По рукам и ногам (СИ)

Просто Кэри уже черт знает сколько вот так меня не касался. Как будто его самого от этого поджигает. И я не понимаю, к чему все это представление.

Не понимаю, путаюсь в мыслях, а пальцами – в его волосах. Только не паниковать, это сейчас совсем не к месту.

Кэри стянул с меня майку и с мастерством виртуоза расстегнул лифчик. Умеет он все-таки быстро от одежды избавляться, да еще почти не отрываясь от дела. Я в ответ провела по его плечам, заставляя снять расстегнутую рубашку. А то почему-то без одежды первой оказываюсь всегда я. Бутылку виски Кэри у меня отобрал и кое-как водрузил на столик.

Мы до сих пор не сказали друг другу ни слова, и это было странно, учитывая наши привычные препирательства даже в такие моменты. Может, все дело было в том, что Ланкмиллер слишком плотно занялся моими губами, перемежая поцелуи с укусами и лишь изредка спускаясь на шею. Он был почти до неузнаваемости неторопливым и мягким.

Несмотря на растопленный камин, по комнате гулял холодок, заставляя невольно жаться к мучителю. А согревал он прекрасно, от одних его ладоней на моих выступающих под кожей ребрах прямо бросало в жар.

Я, приподнимаясь, потянулась к его губам, обвивая руками шею. И к чёрту сегодня мотивировать свои поступки! Просто я, наверное, тоже этого хочу, потому что давно уже не… И раз Ланкмиллер добрый, надо пользоваться.

Все начиналось так мило, и совершенно ясно было, чем закончится.

Кэри чуть надавил на мои плечи, укладывая спиной на широкий диван, и тогда особенно заметно стало, как вздрагивает моя грудная клетка.

Мучитель, не отрываясь от шеи – опять же ведь засос поставит, сволочь – нащупал пуговицу моих шорт и дернул на себя. Видимо, искать их потом придется под диваном.

И дыхание у меня было хриплое и совсем уж рваное. Даже неприлично, что я так развратно млею от простеньких ласк. Все путается, я не понимаю, и уже отказываюсь пытаться. Кэри лишь мимолетно касается ключиц, груди, и поцелуи спускаются ниже по животу, я запрокидываю голову и скребу по гладкой коже дивана – чувство, будто с большой высоты падаю. Последний поцелуй приходится в резинку трусов, а потом мучитель и от них избавляется.

По Ланкмиллеру даже в моем состоянии заметно было, что он упивался, но как-то не так, как всегда. Без обычного злорадства.

– А где же команда про колено-локтевую? Изменяешь своим предпочтениям? – я тряхнула головой, убирая со лба пряди. Успела уже растрепаться и раскраснеться, как будто он меня к сему моменту раз пять, как минимум, поимел. Какой стыд – вся эта ситуация.

Конечно, я понимала, что Ланкмиллер-то как раз больше по экзотике, чем по постоянству. И тем не менее, не нашла в себе сил не подколоть его этой жуткой привычкой трахать меня, уткнув мордой в подушку.

Кэри только усмехнулся и сахарным голосом потребовал:

– Дай сюда подушку, солнышко.

Бить он меня ей будет, что ли… Но бить меня Кэри не стал. Подушку мне под бедра положил, а ноги закинул себе на плечи.

– Ай, Ланкмиллер, я с тобой гимнасткой стану! – я закусила указательный палец скорее от смущения, чем от неудобства.

И уже молчу о том, что это положение все-таки жутко заставляет полыхать щеки. А то еще чего-нибудь выкинет в рамках эксперимента.

Вместо ответа на возмущения, мучитель примирительно чмокнул меня под коленку.

– Я хочу видеть твое лицо. У тебя глаза блестят.

Откуда вдруг все это из него полезло? Тоже пьянеет быстро и основательно?

Кэри принялся расстегивать ремень, и я поняла что все, на этом игрушки кончились. И уже хотелось, чтоб они кончились. Меня изнутри скребло желание, и Ланкмиллер это видел. Его и самого не трясло чуть ли.

Я снова закусила палец, чувствуя, как мучитель входит в меня.

Черт, когда он делает это медленно, ощущения до безобразия другие. И угол тоже совсем другой – непривычно и очень глубоко. Ясно теперь, почему Ланкмиллер вдруг отдал предпочтение «переменам». Плавный толчок, в ответ на который я выгнулась, зарываясь дрожащими пальцами в волосы. Что ж ты, гад, творишь, у меня все мыслительные процессы отказывают.

