По рукам и ногам (СИ)

В общем, спасибо. Спасибо за ваши мысли. Они – то, ради чего я вообще все это делаю.

========== Часть 99 ==========

Когда я проснулась, Ланкмиллера рядом не было. Здоровой и очень мягкой, за ночь измятой кроватью я наслаждалась в одиночку. Лучи солнечного света сквозь занавески косыми полосами струились по стенам и шершавым доскам паркета, а через распахнутое окно комнату наполнял запах дождя и утренней свежести. Давно такого прекрасного утра не было.

Я спрыгнула с кровати и, немного покачиваясь со сна, поплелась в душ. А он мне был отчаянно необходим, потому что спустя некоторое время после пробуждения обнаружился один деликатный нюанс… Ну надо же, а. Это как же крепко нужно было меня мацать вчера, чтобы даже волосы так прочно впитали его, этот чертов ланкмиллерский запах? Я растерянно взвесила на руке прядь, а потом откинула за спину. Еще не хватало мне такой грязной романтики.

Вдоволь набродившись по дому после душа и даже прибрав к рукам новую одежду из ланкмиллерской спортивной сумки, я, наконец, придала своим блужданиям осознанную цель.

Кэри обнаружился в заброшенном цветнике без единого растения. Да, чудное место, чтоб поставить здесь тренажер. Я даже прыснула в ладонь, тоже мне, устроил тут качалку. Нет, ему, конечно, по статусу положено за собой следить, упражнения там всякие, чтоб под старость не превратиться в лысого бородавочного пузатика, типа Флетчера.

– Доброе утро, – зевнула я, прислоняясь к дверному косяку. – Как жизнь молодая?

– Завтрак бы приготовила, чем слоняться, – посоветовал Ланкмиллер весьма дружелюбно для его обычной манеры, но занятия своего не прервал.

– Так не из чего готовить, холодильник как был пуст, так и теперь, собственно… – мысль как-то слишком резко ушла, и я виртуально с размаху сильно и очень больно себя пнула. Пялиться некрасиво. В крайнем случае, уж точно не туда, куда я…

– А ты проверяла, солнце? Я с утра уже съездил за всем необходимым.

– Уже?! Во сколько же ты встал, птичка ранняя? – вместо того, чтобы возмущаться пошлой фамильярности, я прямо-таки слегка ошалела от удивления. Совсем он не спит, что ли…

– Лучше посмотри, во сколько ты встала, – беззлобно усмехнулся Кэри.

Ясно. Пока я не научилась общаться с людьми вразумительно и хоть сколько-нибудь вежливо, молча повернулась и, не отвечая на слова мучителя, промаршировала на кухню. Мои навыки готовки сводились, прямо говоря, к «сварганить бутерброд, заварить чай, криво нарезать простенький салат». До того, как я попала в бордель-кафе, я, конечно, чем только не промышляла, чтоб деньги достать, в том числе и готовкой, но сейчас уже забыла даже самые нехитрые рецепты. Однако желание поесть оказалось сильнее предубеждений.

При инспекции холодильника выяснилось, что Ланкмиллер закупился от души, на неделю, а то и на две.

Я очень скоро перестала глазеть и принялась делать то, что умела – бутерброды. С колбасой, огурцом, крабовыми палочками и сырным соусом. Не знаю, мне с голодухи почему-то казалось, что это все прекрасно сочетается.

Делала два, так как Ланкмилер не уточнял, чем именно желает отзавтракать. Копалась я очень долго и увлеченно, как дитя малое в песочнице. И вот, как раз в разгар моей «повариной» деятельности на руку, лежащую на столешнице, вдруг опустился наполненный водой стеклянный стакан. Вторую мучитель ловко завел мне за спину.

– Нет, то, что ты посуду вразумительную купил – это хорошо, но…

…как-то странно ты ею хвастаешься. У меня сердце екнуло, и если б волосы действительно умели вставать дыбом, они бы встали. Потому что зачем сжимать мое запястье. Зачем касаться губами шеи. Зачем легонько прикусывать, зубами оттягивая кожу. Это свое «зачем» я почти вытолкнула из груди с воздухом сквозь сжатые зубы. А получилось придушенное: «Какого черта?»

Слышала ведь, как он подошел и как шкафчик открывал. Просто не отвлеклась и не обернулась – слишком доверилась.

И на тебе очередную пакость.

– Не пролей, – негромко посоветовали на ухо. – И не разбей. Головой отвечаешь.

