По рукам и ногам (СИ)

Я послушно выключила воду, открыла дверь и – и вписалась в его грудь. Стоял под дверью, караулил. Вместо того, чтобы отскочить, как всегда, я обняла его, ткнулась носом в ключицу и задушила свои всхлипывания в его рубашке.

– Все будет хорошо, – грустно и очень серьезно проговорил Ланкмиллер мне в шею, – не плачь больше, все будет хорошо.

В поезде, в чистом двухместном купе с воздушными шторками на окнах меня настигло столь долгожданное состояние анабиотического шока. Сознание отделилось от окружающего мира, и все стало казаться таким сказочным, игрушечным и безразличным, что стало легче. И я бы многое отдала, чтобы это шаткую грань, построенную между реальностью и мной ничего не сломало.

Но её сломало.

– Кику, – позвал мучитель и тут же поправился, – Роуз.

Он не привык к этому имени, и оно ранило его вроде бы. Это его девочка, его просто-подстилка и его проблемная язва – Кику, и это та, что на пару с своей матерью свела в могилу его отца – Роуз. Я понимала, я очень хорошо это понимала, и…

– Можно и Кику, я уже смирилась, – мне удалось выдавить из себя хоть горькую, но усмешку.

– Иди сюда, – Кэри похлопал себя по коленке, вызывая во мне неуверенный ступор.

– Что, прям… сюда?

– Ой, да иди уже.

Мучитель сидел у самого окна, возле столика, а я на другой стороне койки, ближе к двери. И опомниться не успела, как притянули ближе, усадили на коленки, обняли. Кэри подбородком уперся мне в затылок.

– Не вредничай, – тихо вздохнул он.

Да я и не пыталась.

Солнце пробивалось сквозь тучи то и дело, поезд мирно покачивало, так что это баюкало как-то даже.

Я ничего не могла поделать со странной щемящей внутренней дрожью. И этот медово-лимонный свет, этот мерный стук колёс и тепло чужого дыхания в макушку становились лучшими воспоминаниями за все последнее время.

Грусть смешивалась с состоянием до странности легкой эйфории и оттого по щекам снова текли слезы. Тихо очень.

В моей жизни заканчивалось что-то большое и очень болезненное. И начиналось что-то новое, и мне очень хотелось надеяться, что лучшее.

Комментарий к

Ну вот наконец, после длительного перерыва написана новая глава.

То, что её так долго не было не значит, что у меня не хватало желания – для этой работы у меня всегда хватит желания.

Просто сложилось так, что надо мной висели и висят дедлайны, потом я не удержалась и начала ещё одну менее масштабную работу.

Но сейчас до конца здесь, если все пойдёт по плану, осталось всего шесть-семь глав, не считая эту. Закончить я планирую в июле-августе. Сразу обмолвлюсь о том, что у меня уже есть план на вторую часть, но прежде, чем начинать её, нужно как следует разобраться с первой. И потому у меня просьба к вам, мои коты-читатели. Было бы замечательно, если бы вы помогли мне найти всяческие нестыковки, логические дыры, сюжетные ответвления, которые были открыты, а потом не привели ни к чему.

Я знаю, что, к сожалению, таких много, потому что сюжет менялся несколько раз в процессе написания. Будет замечательно, если вы по этому поводу стукните мне в личку, чтобы инфа не затерялась среди отзывов. Заранее спасибо, и спасибо, что вы со мной, мы тщательно и уверенно двигаемся вперед.

Всех люблю.

========== Часть 108 ==========

Боль не ушла, всё также холодила сердце огромными ледяными лапами, так что от судорог больно было дышать.

Боль не ушла, но сменился её характер: беспроглядное отчаяние отступило перед несмелым светом, и мы оба это почувствовали.

Кэри вёл себя очень осторожно, как с хрустальной. Пока мы шли до дома, он даже честно пытался шутить, пару раз хлопнул меня по заднице, и мне приходилось делать вид, что эти усилия и правда не проходят даром. Это отвлекало.

Впрочем, как бы ни старался Ланкмиллер, а от себя сбежать ему всё-таки не удалось. Он из дома уехал-то только потому, что его душило там немилосердно. Воспоминаниями – как удавкой. И вот теперь, едва он переступил порог поместья, она вновь затянулась у него на шее. С новой силой накрыло, что так недолго, но всё же удавалось сдерживать в стороне. Это было чертовски заметно.