– Не закрывайся от меня, – Кэри совершенно привычным жестом отнял руки от моего лица и сцепил их над головой.

Очаровательно, теперь я еще и беспомощна, как он любит. И лицо мое видно. Понятное дело, с чистым сердцем заявить потом, что мне не понравилось, я не смогу. А и к чёрту.

С каждым толчком во мне словно таяло упрямство, раскрепощая и позволяя без зазрения совести наслаждаться происходящим, мечась и стоная под мужчиной, который меня ненавидит, наверное. А впрочем, это сейчас неважно.

Накрыло меня в итоге сильно. Просто снесло к чертям весь рассудок, и я еще минут десять пыталась отдышаться, лежа на диване и хватая ртом воздух, когда Кэри уже давно принял вертикальное положение, то есть сел, хотя выглядел тоже все еще не вполне дееспособным. Он хотя бы шмотки свои нашел.

Я со вздохом полезла рукой под диван, нащупала там трусы и шорты и этими ограничилась. На кой мне теперь грудь прикрывать, мы только что переспали. Кроме того, два ключевых вопроса «Чего он там не видел?» и «На что смотреть?» окончательно убили во мне остатки приличия, и воды я себе поплелась наливать прямо так, полуголая.

Наливала я прямо из-под крана в покоцаную жестяную кружку, ибо ни иной посуды, ни иного источника живительной влаги в этом доме я не обнаружила.

– Кику, это больно, когда тебе так спину располосовывают? – вдруг спросил Ланкмиллер, а я чуть не поперхнулась.

Ублюдок, не мог подобрать времени получше. А еще больно, когда задают такие вопросы. Как будто финку под ребра загоняют. Нашел о чем интересоваться. Совсем придурок, что ли?

Я грохнула пустым стаканом о полку буфета и обернулась.

– Это же, мать твою, Ланкмиллер, наказание. Ты причинил мне боль еще и потому, что я не ждала от тебя такого. А потом тебе показалось мало, и ты меня еще разок в грязь лицом окунул, да? И знаешь что, это было больно не только, когда ты шнуром размашисто лупцевал, к стенке меня приставив, но и недели две после – каждое движение заставляло меня скрипеть зубами. Ты прав, те пять ударов, они по праву коронные… Но сейчас уже все зажило, – зачем-то тише добавила я, – уже сколько времени прошло, даже мои переломы после поездки на маменькином лайнере затянулись.

Кэри молчал. Не затянулась только память.

– А… так ты не лицо мое видеть хотел, а на спину смотреть боялся? – тихо вздохнула я, не отводя глаз от пола. Почему-то мне очень не хотелось на мучителя смотреть.

– Кику, иди спать, поздно уже.

Я остановилась в двух шагах от дивана, ожидая, когда вслед за командой последует его пронизывающий взгляд, но Кэри так и не поднял глаз.

– Что толку идти спать, когда гроза спать всё равно не даст, – пробурчала я, вспоминая, какой черт меня понес уйти с кухни.

Ланкмиллер, не говоря ни слова, поднялся и сгреб меня в охапку. Вопить и шумно протестовать я не стала, у меня все еще колени дрожали, какие уж тут протесты. Смирно лежала на его руках весь путь до самой спальни. А потом он сделал то, что было ему не свойственно. Сравнительно мягко приземлив меня на простыни, лег рядом и, притиснув к себе, носом уткнулся в плечо.

Я вырываться не стала. Сейчас как раз тот момент, когда ему не нужно ни слов, ни дела. Просто мое присутствие.

У меня куча всяких мерзких пороков, но отсутствие здравомыслия к ним не относится. Я прекрасно отдавала себе отчет, Ланкмиллер лишь заполнял мной пустоту своей души, образовавшуюся после смерти Элен. А я использовала его, чтоб заполнить свою постоянную давящую пустоту из смеси тревог и жутко противной темной тоски. Мы, по факту, всего лишь пользовались друг другом и на большее были попросту непригодны.

Комментарий к

Да, а еще я хотела сказать спасибо. Отзывы к предыдущей главе – они как-то отличались от того, что обычно до этого было. Там появились мысли, именно мысли, догадки, мнения, отношения. Все это очень здорово придает сил на самом деле.