эти указания на сословное положение авторов вводят нас в ту среду, в которой развивалось это творчество Это та же линия' соцрикосновения книжности и народности, книжного народного творчества, кой рая дала нам многочисленных авторов популярных книжных кантов «Богогласника». Подвизаются на ней представители низшего духовенства, дяки бакаляры, учителя сельских школ, и более зажиточные представители мещанского и козачьего сословий, вкусившие школьной науки.

Вообще старая школа была гораздо демократичнее нынешней, и в киевской академии, до ее превращения в специально-духовное учебное заведете (к концу XVHI в.), среди тысяч ее учеников большинство составляли представители козачьего и мещанского сословий. Сельские же школы с преподавателями дьяками в XVIII в. были более распространены, чем нынешние министерские и земские школы, как показывают цифры старых переписей: каждое село обыкновенно имело школу, хотя села эти были гораздо меньше нынешних. Напр., по переписям 1740 — 1748 гг„ в семи «полках Гетманщины было 866 школ на общего число 35 городов, 61 местечек, 792 сел и 206 деревень. По Румянцевской описи, в Черниговском полку было 142 села и 143 школы. Сравнивая эти данные с нынешним состоянием видим воочию, насколько старая школа была доступнее нынешней: на пространстве нынешних Черниговского, Городеиского и Сосницкого у. в 1768 г, было 134 школы, причем одна школа приходилась на 746 душ населения, а в 1875 г. было на этой территории 62 школы, из которых одна приходилась на 6730 душ). Искавшие образования ученики, не имевшие средств отправиться в высшие учебные заведения, учились по много лет в таких «дяковках» и нередко «вышлировывались» очень порядочно, Таким образом школы высшие и низшие создавали довольно широкую среду, где создавались и распространялись начатки народного творчества XVIII в„ пока старая школа Гетманщины не погибла под давлением регламентации, проведенной в местных отношениях центральным правительством; введением церковных штатов, закреплением за приходами дьячков и стеснением их свободного передвижения. Во второй половине XVIII столетия употребление народного языка в восточной Украине делается даже более значительным, благодаря тому, что последний не встречает себе соперника в украинском книжном (макароническом) языке, замирающем здесь в средине XVIII в. иод влиянием цензурных гонений. В этом отношении интересно сравнить восточную Украину с западной, где книжный язык, не подвергаясь специальным гонениям, задерживал в большей степени развитие народного В восточной Украине книжный язык подвергался гонениям наравне е народным и так как из этих двух непризнанных языков народный, конечно, имел в Ребе гораздо более жизненности, тем искусственный продукта школы язык книжный, то по мере того, как последний