По рукам и ногам (СИ)

Меня аж передернуло, когда я поняла, что Ланкмиллер имеет в виду. Феликс лишь брови вскинул.

– Мф… – я отчаянно пыталась выдавить из себя хоть звук, пока меня мучитель так прямо на месте не пришиб, – Кику меня зовут, – вышло отчаянно тихо, словно шелест какой.

– Громче, – закономерно потребовал Кэри, зачем-то лапая мою задницу.

– Не нужно. У меня со слухом, к счастью, пока еще все в порядке, – мягко, как только он и умеет, наверное, сгладил ситуацию Феликс.

Кэри со вздохом опустился в свое кресло, а я, оглядываясь то на одного, то на другого извращенца, на диване пристроилась, с краю. Вид у Кэри был больше, чем счастливый, хотя внешне это почти не выражалось – он вообще был мало эмоциональный, – но спокойнее, что ли, стал.

– Даже не знаю, кого из вас следует больше поздравлять, – задумчиво протянул Феликс, закидывая ноги на журнальный столик. – Это грандиозное везение. Но для тебя, Кику, все же, в меньшей степени. Ты хоть и выбралась из борделя, но он привередливый и до дикости собственник.

– И извращенец, – негромко добавила я.

– Все мы извращенцы в разной степени, – философски заметил Нейгауз. – Это заразительно. Кэри, я забираю свои слова назад.

– Касательно того, что я в очередной раз зациклился на какой-то бездушной шлюшке, которой только и нужно от меня, что деньги? И вообще, все женщины – порождения Ада? – полу-шутя, полу-издеваясь осведомился Ланкмиллер.

– Озвучивать было не обязательно. Зацикливайся на здоровье, Кику –лучшее, что могло бы с тобой случится, она чистая, как снег, в гареме такого не найдешь.

Я поежилась. Не уверена, сейчас-то уж точно, что такой уж из меня и снег чистый. Скорее, гадость одна, а не снег.

– Ты был противоположного мнения еще вчера. Феликс, ты слишком меня опекаешь. Ни судьбу дядюшки, ни отца я не намерен повторять.

– Как будто я знал, что за бабу ты притащил в свой дом. Да еще и из борделя, это хуже, чем с улицы!

Мне даже как-то неловко было присутствовать при их почти семейной разборке. Так и подмывало уйти. Кстати, об отце Ланкмиллерском. В гареме толком никто и не знал, отчего он умер. Кэри совершенно не настроен о нем разговаривать. Те пару раз, что мы затронули эту тему, закончились мрачным взглядом и поспешным, совсем не деликатным сворачиванием ее к чертям собачьим. Уж не знаю, какие у Ланкмиллера были отношения с отцом, и мне правда сложно в это поверить, но кажется, ему и правда больно, и больно до сих пор. Как-нибудь, может, у Генриха спрошу…

– Честно говоря, я хотел просто увидиться, но знаешь, похоже делового разговора нам все же не избежать, – Кэри неохотно вздохнул.

– Ты насчет проблем на фирме? Не волнуйся, кажется они попросту перегнули палку, но то ли это был несчастный случай, то ли сердечный приступ. Слышал, у «Шиффбау» тоже далеко не все в шоколаде.

При слове шоколад, ассоциации у меня возникли те еще, поэтому я даже как-то чуточку поперхнулась. Пора завязывать, пора уже давно завязать.

Разговор у Ланкмиллера и Феликса зашел о совсем уж непонятных вещах. И как только Кэри во всем этом разбирается, никак с детства приучали. Не то что бы я сроду никогда не интересовалась подобным, но нет, в бизнесе и экономике я решительно ничего не понимала. А когда не понимаешь, скучно.

Я сидела, меланхолично болтая ногами и разглядывала Нейгауза исподтишка. Он был из тех людей, которые со временем практически не меняются. Все та же очаровательная многодневная щетина, темно-русые волосы, которые, как у красавчиков из рекламы, тоже в глаза все время лезли. Но он производил впечатление спокойного рассудительного человека, и на моей памяти так ни разу из себя и не выходил.

Я выдохнула с явным облегчением. Когда все меняется с такой несусветной скоростью, всегда приятно видеть хоть что-то постоянное. Отрада прям.

– Хозяин, – я потянула Кэри за рукав, ужасно безманерно прерывая беседу, – я кушать хочу.

– Нет смысла больше оставаться на фирме, мы ведь уже закончили с документами, – Ланкмиллер кинул вопросительный взгляд на любовника своего, – продолжить можно у меня дома.