У Ланкмиллера аж глаза почернели.

Поэтому первым встревоженным вопросом Алисии стал:

– Вы что, поссорились? Почему опять?

– Лис, ты что здесь делаешь, я же просил… – Кэри неровными движениями снял пиджак и даже повесить его ухитрился мимо вешалки.

– Ну как, ты же сказал, что возвращаешься, и вот. Я… скучала.

Последнее слово донеслось ему уже в спину, и маленькая рыжая сестра беспомощно затихла, глядя, как Ланкмиллер уходит, даже не дослушав. Я с виноватым видом шмыгнула следом. Конечно, я не собиралась бежать за ним, трогать за плечи, гладить по голове, искать слова. Теперь мне были знакомы его чувства, и дом о прошлом напоминал не меньше, но… Но лучше не трогать Кэри в таком состоянии, иначе хуже будет всем, а не только ему. Я сбежала на дальнюю лестницу в надежде, что меня не найдут и на какое-то время оставят в покое. И судя по количеству пыли там, моё обнаружение предвиделось ещё не скоро. Надо прийти в себя, перестать дрожать, а то только народ пугаю. Пологие ступеньки покрыты были старым, от времени потускневшим ковролином, и оттого на них очень удобно было сидеть. Я все ещё пыталась собрать по кусочкам то, что так нечаянно и опрометчиво потеряла два года назад. Каждый взгляд дорог был.

Хотя, конечно, бесконечно я прятаться не могла.

– Ты долго ещё будешь вот так сидеть?

– Не знаю, – кашлянула я, отодвигаясь к стене и освобождая Алисии место на ступеньке.

– Пыльно здесь, да? – девушка выжидающе посмотрела на меня, а я неопределённо повела плечами, показывая, что она могла бы сразу перейти к сути. – Слушай… Уже поздно. Кэри домой ещё не возвращался, на заднем дворе сидит, там холодно уже. Ты можешь… поговорить с ним? Он же не собирается всю ночь там провести.

– Сама бы пошла и поговорила, – пробормотала я больше в стенку, чем Алисии.

– Я уже ходила, всё бесполезно. Я ему всего лишь сестра, – горестно вздохнула она.

– А я всего лишь…

Всего лишь подстилка? Нет. Нечто куда более неприятное.

– А я набор неприятных воспоминаний, от которого избавиться хочется, чем быстрее, тем лучше.

Я резко поднялась так, что в глазах потемнело, и хотела было уже наверх сбежать, но Алисия с неожиданной силой поймала меня за шиворот и вжала в стену не хуже самого мучителя.

– Не говори так. Пусть ты делаешь ему больно, но он ведь подпускает тебя так близко, как никого!

– Он хочет побыть один, – отвернулась, не в силах почему-то смотреть ей в лицо.

– Он уже достаточно был один!

– Как будто ты знаешь, что ему нужно…

– Ему нужно перестать винить себя и начать жить! Поговори с ним, он может тебя послушать.

Знаю, почему боялась смотреть в глаза. Там надежды плескалось столько, что захлебнуться.

Это ведь был действительно переломный момент для Ланкмиллера. Либо он сейчас возвращается к нам, либо так и остаётся в своём мрачном мире горечи и скорби. И потом его уже ничто и никогда оттуда не вытащит.

– Хорошо, я схожу.

– Без него не возвращайся, слышишь? Я тебя не впущу, – твердо проговорила Алисия, спускаясь за мной к черному ходу. – Верни его, пожалуйста.

– Ну у тебя и методы, знаешь ли, – несмело пыталась ворчать я, но Алисия и слушать ничего не хотела, дверь категорично хлопнула за моей спиной.

На улице уже и правда сгущались сумерки, и на землю легла характерная для них зябкость. Скоро станет ещё холоднее, и темнеть начнёт гораздо раньше. А пока, промочив ноги в вечерней росе по самую щиколотку, я приблизилась к Ланкмиллеру почти неслышно. Но он всё равно услышал.

– Что ты здесь делаешь? Продует. Возвращайся в дом.

Если это перевести на человеческий, то получится что-то вроде «сгинь с глаз поскорее» или «видеть тебя не хочу». Но за моей спиной щёлкнул замок, Алисия прильнула к окну, путаясь в тяжелой занавеске, так что пути отступления мне закрыты, и начатое надо закончить.