Осколки (СИ)

Кэлен слушала ее, замерев, затаив дыхание, смотрела распахнутыми, но невидящими, словно бы остекленевшими глазами. Прошептала в паузу:

— Значит, Мэйсон знала… и… Кара тоже?

— Ну, конечно, — Анна даже руками всплеснула, чуть не уронив с коленей Снежку. Спохватилась, придержала щенка. — Я ведь только что сказала, детка. Они знают друг о друге.

====== Часть 47 ======

Кэлен задыхалась — обидой, непониманием. Почему? За что? Почему и за что они обе так с ней поступили? Почему не сказали? Зачем скрывали? Ладно, Мэйсон… она нечуткая, она… да у нее просто могло и мысли такой не появиться — рассказать Кэлен. Но Кара? Кара, Кара-то почему — не просто молчала, а врала ей, Кэлен, беззастенчиво, нагло, абсолютно спокойно врала все это время? Заставила этим своим враньем Кэлен страдать от невозможной, невыносимо тяжелой этой необходимости выбирать… Заставила испытывать самые настоящие муки совести — постоянно, все время ведь, ну! Зачем, зачем ей нужно было, чтобы Кэлен проходила через все это? Разве… разве можно так поступать с тем, кого ты любишь? Господи, а любит ли она, Кара, Кэлен?

Кэлен задыхалась. Уже несколько секунд — или минут? — она сидела, глядя перед собой пустым, невидящим взглядом, открыв рот — пыталась вдохнуть, впустить в себя воздух, и не могла. Никак, категорически не могла! Пока Анна, все более тревожно вглядывавшаяся в её лицо, все сильнее хмурившаяся, не спросила:

— Они что, не сказали тебе? — и, засверкав глазами, крикнула так, что Снежка испуганно пискнула, а Кэлен, вздрогнув всем телом, наконец, задышала: — Мээээйсон!!! Ребенок, иди сюда немедленно!

— Не нужно… Анна, не…. спасибо, но не надо её… — Кэлен поднялась из-за стола. Удивительно, но ноги держали. Не дрожали даже, вполне себе крепко стояли, да. И это странно, странно! Ведь Кэлен казалось, что она умерла… ну, или опустела внутри, превратившись в оболочку, полую, ничем — совершенно, категорически ничем — не заполненную. Там, внутри, все выстыло, мгновенно, сначала замерзло, в лед, тонкий, хрупкий, а затем рассыпалось тончайшей пылью… и просто исчезло, оставив пустоту и — ничем не заполненную ненадежную оболочку… — Я бы хотела… если можно… где-то побыть одна. Если можно…

— Конечно, детка, — Анна тоже встала, и снова смотрела с нежной жалостью. — Иди на второй этаж, в бывшую комнату девочек, — и добавила, помолчав. — Только, Кэлен… зря ты сбегаешь. Я бы на твоем месте прояснила. Поговорила. Вывела бы их на чистую воду!

— Спасибо, — улыбнулась слабо. Качнула головой: — Не могу. И не хочу сейчас. Мне просто нужно побыть одной…

— Что-то случилось? — спокойный, невозмутимый — невыносимо, убийственно невозмутимый! — голос Мэйсон раздался от дверей. И сама она появилась в проеме. Глянула на мать: — Ты чего кричала? — перевела взгляд на Кэлен: — Амнелл? А с тобой что?

Кэлен повернулась к ней, чуть прищурилась, фокусируя взгляд. Она хотела промолчать, проскользнуть мимо, просто уйти, поскорее, туда, где может остаться один на один со своей пустотой и… болью. Хотя это ведь странно, странно, что она есть, это боль – не должно в пустоте болеть, нечему… Кэлен не хотела говорить. Не хотела отвечать. И спрашивать – не хотела. Но… спокойное, невозмутимое — совершенно, категорически! — лицо Мэйсон… и лишь легкий, едва заметный интерес в глазах… И что-то вдруг переломилось в Кэлен, что-то взорвалось, слабенько, но все же. Она сглотнула пустоту, прошептала:

— Почему… почему ты не сказала, что знаешь обо мне и Каре? — горло перехватило, сдавило спазмом, и она замолчала.

— Тхех… — Мэйсон не смутилась, вот ни капельки, лишь вздернула брови да чуть склонила голову в этом своем фирменном жесте. Пожала плечами: — Да я и не знала. Узнала только сегодня днем, когда подглядела в твой ноут. Увидела её адрес, прочитала первые строки и поняла.

