Второй шанс (СИ)

- Что-то ты быстро, а я-то уже надеялся…

Усмешка, знакомая до почечных колик.

Отпускает кисть, чтобы больно вцепиться пальцами в подбородок и запрокинуть мою голову назад.

Наклоняется. Влажные прядки щекочут лицо.

Тянет выше, и я послушно выгибаю шею, приподнимаясь на носках. Алые глаза смотрят как всегда насмешливо, а с холодных резных скул стекает влага.

- Не заслужил ты...

Мой взгляд тут же скользит ниже, замирает на тонких губах, изогнутых в презрительной насмешке. Ну да, куда же мы без этого.

- Чего не заслужил? - выдыхаю негромко, только лишь затем, чтобы поддержать наш маленький ритуал.

- Сво…

Да подавись ты своей свободой!

Тянусь выше и сам целую, буквально вгрызаясь в холодные твердые губы. Шея тут же начинает противно ныть. Плевать!

На все плевать! На замершего шокированным сусликом Битро, на тварей, задорно бегающих по коридорам белого дома в поисках хавчика, на сильные пальцы, которые стискивают мои ребра так, словно пытаются промять их внутрь.

Почему мне так нравится целовать тебя?

Или мне просто нравится, что ты все же соблаговолил притащить свою задницу и теперь стоишь рядом?

А губы совсем не нежные, как и мои, впрочем.

Еще один своеобразный ритуал: попробовать друг друга; вспомнить, каково это, когда все и сразу, когда язык щекочет нёбо, а зубы чуть прикусывают нежную кожу губ, втягивая их в рот по очереди, посасывая, избегая моих укусов и языка.

Нарочно помедлить немного…

Пальцы до боли стискивают челюсть, вынуждая шире открыть рот. Подчиняюсь, чтобы тут же укусить, в отместку за горячий язык, скользнувший в мой рот почти до самой глотки.

И снова… пока воздуха хватит.

А дальше судорожно задыхаться, спиной втиснувшись как можно плотнее в удерживающее тело. Затылок ложится на узкое плечо, понемногу уходит тягучая боль, сковавшая шею.

- И я скучал по тебе, - негромко проговариваю в пустоту. Взгляд останавливается на Арбитро.

- Шики… - неловко давит из себя он, нервно пережевывая губами воздух. Напуган. Белая маска не скрывает застывшей гримасы на его лице. Пытается справиться с собой, но… лишь тихий лепет.

Делаю шаг вперед, дергают назад и тут же выдирают катану из пальцев.

- Эй!

- Не твое - не трогай.

Ублюдочная ты сука! Она уже и не твоя! Но разве попрешь против паровоза? Даже сейчас он найдет минутку, чтобы показать мне, кто тут главный, а кто так - мимо пробегал.

Ненавижу!

- Прекрати, нет времени на твои истерики.

Мои, значит?!

Открываю было рот, чтобы возмутиться, но тут же захлопываюсь, потому что затылок прижигает злая, до ужаса знакомая ухмылка.

Так «доброжелательно» он улыбается лишь смертникам. И я знаю, на кого направлен ледяной, опаливший и меня взгляд.

- Шики… Это все… одно огромное недоразумение…

Знаю, даже не слушает, ищет что-то взглядом. Находит.

- Не прячься, иди сюда, Кау.

Обманчиво ласковый тон. Мурашки, то и дело скользившие по позвоночнику, смывает волной ледяного пота.

- Ну же… Ты хочешь помочь папочке?

И мальчишка ползет, - ползет, шурша высокими латексными сапогами по ворсу ковра, чуть мешкает, оборачивается к папочке и замирает у моих ног.

Садится, выжидающе уставившись на Шики из-под маски. Тот, наконец-то перестав сжимать мою талию, треплет его по голове, ласково перебирая белые прядки.

Я… я, кажется, начинаю понимать, и от этого ужас волной накрывает по самую макушку. Ты же не…

- Ты любишь папочку, Ину?

Слепой мальчишка кивает, а мне почему-то хочется выть. Не надо! Не так! Не используй его! Ребенок… всего лишь маленький искалеченный ребенок. Шики…

И ни слова вслух. Я не боюсь перечить тебе, давно уже нет, но… не могу выдавить из себя ни звука, беспомощно привалившись к твоему плечу.

- Тогда подай мне парочку тех прекрасных красных ампул со стола. Не бойся, папочка не рассердится.

Мальчик отползает, а я, не отрываясь, слежу за Арбитро. Он - серый, все также прячется за креслом, не решаясь сдвинуться вперед хотя бы на шаг, и уже не скрывает перекосившего его ужаса. Сейчас, как и я, не может отвести взгляда от тонких пальцев, сжимающих капсулы с плещущимся райном. Капсулы, которые только что в руку Шики вложили маленькие пальчики, затянутые в латекс.

Перекатывает их на ладони, позволяя сталкиваться с негромким звоном. Изучает пару секунд, а после переводит взгляд на послушного, словно собака, замершего у его ног ребенка.

Словно… Но разве он - человек? Это маленькое покалеченное существо?

Сломленное, искореженное… С ужасом понимаю, что вижу в нем себя. Того себя, которым мне пришлось бы стать, не…

- Открой рот, будь умницей.

Передергивает. Кровь отливает от лица.

Послушно размыкаются розовые губы. Надсадный хруст стеклянных стенок одной из ампул, и тонкая алая струйка оседает на этих губах и маленьком язычке.

Первая доза. Затем еще одна…

Кау вздрагивает, скулит, ладошками закрывает лицо.

- Встань.

Уже приказ, нет больше того вкрадчивого, ласкового голоса.

Шатаясь, мальчишка поднимается на ноги.

Звон стали, и на моей куртке оседают алые капли. Нихонто прошило его насквозь, вспарывая живот и двигаясь выше, по грудной клетке. Хруст ребер.

Помедлив, словно застыв на секунду, падает. Заваливается назад, как неуклюжая тряпичная кукла, падает прямо в объятия подоспевшего горячо любимого папочки.

Насмешливый, всегда лукавый масочник у ног короля.

Лезвие касается его лица, срезая маску.

Кристально чистый, засахарившийся ужас.

Он кажется мне куда старше, чем раньше: сетка глубоких морщин у широко распахнутых голубых глаз, темные залегшие тени на веках… Нет больше Арбитро.

А нихонто совсем близко, касается когда-то идеального белого костюма, сейчас запачканного кровью его идеального дитя.