По рукам и ногам (СИ)

Мучитель замолчал. По голосу слышно было, что ему со временем тяжелее рассказывать становится. И этот единственный человек – это он об Элен, конечно же.

Я прекрасно отдавала себе отчет, что Ланкмиллер, хоть и сволочь, но чувства у него есть. Ну не знала я, чёрт возьми, что всё так выйдет! История, которую он мне рассказывал, оказалась наполненной такой непроглядно мрачной и беспросветной тоской, сдавившей меня словно стальным прессом.

И мне не слишком хотелось слышать ее конец.

Я сидела в углу дивана притихшая и думала, что если он не продолжит, то я даже не заикнусь о том, чтобы его попросить. Но Кэри продолжил.

– Все к этому шло. Я не понимаю, как она выдержала столько лет в страхе и одиночестве, но даже самые сильные рано или поздно ломаются, наверное. В один день она просто исчезла из дома – кто-то из наложниц помог, наверное. Только на следующий день выяснилось, что она сбросилась с обрыва в море. Прямо на скалы. Ее хоронили в закрытом гробу, так что было даже не попрощаться толком. Когда она умерла, мне было тринадцать. Я видел, как страдал отец, и во всем винил ее. Он ведь почти всю свою последующую жизнь не мог оправиться от того, что случилось, любил ее, как сумасшедший. И я тогда откровенно не понимал, как она решилась причинить нам столько боли. Но становясь старше, начинаешь иначе смотреть на вещи. Отец потом говорил, что все бы сделал, лишь бы этого не случилось, и в его власти действительно было предпринять если не все, то очень многое. Но в итоге, он так ничего стоящего и не сделал, потому что не позволяло ее положение наложницы. В общем, сложно все это, Кику.

Ланкмиллер сел рядом и запрокинул голову к потолку. К тому времени, как он закончил говорить, на сковородке уже что-то мирно скворчало. Солнце теперь освещало западную половину дома, и на кухне немного потемнело.

И не то чтоб я вообще никогда не делала такие вещи, но на этот раз я саму себя буквально ошеломила своей выходкой.

– Я… прости, не стоило мне об этом спрашивать, – пробормотала я в его рубашку едва слушающимися губами.

Я обнимаю его так крепко, а в голове нехилый кавардак и по кругу только одна мысль:

Он не оценит.

Он не оценит.

Даже если у него вдруг развязался язык, даже если он мне все это разом выложил, как закадычному другу, Ланкмиллер не такой человек, который будет в восторге от несанкционированного нарушения личного пространства и неумелого сочувствия.

Что на меня нашло? Почему я вдруг его жалею, только что ведь все иначе было! Это же мне вообще не свойственно! Я же черт нелюдимый, я же никогда… Да и о том что ему самому больно и плохо, Ланкмиллер ни разу так и не заикнулся, а души я читаю пока что плохо из рук вон.

Опомнившись и взяв наконец себя в руки, я откочила от мучителя так же резко. Ошпаренная словно, а меня и правда, как кипятком окатили, и вдобавок ко всему почувствовала, что краснею, а давно мне уже не приходилось… А Кэри… Я даже смотреть на него боялась, даже искоса. Только вот я знала, что он на меня смотрит. Изучает глазами в своей обычной цепко-пронизывающей манере. У меня дрожали пальцы, и если бы их можно было куда-то спрятать с глаз…

– Иди сюда, – Ланкмиллер сам привлек меня к себе, и я без малейшего сопротивления подалась навстречу. – Я не так часто об этом говорю, но дело скорее не в болезненности воспоминаний, а в моем желании. Мне дорого каждое воспоминание, связанное с ней, и я не хочу ничего забывать, что бы там ни было. Все в порядке, расслабься, ты же хотела знать?

Я-то хотела, но понятия не имею, что теперь делать мне с этим знанием. Как поступить с почти безграничным доверием, оказанным мне так великодушно и так внезапно. Кэри медленно перебирал мои волосы и гладил по голове.

Не знаю, откуда вдруг во мне столько всего взялось. Я ведь не могу понимать, что он чувствует, никогда в жизни не теряла кого-то по-настоящему дорогого.

Может, потому что у меня никогда никого и не было.