На секунду, нет, на долю секунды Кэлен ей поверила. И даже робко забрезжила в душе надежда — что все это как-то объяснимо, что… Но лишь на долю секунды, на совсем, совсем короткий миг. Кэлен снова сглотнула, проталкивая туда, в пустоту, сдавивший горло спазм, зажмурившись. И тут же распахнула глаза:

— Ты врешь, Мэйсон… я думала, ты честная. А ты врешь… Ты не знала о нас и спокойно оставляла меня у себя ночевать? Не боялась, что я проснусь среди ночи и встречусь с твоей альтер-эго? Врешь ты… ты знала. Ведь знала же, ну! — Кэлен не спрашивала: незачем, ответ она уже прочитала в глазах Мэйсон. Пихнула ладонью её в грудь, отталкивая с дороги: — Иди к черту! Обе! Знать вас не желаю! — и бросилась вон из кухни, побежала к узкой деревянной лестнице, побежала наверх… Услышала за спиной: “Амнелл!” — и ступени заскрипели под еще одной парой ног. Крикнула, не оборачиваясь: “Убирайся к дьяволу, Мэйсон!”, перепрыгнула последние две ступеньки, оказавшись перед дверью… рванула её на себя, влетела внутрь, захлопнула.

В другой ситуации ей, несомненно, было бы очень интересно как следует осмотреться, разглядеть все в детской комнате Кары… Кары и Мэйсон, конечно же. Точнее, даже именно Мэйсон, ведь раз она — ведущая личность, жилище, скорее всего, обустроено на её вкус. А впрочем… если они, как выяснилось, давным-давно знают друг о друге, возможно, что-то здесь сделано и для Кары. Может даже, все еще висят на стенах её детские рисунки… или сидят на кровати любимые игрушки. Да, в других обстоятельствах Кэлен было бы все это безумно интересно, и она бродила бы медленно по комнате, останавливаясь, осматриваясь, умиляясь — наверняка же, ну! — и улыбаясь. Задавала бы вопросы. В других обстоятельствах…. Не сейчас.

Сейчас она просто пробежала, мимолетно отметив лишь, что комната с эркером, трехгранным, с длинными узкими окнами на каждой стене. Вот туда, в этот эркер, к этим окнам, которые сначала показались ей чуть ли не витражным — а это просто заходящее уже солнце подрозовило их, добавив таинственности и волшебства, неуместного сейчас, ненужного, только еще больше подчеркивающего её пустоту и боль, — Кэлен и бросилась. Встала у центрального, прижалась лбом к стеклу. Прохладное… или это её, Кэлен, лицо пылает? А! Какая, в общем-то, разница… Стекло мутное, все за ним словно бы расплывается, затуманивает… или это у Кэлен просто слезы в глазах? Да, точно. Надо же, она плачет… Удивительно. До сих пор, до встречи с Карой, Кэлен столько не плакала. Господи, да, кажется, за всю свою предыдущую жизнь, включая даже детство, она так много и так часто не плакала! Что ж это за любовь-то такая, что Кэлен Амнелл все льет и льет слезы, а? Да к чертям её, такую любовь! Да и любовь ли это? Если Кара… её, Кэлен, честная, теплая, солнечная Кара.... все это время обманывала. Врала. Зачем, вот зачем? Кэлен не понимала.

Дверь за спиной открылась, скрипнув чуть слышно. И закрылась, мягко стукнув, тихо клацнув замком-защелкой. Тихие, мягкие шаги приблизились. И ладонь — теплая, уже такая знакомая! — легла на спину между лопаток. Тихий голос, почти шепотом:

— Амнелл...

Кэлен усмехнулась сквозь боль, обиду и непонимание: Мэйсон. Настырная. Несгибаемая, нет, несбиваемая. Делает то, что считает нужным. Кэлен дернула плечами, пытаясь сбросить ладонь со своей спины:

— Иди к черту.

— Нет, — ладонь исчезла. Но вместо неё к спине, к ягодицам прижалась вся Мэйсон. Обняла, обвила руками талию, устроила ладони на животе. Задышала молча в шею. Кэлен напряглась, зажмурилась… снова дернулась, пытаясь освободиться из объятий… этих чертовых объятий… таких теплых, согревающих — не тело согревающих, нет, а будто бы всю её, Кэлен, целиком, без остатка, снаружи, изнутри… всю. Этих чертовых надежных объятий — несмотря на кошмарность ситуации, Кэлен сразу же, вот просто в момент, почувствовала себя защищенной. Она все же дернулась еще раз, скорее уже по инерции, — а Мэйсон лишь крепче стиснула её. И Кэлен вдруг успокоилась. Совершенно, категорически успокоилась. Там, внутри, в пустоте, что-то затеплилось, разгораясь, растекаясь… наполняя. Кэлен вздохнула и, неожиданно для самой себя, улыбнулась. Анна права. Не стоит сбегать. Она, Кэлен, ведь хочет понять, да? Хочет знать, почему от неё скрывали правду. И тогда что? Правильно, нужно задавать вопросы, не так ли, детектив Амнелл? Кэлен чуть повернула голову, прижавшись теперь к стеклу виском: