Осколки (СИ)

Кэлен разочарованно выдохнула:

— Не получилось? — и... встретилась с солнцем в растерянных зеленых глазах. И увидела, как на губах, вкусных, невозможно вкусных, — уж она-то знает! — и любимых, несмотря ни на что и вопреки всему любимых, появляется улыбка, нет, намек, обещание улыбки. Кэлен улыбнулась им в ответ — не могла не улыбнуться, даже если хотела бы, не смогла — и вдруг… поняла, что именно сделала Мэйсон. Чертова несбиваемая, упрямая, вечно жертвующая собой Мэйсон добилась-таки своего: Кэлен злилась на неё, не на Кару… А Кару… Каре она была рада. Безумно, категорически рада! И ей, Кэлен, уже совершенно, абсолютно не хотелось ничего выяснять, спрашивать, обвинять и судить. А хотелось… чего? Обнять Кару, стиснуть, прижать к себе? Да! Прильнуть к этим сочным, любимым губам, целовать, терзать их долго-долго, нежно, упоительно сладко, тая, растворяясь? Дважды, нет, стократно — да! И почему только губы? Целовать её всю, везде, наслаждаясь, задыхаясь от счастья… Кэлен, улыбаясь, шагнула к ней, и руки протянула:

— Кара...

— Кэлен? — солнце в глазах вспыхнуло счастливым изумлением, засияло. Кара тоже улыбнулась — робко, обескураженно. — Привет, любимая… А мы где? — оглянулась вокруг, и изумление возросло, кажется, десятикратно. Изумление и счастье: — Мы у мамы???

— Ты называешь Анну мамой?

— Ну… да… — она как будто смутилась, опустила ресницы. А в следующий миг вновь распахнула глаза, еще улыбаясь — но улыбка угасала, таяла: — А почему мы здесь? И почему я?.. И который час? — глянула за спину Кэлен, в окно, нахмурилась: — Еще ведь не ночь… что-то случилось? Мэйсон что, уснула в кресле?

Кэлен вздохнула. Застонала мысленно. Вернулись — взрывом, резким, внезапным — боль, обида, непонимание… еще и приправленные досадой на себя: нужно было не стоять тут, не ждать, нужно было подойти, взять Кару за руку, вытащить из кресла, обнять, припасть к её губам… Нужно было сделать это — на три минуты раньше, до того, как Кара задаст эти вопросы. До того, как они, эти вопросы, сотрут, сметут радость… счастье от встречи с ней, с Карой, возвращая боль, обиду, непонимание и… какое-то отчаянное бессилие: теперь Кэлен не могла даже разозлиться на неё — и от этого было совсем тяжело, невыносимо. Покачала головой:

— Нет, милая, она не уснула. Она села сюда, чтобы поменяться с тобой.

— Она… что? — и на лице испуг, нет, паника. Кэлен подавила очередной вздох и — да к черту же игры, ну! — решила не ходить вокруг да около:

— Кара… Мэйсон мне сказала. Сказала, что вы знаете друг о друге. И давно.

— Она что??? — подалась вперед, приподнимаясь с кресла. А паника в глазах вновь сменилась изумлением, искренним, абсолютно, категорически искренним! — Она сказала? Мэйсон?

— Ну, на самом деле, сказала Анна. А Мэйсон я потом допросила.

— Понятно, — опустилась в кресло, опустила голову. Замолчала. Кэлен ждала, разрываясь от обиды и… жалости. Не к себе, нет, к Каре. Та Кэлен, что всем сердцем любила её, свою теплую ласковую Кару, Кару с солнцем в глазах, сейчас просто умирала от жалости. Она, эта Кэлен, не хотела, категорически, задавать вопросы, выяснять, заставлять Кару оправдываться… Она хотела защитить свою Кару от… от чего? Возможно, от гнева — праведного, яростного гнева какой-то из своих частей. От недоверия, что может появиться — да уже, уже ведь появляется, ну! И от вины — если Кара и впрямь в чем-то виновата… А еще она очень хотела защитить себя — от какой-нибудь возможной страшной правды, которую она, Кэлен Амнелл, не вынесет.

Но кроме этой Кэлен, влюбленной, любящей, была и другая. Та, что чувствовала себя преданной, использованной, униженной — и злилась. Она жаждала сатисфакции, она требовала следствия и, конечно же, суда. Она, эта часть, уже взяла весы в одну руку, карающий меч — в другую, и приготовилась восстанавливать справедливость. Она была сильна, намного сильнее той, любящей и жалеющей Кэлен. И Жалеющая могла лишь смягчить, чуть сдержать напор Осуждающей…

Странно, но отчего-то Мэйсон — которую она тоже любит, любит же, ну! — Кэлен не было жалко. Может, оттого, что чертову Мэйсон она привыкла считать сильной, толстокожей, бесчувственной? А Кара – она слабая, нежная, ранимая… Хотя... что, в сущности, Кэлен знает о Каре? На самом-то деле?...