Комментарий к

И еще раз я хочу сказать всем спасибо за предыдущую главу. Нет, правда, когда вы высказываете свои мысли – это самое ценное, и мне на ситуацию помогает взглянуть с другого угла. Безумно интересно на самом деле, меня это приводит в восторг, особенно когда пытаешься прожить все то, что пишешь.

И еще скажу насчет ошибок, не трогайте пб, я не буду ее включать, ваш же труд экономлю, между прочим. У меня на пб висит 2 косаря исправлений, и не знаю, буду ли я их разбирать когда-нибудь. А по этому фику я сама пройдусь, когда закончу, исправлю все опечатки и затру логические дыры – может, так не кажется, но я на самом деле грамотная :D

========== Часть 101 ==========

Нет, не хризантема, азазазаз.

–—

– Доверие, значит, да? – я грохнула здоровенным словарем, как неоспоримым доказательством, прямо о рабочий стол Ланкмиллера, невзирая на то, что за милую душу могла подмять под ним кучу важных бумаг и каких-нибудь документов.

Чтобы его найти в дебрях маленькой вроде бы, но как выяснилось, очень содержательной библиотеки, а потом еще и докопаться до бренной истины, я угрохала нехилую кучу времени и теперь-то уж точно от своего отступаться не собиралась.

Кэри поднял на меня глаза, сдержанно, но от того не менее ехидно улыбаясь.

– Нет, ты посмотри, она действительно полезла за словарем! Я, честно говоря, даже и не знал, есть ли здесь вообще такой, который тебе нужен. Но ты ведь везде найдешь, что приспичило, правда же?

Обращается будто к ребенку. С таким странным желанием свести происходящее к детским проказам. Он смущен? Изощренные у него способы смущаться.

– Ланкмиллер, – я уперлась руками в стол и в кои-то веки оказалась в несколько выигрышном положении, нависая над ним. – Чего ради – «доверие»?

В самом деле, головой он что ли стукнулся, пока придумывал. Дать такое имя человеку, которому, как сам потом же и сказал, доверяет одному из последних. Вот это чувство юмора, надо же.

– У этого имени есть еще другое значение – «искренность», – Кэри терпеливо открыл словарь на заложенном мной месте и пальцем указал на вторую статью, к которой я даже не притронулась от большой халатности. – Согласись, тебе подходит гораздо больше.

– Больше? – я недоверчиво покосилась на мучителя, накручивая на палец прядь волос, потому что тоже отчего-то начала смущаться. Идиотский вопрос и идиотская ситуация вышла, потому что рассуждая обо всем этом так почти возвышенно, он не учел, что для моего-то родного языка «искренность» звучит, как кличка собаки. А я и не напомнила. – Больше…

– Что бы ты не делала, у тебя же все эмоции на лице написаны, а в большинстве случаев ты их еще и озвучиваешь. Кику, да ты вообще хоть что-нибудь за душой держишь? – Кэри прыснул, а я выпрямилась.

Много чего. Много чего и – ничего.

Я на самом-то деле Ланкмиллеру даже и не врала никогда почти, высказывала все, как есть. Только он от меня отмахивался в силу своих принципов, поэтому то, что было у меня за душой, так там и оставалось.

Я с размаху захлопнула словарь и пробурчала глухое «ясно».

– Для справки, я вдохновлялся твоей физиономией под впечатлением от Флетчера. Обычно ему во избежание проблем предпочитают строить вежливые мордашки. Но ты оказалась не слишком предусмотрительной, – донеслось мне в спину. Ланкмиллер заметил мое смятение, но сам вот ни капельки не смутился.

– Зачем тебе вообще менять его сдалось? Чем не нравится Розмари?

Тема моего имени была, видимо, для нас обоих не слишком-то приятной, но я спохватилась, как всегда, уже после того, как задала вопрос.

– Вульгарно, – высокомерно фыркнул Кэри, и получилось у него это прямо-таки откровенно по-мудацки.

Я чуть словарь не выронила от внезапной волны возмущения. Впрочем, словарь-то я не выронила, водрузила кое-как на полку, а вывалилась с нее кое-какая другая занятная книженция, больше похожая на брошюрку.

– Пхахах, камасутра? Твоя настольная книга? – я с некоторой опаской даже подняла ее с пола и начала крутить в руках. Ну кто бы сомневался, что здесь найдется для нее место.