Он сейчас совсем рядом, и может быть, поэтому мне сейчас так хочется все-таки разбить этот долбанный стакан. И лицо мучителю.

Как мне не по душе эти его игры. Не по душе чувствовать себя слабой и загнанный в угол.

Но моему телу, видимо, это было в кайф. Подгибаются коленки, сбивается дыхание, и вот это мне уже очень, оч-чень не по душе.

Как странно. Я почти расслаиваюсь. Разбиваюсь на два мира. Два непримиримо враждебных лагеря. Выражаюсь красиво, а чувствую себя, как проститутка, которая свое тело в рамках приличного удержать не может. Что же это делается.

Кэри меня не держал почти, просто сжимал руку за спиной, и можно бы легко вывернуться, если б не проклятый стакан, который я не разбивала только потому, что мне не улыбалось снова поить мучителя из своего рта. Вдруг он только один купил. Вполне можно было ожидать чего-то подобного.

– Очень напрягаешься. Опять, – выдохнул в шею Ланкмиллер. – То, что тебе это нравится – совершенно нормально. Это и должно нравиться, – убрал прядь волос с шеи, коснулся губами открывшегося участка кожи. Я чуть не взвыла.

Кэри вдруг сам напрягся, а в следующий миг дернул меня к стене, так, чтобы нас не было видно из окна, если смотреть с улицы. Причиной этому был звук мотора и автомобильных шин по асфальту, сразу ясно стало – у дома кто-то парковался.

В резко наступившей тишине меня оглушил звук разбивающегося стекла. Вода из стакана чистой прозрачной кляксой растеклась по полу. А у меня в ушах отдавался стук сердца. Опять что ли маменька зверствует? И здесь его нашли… Мда, и кто же на этот раз в качестве мишени?

Кэри косил одним глазом на улицу, в то время как меня почти в угол вжал, как можно ближе к стене. Хлопнула дверца, и спустя пару секунд Ланкмллер вдруг отпустил, уперся обеими руками в столешницу и глубоко вздохнул.

– Отставить тревогу, это мой дядя, – мучитель медленно выпрямился.

– Твой дядя? – у меня сразу же брови вверх поползли. – Разве ты не говорил, что он умер?

– Разве я говорил, что у меня один дядя? Этот со стороны матери. Пойдем, встретим гостя. И ради всего святого, хотя бы постарайся вести себя прилично, иначе воспитательных речей не оберешься, ладно?

Я последовала за Ланкмиллером, пока он все это говорил, в гостиную, а потом в прихожую.

Кэри встал так, чтоб тому, кто открывает дверь с улицы, его было сразу видно. Я, наоборот, не испытывая желания знакомиться с горячими семейными узами, отступила в тень, к вешалкам для одежды. Зачем мне вообще лишний раз иметь дело с мучительскими родственничками, как будто они и без меня прекрасно не обойдутся. Плевала я на самом деле на правила приличия.

Тяжелая входная дверь отворилась, и потонувший в гробовой тишине ожидания коридор вмиг огласился восторженным восклицанием долгожданного дядюшки.

– Какой сюрприз, я думал, что летняя резиденция Ланкмиллеров пустует! Вы, как ни крути, нечасто здесь появляетесь!

– Удачно совпало, не правда ли? – Кэри развел руками. – И тебя нечасто выцепишь из дел государственных.

А я про себя выругалась самыми последними словами. Удачно ему совпало. Твою-то мать, как же мне везет… Судьба, за что ж ты так меня не любишь?

Хироши Такара, чтоб его асфальтоукладчик раскатал, откуда бы он здесь не взялся! Кто бы мог подумать, что это будет он?! Ну, еще пару минут, и здесь будет смертоубийство… Но сначала меня стошнит.

– Мы проездом, решили отдохнуть с дороги, долго не задержимся. Юми!

О, чёрт возьми, он еще и с бабой. Вслед за Такарой на порог ступила его миниатюрная спутница, совсем еще девочка – и с этим пятидесятилетним дерьмом.

– Добрый день, мастер Кэри… – тихо поздоровалась она, склоняя голову и не поднимая глаз.

Наверняка вымуштрованная по лучшим правилам приличия. У такого забалуешь…

И все пока что шло хорошо и даже очень мирно. И пошло б так и дальше, если бы Кэри не сделал такую дурость, каких никогда еще не делал. Это было даже ему не свойственно.