Кара молчала, и Кэлен, устав ждать, приблизилась к креслу, опустилась на корточки, попыталась заглянуть снизу в лицо:

— Милая… мне интересно, почему ты мне не сказала? Зачем обманывала меня?

Кара вздохнула, тяжело, протяжно, бросила на Кэлен быстрый взгляд и отвела глаза в сторону, даже чуть отвернулась. Кэлен накрыла ладонью её лежащую на колене руку:

— Прошу тебя, не молчи. Объясни мне… хоть что-нибудь, Кара! Пожалуйста.

— Кэлен… — голос глухой, тихий, и еще больше отвернулась. — Я… я не знаю, что тебе сказать. Не знаю, — и потянула руку из-под пальцев Кэлен.

— Милая… — Кэлен чуть сжала пальцы, удерживая. — Я ведь люблю тебя. И что бы ты сейчас не сказала, этого не изменить. Просто скажи мне правду. Почему ты скрывала от меня?

Она глянула в глаза — отчаянно, тоскливо — и вновь уставилась в стену справа. Вздохнула:

— Я хотела сказать… но… Сначала я боялась… ну, в смысле, вообще боялась тебе говорить о нашей ситуации. О том что нас двое. Потом, когда ты узнала и… не испугалась, не отказалась от меня, я… я хотела рассказать все, как есть, но… — сглотнула, замолчала. Кэлен погладила её руку:

— Но?

— Но пока я решалась на это, — она вдруг повернулась и посмотрела прямо в глаза Кэлен, яростно, отчаянно. И голос повысила, почти крикнула громким, срывающимся шепотом: — Ты влюбилась в Мэйсон.

— Что??? — от неожиданности, от внезапного этого напора Кэлен качнулась назад и, не удержавшись на корточках, плюхнулась на ягодицы. — Когда??? Пррр… с чего ты это взяла?

— Ну, а что, это не правда? — отвела взгляд, прошептала тише. — Можешь и не отвечать, я и так знаю. Я чувствую это. Вижу. Я знала, что ты влюбилась в меня, задолго до того, как ты сама это поняла.

Она серьезно, не шутит? Кэлен всмотрелась в зеленые глаза — теплые, как всегда, и спокойные. Немного грустные, но — спокойные, невозмутимые, уверенные — совсем, как у чертовой Мэйсон, черт бы её побрал! Похоже, и впрямь, совершенно, абсолютно серьезно она, Кара, все это сейчас сказала! Кэлен даже головой потрясла:

— У тебя мания величия? Вы с Мэйсон обе этим больны? Через тело передается?

Кара усмехнулась:

— Не веришь… А хочешь, чтобы я тебе что-то объяснила.

Прозвучало весьма… укоризненно, нет, даже обвиняюще, и Кэлен возмутилась:

— Ты меня упрекаешь? После того, как врала мне столько времени? Заставляла меня переживать, мучиться, метаться между вами, стыдится самой себя? После всего этого ты еще мне же и претензии предъявляешь? Что я не верю тебе? — она говорила, все больше раздражаясь. — А ты бы на моем месте верила? После такой кучи вранья — верила бы???

Злость, обида, задавленные было любовью и жалостью к Каре, вспыхнули с новой силой, разгорелись, затапливая Кэлен. И она уже пылала, уже не слышала ни голоса разума, — не самого холодного в этом мире, но все же вполне здравого обычно, — ни слабые возражения той своей, любящей, части. Она, Кэлен, снова раскололась на две половины. Одна любила Кару, любила все так же, по-настоящему, без остатка — и теперь страдала от собственного бессилия, от невозможности защитить ее, остановить себя, точнее, вторую свою часть. Ту, что сейчас ненавидела Кару. Ненавидела и жаждала мести. И она, эта часть, сейчас забирала все больше власти. Она вдохновилась, воспламенилась, её несло на волне праведного гнева. И Кэлен — еще какой-то, третьей частью себя, своего сознания, — понимала, что мстит, совершенно, абсолютно точно мстит сейчас Каре. Но не могла, а может, и не хотела остановить себя. Она смотрела в лицо, в глаза Кары пылающими, потемневшими — да почти черными! — глазами и словно пули, выплевывала слова — туда же, прямо в лицо: — Да, да, черт побери, ты права. Радуйся! Я влюбилась в Мэйсон. Только вот не тогда, когда ты думала, милая! Немного позже. Буквально вчера, представляешь? И знаешь, что я тебе скажу? Ты сама в этом виновата. Ты и твое вранье. Если бы не оно, мне, возможно, не пришлось бы спать с ней, с твоей чертовой альтернативной личностью! И я бы не влюбилась. Не влюбилась бы, черт тебя подери с твоими подозрениями, с твоей манией величия!!! — Кэлен задохнулась и замолчала. Спрятала, почти уронив, лицо в ладони, зажмурила глаза, тяжело, со свистом втягивая воздух через стиснутые зубы.