Осколки (СИ)

Сколько она так сидела, тяжело, прерывисто дыша, вздрагивая всем телом? Бог его знает… Со стороны, наверно, казалось, что Кэлен плачет — но слез не было, нет. И мысли, что до того все теснились в голове, смешиваясь, наскакивая одна на другую, тоже исчезли. Заткнулся даже этот её вечно что-то бубнящий внутренний голос — или голоса?

Кара тоже молчала. И в этой тишине — внутренней, наружной — Кэлен постепенно успокаивалась, остывала… успокаивалось, выравнивалось дыхание. Замедлилось метавшееся, долбившееся в ребра сердце… А едва стих пульсирующий гул в ушах, Кэлен... услышала обиженное пыхтение с кресла. И злость, что еще тела, остывая, внутри, утонула в затопившей её, Кэлен, нежности… Она отняла ладони от лица, положила их на колени Кары. И Кара, вздрогнув, словно проснувшись, встретилась с ней взглядом. И — опередила собравшуюся заговорить Кэлен:

— Прости… прости меня. Наверно, я и правда… была не права. Очень, чудовищно не права. Из-за своего страха я… — и вновь замолчала, отвела взгляд. Кэлен переместила свои ладони, накрывая ими руки Кары:

— Чего ты боялась, милая?

— Того что… что если ты узнаешь, ты сможешь… выбирать. И что ты выберешь не меня…

— Что??? — кажется, еще никогда в жизни Кэлен не была так растеряна. Абсолютно, совершенно, категорически растеряна! Настолько, что пропали не только слова, не только мысли — ей, Кэлен, отказала способность понимать. Вообще понимать, что угодно. Например, то, что сейчас сказала Кара. Вот что она сказала, а? Кэлен потрясла головой, нахмурилась, потянулась, подалась к Каре: — Что ты сказала, радость моя? Прости, я, кажется, не поняла… или не расслышала.

Кара покосилась на неё чуть удивленно и недоверчиво. Но — в глазах Кэлен было столько искреннего недоумения… И Кара, решив, видимо, что возлюбленная не поняла, что она, Кара, имеет в виду, прошептала:

— Ну… пока ты не знала, что я и Мэйсон знаем друг о друге, ты не могла выбирать, когда и с кем из нас ты хочешь проводить время. Ты принимала то, что есть. Подстраивалась. И… я боялась, что когда ты узнаешь, ты захочешь сама решать, с кем из нас тебе быть… и сколько времени, — снова тяжело вздохнула, еще ниже опустила голову. — Прости… это даже звучит чудовищно…

— Подожди, — Кэлен, справившись, наконец, с оторопью, погладила её по руке. — И ты подумала, что я захочу больше времени проводить с Мэйсон?

— Ну… — бросила взгляд на Кэлен и — опять в сторону. — Да.

— Радость моя, ты дура? — Господи, вот что Кэлен сейчас — плакать или смеяться? Это просто наказание какое-то: в последнее время перед ней постоянно встает эта диллема! И вновь она, Кэлен, растеряла слова — от возмущения, изумления и… да, как ни странно, облегчения. — Нет, я правда не понимаю. Ты действительно думала, что я предпочту её тебе??? Кара?!

Она молчала, хмурилась, отворачивалась все сильнее. А Кэлен хотелось и смеяться, и плакать. Нет, конечно, кто-то внутри нее все еще обижался, и ворчал — справедливо, категорически справедливо, да, — что Кара махровая эгоистка, заботилась только себе и совсем, вот ни капельки не думала о Кэлен, о её чувствах, о том, как ей непросто, да что там — тяжело. А еще говорит, что любит! Но другая её, Кэлен, часть, яростно, отчаянно даже, оправдывала её, глупую, но такую любимую девочку: понятно же, что Кара, вечно живущая в тени своей старшей альтернативной личности, категорически неуверена в себе. Она просто не верит, абсолютно, что может быть кому-то нужна. Именно она, а не Мэйсон…

Кэлен чуть сжала ее руки, сообщила с улыбкой, очень ласково:

— Радость моя, я тебя убью сейчас.

Кара покосилась на неё настороженно, вздохнула. Кэлен подняла лицо к потолку, пожаловалась ему:

— Вот как так, а? Я из кожи вон лезу, ломаю голову, ищу возможность проводить больше времени с ней, а она… сама… своими руками… дурной своей головой… делает все, чтобы мне помешать! И знаешь, почему она это делает? Потому что боится, что я не захочу проводить с ней больше времени! Все логично же, ну! — и снова посмотрела на Кару. Кара встретилась с ней взглядом — на миг, всего лишь, — и отвела глаза. Но Кэлен успела заметить блеснувшее в них солнце, успела заметить обещание улыбки на губах… потрясла Кару за руки:

— Что ты молчишь?

