По рукам и ногам (СИ)

– Тогда сейчас отправляйся и лучше без промедлений. Возьми вертолет, что ли.

Алисия кивнула и, поправляя прическу, уже у самой двери обернулась к нам.

– Я постараюсь управиться быстро. И… она у тебя чудо.

Потом пулей выскочила за дверь.

Кэри ничего не ответил, только молча и грубо принялся мне обратно товарный вид придавать.

– Выглядишь, как потаскушка какая-то, – скривился он, затягиваясь на шее шарф так, что чуть ли не удушил.

– Хва… тит… – прохрипела я, царапая ткань, которая, как назло, к коже будто прилипла, – разве это не твоя идея была?

– Ты перестаралась. И сильно.

Он отчитывал меня сухо и по-отцовски спокойно, однако в голосе нотки раздражения плясали почти явственные. Я не нашла ничего умнее, чем прямо в лоб спросить:

– Ты не подумал, что это неприятно будет, меня с кем-то другим представить, даже с сестрой?

– Кику не должна знать ласки чужих пальцев, кроме хозяйских…

– Ты злишься? – я спрашивала тихо, не поднимая глаз, а он каждый ответ выдыхал мне в шею.

– Немного. Но причина Алисию убрать была действительно серьезная. Она просто иногда слишком бывает настойчивая и шумная. Вообще, приходится порой чужим людям позволить трогать свои… вещи…

Я скрипнула зубами.

Руки у Ланкмиллера были до смерти горячие. Может, потому именно дыхание у меня все никак не успокаивалось и по-прежнему тряслись пальцы. Если оттолкну его, упаду точно. Долго ли еще мы сможем вот так друг над другом издеваться?

– И тебя это бесит… – я приподнялась на цыпочках и, отогнув ворот рубашки его, легонько чмокнула в шею.

– Если сейчас не прекратишь, – Ланкмиллер хрипло выдохнул, прикрывая глаза и пальцы мои сжимая почти до хруста, – я тебя прямо здесь изнасилую.

– Не думаю, что это лучшее место для подобного, – дверь туалета приотворилась, и в проеме появился какой-то до невозможности чопорный дедушка. Он, пропустив приветствие, проворно проковылял ко мне, и отогнул ткань платья на спине. – Метки нет? О, да тебе крупно повезло, Ланкмиллер.

– Ну что вы, я уважаю законы чужого государства, – Кэри выдавил слабую приторную улыбку.

– Странно от тебя это слышать, – будь у дедули трость, он бы точно ее мучителю в лицо бы наставил.

– Я бы поспорил, однако, нам пора. Идем, Кику.

Выходя в коридор, Ланкмиллер, предусмотрительно не стал брать меня за руку.

Я беспомощно оглянулась на дедушку, и тут же осознав, что шарф у меня с шеи сползает, выбежала вслед за Кэри.

– Ланкмиллер, стой, п-подожди… Что за метка?

Он, как всегда, остановился слишком резко – я чудом не врезалась.

– Такие обычно наложницам ставят. Тебе пока не успели. Идем на воздух, прогуляемся.

Это решение, пожалуй, лучшим было за весь сегодняшний день. Ветер быстро остудил щеки и немного – разум. Правда, Кэри так быстро шел, что успеть за ним на каблуках было практически невозможно. В конце концов, я безнадежно отстала, потому что пробежки в корсете – это отчаянно не мое. К тому же мучитель дьявольски сильно его со злости затянул. Справа шоссе было, слева – парк какой-то.

Кэри остановился и с кем-то по телефону разговаривал, дожидаясь меня, но потом быстро все это дело свернул и внимание переключил.

– Как ты, девочка моя?

– Ты вот, как погляжу, в норму пришел, – безрадостно буркнула я, приближаясь.

– Мда, воздух в Große Welt и впрямь не располагает к адекватному поведению, – шутливо заметил Кэри.

– Это все из-за свечек, да?

– Угу. Вроде того.

Все дело в том было, что «Große Welt» – особая корпорация была, поставляющая услуги сильным мира сего. Она организовывала светские рауты, вроде этого, предоставляла в аренду личный транспорт от автомобилей до самолетов и владела сетью борделей за пределами Витто. Так как рынок ей был полностью монополизирован, то развлекались организаторы как хотели. Но чаще всего ставили свечи, напичканные всякой дрянью. Свечи горели – дрянь курилась. Люди становились сами не свои. Для СМИ просто находка и хлеб насущный. Дедушка тот, к примеру, рожу имел знакомую, он был земляк наш с Ланкмиллером и большой друг хозяина «Шоколада», а по совместительству, крупнейший работорговец. Да и Роза для железной леди чересчур расчувствовалась. Что уж и говорить. Похоже, это дрянь ни меня, ни даже Кэри влиянием не обделила.

– Потому и ненавижу все эти светские заморочки. Голова после них болит жутко. Но положение обязывает… – Кэри вздохнул, запрокидывая голову к вязко-черному небу.

– И сейчас?

– Что сейчас?

– Ну, голова болит?

Потому что или мне так показалось, или вид у него действительно был какой-то чересчур уставший.

– Нет, девочка моя, просто эти мероприятия очень утомляют. Сейчас безумно хочется горячей ванны и хорошего массажа. А ты как?

Не знаю, заметил ли мучитель, что чуть-чуть дернулись плечи. Я совсем не привыкла жаловаться, поэтому просто головой тряхнула, умолчав о том, что я задыхаюсь уже давно, спину ломит немилосердно, а ноги из-за неудобных туфель я, наверное, стерла в кровь.

Кэри вскинул брови и легонько встрепал мои волосы.

– Потерпи немного, скоро Генрих за нами приедет.

Вот как он так догадался? И почему фраза эта прозвучала до издевательства заботливо? Я безумно устала за сегодняшний день выпускать колючки, поэтому спокойно стояла, когда он меня по голове гладил, словно котенка, только немного жмурилась.

Уже совсем стемнело. Фонари, откуда-то сверху, сквозь листву, лили на асфальт медовый свет, а воздух ночной, холодный и свежий, словно паутиной опутывал. На душе легко и спокойно было, даже несмотря на усталость. Гулять по ночам здорово. Так же здорово, как из общежития сбегать купаться в залив по предварительному сговору с охранником.

Послышался мерный, деликатный шум мотора. К тротуару подъехал Генрих.

– Так получается, твоя мама до сих пор в гареме живет? – я забилась в угол на заднем сиденье и изо всех сил пыталась игнорировать руку Ланкмиллера у себя на талии. Сопела сосредоточенно.

– У нас с Алисией матери разные. Моя - покончила с собой в грязнющих водах залива, когда я был подростком, – щедро поливая слова сарказмом, сообщил Кэри.

Я сразу же заглянула в лицо ему. Шутит? Кто вообще так шутит? Но, кажется, хозяин был абсолютно серьезен.

– Прости, – я внутренне поежилась, – хоть ты ужасно так это сказал, но все равно прости.

– Не нахожу в этом ничего ужасного, – Кэри пожал плечами. – Отец ее любил, но, видимо, слишком сильно. Не каждый такое способен выдержать. Вот она и свела счеты с жизнью. Вообще, все проблемы моего отца были из-за любви. Широкой души человек…

От него цинизмом пасло едким, словно перегаром, так и подмывало отодвинуться подальше, но было некуда.

– Знаешь, иногда мне бывает от тебя страшно, – тихо проговорила я, отворачиваясь к окну.

– Это у господина нормальная реакция на болезненные вопросы, – неожиданно встрял Генрих. – Защитная. Он на самом деле сильно переживал из-за смерти обоих родителей.

– Я тебя сейчас хоть о чем-нибудь спрашивал? – оттого, как Ланкмиллер это сказал, у меня чуть не остановилось сердце.

Размеренно и таким металлически-дребезжащим голосом. Мог бы вгонять в сердце колья с таким же успехом.

– Прошу прощения, – сдержанно извинился не потерявший самообладания начальник охраны, хотя, видимо, струхнул он не малость.

И мне бы прекратить расспросы, но от попавшего в опалу Генриха внимание хотелось отвлечь. Я сама ужасно не люблю задушевные беседы, вроде той, что сейчас выходит. Чувство неловкое и, в общем, дурацкое.

– Тебя в детстве не любили? – прозвучало оно как-то едко, а должно было бы совсем по-другому. Генрих подавился чем-то.

– Нет, почему же, – Ланкмиллер пожал плечами, он принимал эту издевательскую игру и великодушно позволял над самим собой издеваться, – я рос в атмосфере вседозволенности и всеобъемлющего обожания. Плохо на характере сказалось?

– Не хуже, чем можно было бы предположить…