Таю искреннюю жажду, что они без меня продолжать будут. Но что-то до боли призрачны мои надежды. И Феликс смотрит так… Не удивлюсь, если он еще и инициатором будет.

Тем временем, оказалось, Нейгауз заметил кое-что и, притянув меня к себе огромными ручищами, приспустил воротник.

– Ошейник носишь. Серьезно, Кэри, как ты ее заставил? Да ладно, не сжимайся так, он тебе даже идет, – Феликс по-дружески потрепал меня по щеке.

Зачем ж ты, а? Бывают ведь такие моменты.

Когда просто под землю провалиться хочется. А я так надеялась, что Нейгауз внимания не обратит, но они оба невозможно наблюдательные.

– Только натирает сильно, – мрачно ответила я, поднимаясь с дивана и вновь прикрывая тканью нежелательную деталь гардероба.

Как же стыдно.

Я даже и растерялась, когда Ланкмиллер надо мной в одно мгновение навис, словно скала, внимательно разглядывая шею. Лицо вздернул за подбородок совершенно бесцеремнно, так что я замычала в ответ что-то неразборчиво-протестующее. Но Кэри свои изыскания довольно быстро завершил и бросил напоследок какое-то слишком грубое и злое:

– Если натирает, надо было сказать. Или у тебя языка нет?

Потом – я и пискнуть не успела – губами своими на пару секунд прижался к моим.

После этого быстро вышел, оставив, нас обоих, наверное, в недоумении. Словно собственность пометил, ну и выходки. На кончиках пальцев теплился еще электрический разряд. Какого-то черта они у меня слишком чувствительные.

Феликс задержал меня уже в дверях, когда хозяин далеко впереди был.

– А ты изменилась, Роуз. Взрослее стала, что ли, – он окинул меня проницательным своим взглядом, – умнее…

Я молча опустила голову и сосредоточенно выдохнула. Значит, пока Кэри не слышит, все-таки по имени? Как это в его духе.

Не знаю, с какой радости в голову зашла мне эта дурь, но… Если очень повезет, мой голубой друг мог бы помочь мне на тернистом пути к воле.

А еще я так за все время и не осмелилась ему в глаза посмотреть.

Умнее. Ну да. Как же.

Я на кухне Ланкмиллерской сидела в гордом одиночестве и наслаждалась тортом от «Cinnamon’s flavor», пока Кэри с Феликсом наслаждались друг другом. Это, кстати, уже долго продолжалось: я почти целый день была сама себе предоставлена, и бестолково бродила по дому, наслаждаясь отсутствием общества мучителя-извращенца. Давно он так меня уже не радовал, прям райское наслаждение, мать его.

Вот сейчас я доем… ну, хотя бы, этот кусок, или тот, следующий… И придется идти наверх, к ним. Поэтому я себе всей этой безысходностью кухонной больше напоминала алкоголичку, чем наложницу. Только что вместо самогонки – Мей Гуй Хун Ча. Чай с розой, проще говоря. Наверняка, настолько изысканный, что люди, вроде меня, всех прелестей его оценить не в состоянии.

Когда я поняла, что еще больше торта в меня уже решительно не влезет, настало время явления «на ковер». Ну а что я? В конце концов, не так уж это и страшно, Ланкмиллер довольно мягко выдвинул предложение после ужина своеобразного его кабинет посетить, хоть права на отказ и не дал, как всегда. Но там все-таки Феликс будет.

Я, бросив на кухне не вымытую посуду, – непривычно-то как, черт возьми, – быстро поднялась наверх и замерла у чуть приоткрытой двери кабинета. Подглядывать нехорошо, но будем считать, что я уже стою внутри, и они просто меня пока еще не заметили.

Ланкмиллер лежал на диване кожаном, голову опустив Феликсу на колени, а тот его волосы перебирал мягкими неторопливыми движениями. Оба молчали. Ну вот теперь ясно, почему Кэри так эти встречи любит. Состояние действительно завидное. Когда ничто тебя не беспокоит и на какое-то время, хоть на полчаса чертовых, можно доверить себя дорогому человеку и совсем уже ни о чем не думать.

Это… завораживало, что ли… А издеватель точно уверен, что хочет меня сейчас здесь видеть?

Дверь скрипнула, потому что я слишком непозволительно вперед подалась, и волей-неволей пришлось войти. Теперь мое существование в коридоре уже не скроешь никак. На меня, а это и ожидалось, совсем не сразу обратили внимание.