— Ну… я не пойму, ты сейчас ругаешься или смеешься надо мной?

— Боже!.. — Кэлен все-таки рассмеялась, потянула её за руки, стаскивая с кресла: — Чудо ты мое… иди сюда. Иди, — а когда Кара оказалась на полу, на коленях перед ней, обхватила, прижала: — Обними меня. И посмотри на меня. Милая?

Кара обвила её шею руками, несмело глянула, тут же попыталась отвести взгляд… Кэлен прищурилась:

— Не-а… смотри в глаза, моя радость.

Кара встретилась с ней взглядом, прошептала удивленно, едва справляясь с так и норовившими расплыться в улыбку губами:

— Ты не сердишься?

— Боже… — Кэлен снова рассмеялась, весело, облегченно: — И почему Анна называет ребенком Мэйсон, а? Почему не тебя?

— Меня она зовет малышкой. А когда сердится — лялькой.

— Умная женщина! Вот ты лялька и есть! — Кэлен опустила руки на её ягодицы. И ущипнула — за обе сразу, заставив Кару ойкнуть и изумленно распахнуть глаза: — Вот теперь смотри на меня и говори: я самое маленькое и глупое существо на земле!

— Кэлен! — глянула с недоверием, но улыбнулась, чуть-чуть, едва заметно.

— Что —Кэлен? Радость моя, ты облажалась? Вот и говори теперь. Говори, говорю!

Кара закатила глаза. Кара вздохнула — красноречиво, душераздирающе. Кара посмотрела в глаза Кэлен — умильно, будто нашкодивший щенок. Кэлен была несгибаема. Кэлен поджала губы и вздернула бровь. Кэлен ждала. Кара опустила ресницы:

— Я… самое маленькое и… самое глупое существо на земле… — и вдруг, снова вздохнув — тяжело, непритворно, добавила: — И самое никчемное… — медленно убрала руки с шеи Кэлен, отстранилась, отодвинулась, насколько позволяли обнимавшие её руки Кэлен. Опустила голову.

— Так, — Кэлен еще надеялась вернуть наметившееся было облегчение — Господи, да ведь все уже прояснили, разве нет? — Это что за отсебятина?

Но — оказывается, её Кара тоже может быть несгибаемой. Несбиваемой. И она, Кара, молча покачав головой, поднялась на ноги и пошла куда-то. Куда? А, в эркер. Встала у центрального окна, прижалась лбом к стеклу — совсем, как Кэлен недавно. Кэлен посмотрела на потолок: ну что за наказание, а? Тоже встала, приблизилась, обняла, прижалась к спине:

— Ну что ты?

— Прости, любимая… Нытик я, да? Просто… Я часто думаю, что если меня не будет… умру, исчезну… всем станет легче…

— Кому — всем? — сердце сжалось болезненно, и грудь сдавило, запирая, затрудняя дыхание. Кэлен зарылась лицом в волосы на её макушке, зажмурила глаза, крепко, изо всех сил. В носу защипало.

— Кому… — Кара усмехнулась горько. Повторила со вздохом: — Кому… а ведь даже и некому почти. Анне, наверно, все равно. Мэйсон? Ну да, Мэйсон, думаю, станет легче. И тебе.

— Нет, — Кэлен шмыгнула носом. Да что ж там так щиплет-то, а? Прошептала сдавленно: — Мне не станет легче. Мне станет тяжелее. Мне будет очень больно и плохо, если тебя не будет, милая.

— Да ну… — она легонько мотнула головой. — Это тебе только кажется. А на самом деле станет легче. Не нужно будет разрываться между мной и Мэйсон. Будут у тебя нормальные отношения…

— А с чего ты взяла, что они мне нужны, эти твои нормальные отношения? — и прижалась теснее к ее спине.

— Всем нужны… — она пожала плечами.

— Значит, я не все, — попыталась развернуть её, тщетно — Кара стояла, как скала. Несгибаемая. Кэлен вздохнула: — И насчет Анны ты тоже ошибаешься, милая. Она любит тебя. Знаешь, она обрадовалась, когда узнала, что я — твоя девушка. Твоя, а не Мэйсон.

— Правда? — она улыбнулась, Кэлен услышала это, эту улыбку в её голосе. И улыбнулась в ответ:

— Дааа! — пощекотала Кару. — Она сказала Мэйсон: мол, не повезло тебе, ребенок, — и снова пощекотала.

Кара хихикнула. И тут же, следом, вздохнула: