По рукам и ногам (СИ)

Я уже собиралась уйти, но черта с два такое у меня сейчас выйдет. Сзади уже подмяла наступающая толпа, жаждущая жестокой расправы над «противниками режима», и я оказалась вытолкнута в первые ряды. Посреди ничем не огороженной, густо забрызганной кровью площадки стояли столбы, разные по размеру и высоте, а к ним были привязаны люди в каких-то тряпках, только и оставшихся от одежды. Или – горло нехорошо сдавило – их и людьми-то не назовешь. Не глаза уже, а стекляшки.

Палач вздернул за волосы девчонку, которую уже отвязали от столба и она некоторое время просто безжизненно валялась у его ног. Вздернул так, что аж приподнял над землей.

– И такое, – голос у него был громкий, грубый и невероятно отчетливый, толпа разом стихла, будто у нее звук выключили, – такое случится с каждым, кто посмел самовольно покинуть своего милостивого хозяина, пренебречь его вниманием и жалостью к скотам своим! Я совершаю это во имя Новой Виктории, в науку остальным животным, что нет существа милосерднее, и нет существа добрее, чем хозяин!

Свою речь он завершил ударом невольнице в живот. И в абсолютной тишине – хруст ребер, кашель. Секундой позже – гул толпы. У девчонки голос был хриплый, видно, уже давно сорванный. Внутри все всколыхнулось и захлестнуло одной огромной, неудержимой волной желания уйти. Что угодно, лишь бы здесь не стоять. Но теперь это уже невозможно. Толпа схлынет только когда казнь закончится.

Судя по состоянию приговоренной, долго она не продлится.

– Открой пасть свою, блядь, – рявкнул палач, так тряся ее за плечи, словно в кого-то из них вселился, как минимум, Дьявол.

Такое «ужасно увлекательное» зрелище – смотреть, как мужик в рот имеет полумертвую рабыню. И почему еще хозяин «Шоколада» до сих пор у себя платные просмотры не организовал? За день разжился бы до Ланкмиллерского уровня…

Тем временем палач с увлечением размазал сперму девчонке по лицу, и волосы ее облил чем-то прозрачным, я только потом поняла, чем, когда в руках его спичка вспыхнула. И вот теперь я уже не понимала, кто из них человек, а кто… Кто вообще из этой толпы – человек.

Надорванные крики стихли. Пламя под ботинками палача – тоже. Оно еще не успело сильно разгуляться, и только опалило щеки. Я старалась не смотреть ни на кого из толпы. Не знаю почему, но чувствовала, что была не в силах. Не выдержала бы, и все. Я вообще лишь только под ноги смотрела, стараясь не замечать ни запах паленого, ни крови. Ни хруста заламываемых рук не слышать.

– Ну что?! Сожалеешь ли ты о том, что оставила хозяина своего? – он вновь принялся говорить, ботинком вдавливая лицо подсудимой в тротуар. – Нет в мире никого милосерднее. Он бы никогда с тобой так не поступил, ни за что… – она ему не отвечала, потому что, на самом деле, и смысла не было. – Сейчас фокусником у нас станешь! Несите саблю.

Только не говорите, что он это серьезно. Пальцы мои заледенели в пару секунд. Лезвие ослепительно сверкало на солнце.

– Глотай, ну! – насмешливо взревел палач, и вслед за ним взревела толпа.

Лезвие вошло сразу по самую рукоять.

Я, покачиваясь, словно пьяная, и с трудом подавляя приступы тошноты, села на бордюр в какую-никакую тень от деревьев, опоясывавших площадь. Наверное, еще часа полтора в норму не приду. Такая безграничная, бессмысленная жестокость…

Между казнями перерыв каждые минут пятнадцать-двадцать. Безумно хорошо, что мне этого хватило, чтобы убраться. Руки трясутся до сих пор вот…

Над головой буднично-строгим тоном послышалось:

– Проверка документов. Ваши, пожалуйста.

Я медленно подняла лицо, по ходу соображая, чего от меня хотят, и каких масштабов эта трагедия. На все еще ватных ногах, я встала и сообщила мрачно:

– Нет у меня никаких документов.

Можно бы и бежать, но толку. Здесь такая толпа, и на каждые десять человек – один-два полицейских. Заранее обречено на провал.

– Тогда… – усатый мужчина в форме сдвинул брови.

Я глубоко вздохнула, медленно осознавая, что мне конец. И тут на ум пришла совершенно безумная идея, еще более, наверное, обреченная, чем первая была. Я судорожно огляделась и схватила из толпы за руку первого попавшегося парня.

– Опачки, а вот мой хозяин! Ах, господин, я уже заждалась!

Он посмотрел на меня такими несчастно-ошалелыми глазами, каких я в жизни еще не видела.

– Вот этот? – полицейский недоверчиво ткнул пальцем в избранного мною кандидата.

– Да! – жарко кивнула я, цепляясь за кандидатскую руку так, будто всю жизнь только и мечтала ее сломать.

– И вы это подтверждаете? – было уже к «хозяину» обращено.

– Да… – со всей обреченностью мира пискнул новоиспеченный, – так и подтверждаю…

– Почему оставляете вещи без присмотра?! Проверка документов сейчас идет! Опасно! Отвернулись – а их уже нет!

– Уж и в туалет сходить нельзя, – а кандидат, видимо, во вкус вошел, картинно закатывая глаза.

– А ваши документы?

Раздраженно вздохнув, парень полез в карман и темно-красную корочку протянул усатому. Я даже на цыпочки привстала, чтоб посмотреть. М-марко Бьянки? Не знаю такого, да и непохоже, что он известный. Отлично.

– Н-ну ладно, – полицейский кинул на нас подозрительный взгляд и отошел.

– Сумасшедшая! Без головы! – сразу же накинулся на меня «хозяин». – Ты б еще меня пиренейской прямоходящей макакой обозвала! Вот это воображение! Ненормальная! Что мне тебе с тобой делать?!

– Раз взялся помогать, так уж помогай до конца, – хмуро проворчала я, переминаясь на месте.

Марко только воздуха набрал, чтоб очередную тираду гневную выдать, но его заглушил мой урчащий живот.

– Ой… – я мигом краской залилась, а он рассмеялся и вздохнул.

– Ну ладно уж. Пойдем, хоть накормлю тебя.

Я улыбнулась. Значит, кто-то все-таки человек.

– Все в толк не возьму, вот как они поняли?

Кафе было тихое и уютное, с плетеными стульчиками и видом на парк. Ну, точнее, заведение само на возвышении находилось, а парк – далеко внизу. В том была его прелесть и примечательность.

Я, болтая под столом ногами, доедала шестой кусок пиццы с сыром и размышляла вслух.

– С чего этот усатый взялся именно ко мне подойти? Чутье у него супер-сильное или это случайность такая дурацкая вышла?

– Шутишь что ли? – Марко высоко поднял брови, будто я над ним сейчас издеваюсь открыто.

– Не-е-ет…

– У тебя вся шея в синяках и засосах, да и запястья не лучше, – мрачно сообщил он. – Абсурдом было бы к тебе не подойти и не спросить документы.

– Мх!.. – я с силой хлопнула себя по лбу.

Это ж надо было так просчитаться. «Если буду вести себя естественно, никто не заподо-о-озрит…» Дура! Вот же моя визитная карточка, прямо на лицо! Эх, Кэри, хорошо постарался. Усложнил мне задачу до невозможного.

Я исподлобья глянула на Марко, тихонько пытаясь потянуться к седьмому куску. Рабы вообще разные бывают по роду деятельности, но относительно моего глупо было бы сомневаться, особенно после его тонкого замечания.

Так это странно: сижу в кафе, объедаюсь с человеком, о существовании которого я часа два назад даже не подозревала. А он исподволь изучает карту моих постельных утех, вплоть до каждого грубого поцелуя. Только интересно, чем сейчас мучитель занят? Ищет меня самостоятельно или уже Генриха с цепи спустил? Если второе, то плохи мои дела.

– В общем, расскажи-ка мне сейчас по-человечески, как это ты умудрилась оказаться на улицах Виктории одна-одинешенька?

– А ты как? – «мастерски» я от ответов ухожу, ни убавить, ни прибавить.

– По плану я должен был с девушкой встретиться, но она не пришла. А тут ты. Судьба?

– Судьба… – задумчиво повторила я, щелкая ногтем по стакану с соком. – У меня судьба, чертовка, насмешливая…

Но это все же лучше, чем если б Марко так вот мимо не проходил.

– Ну вот что, – парень решительно поднялся, – если ты уже доела, прогуляемся! Проверим голову, ты выговоришься, я выговорюсь. И придумаем, что с тобой делать. Идет?