Quiproquo (СИ)

Забини, видимо, потеряв к ним интерес, переговаривался с каким-то слизеринцем из числа новеньких, занявших соседний стол. Нотт исчез также незаметно, как и появился.

– Эм… – Гарри впервые в жизни хотелось с кем-то заговорить, но он не знал, как начать разговор: Малфой казался диким зверьком, который только начал привыкать к ласкающей руке, и каждое неверное движение может убить это доверие навсегда. – Забини, он… всегда таким был?

– Блейз? – Малфой выгнул бровь. – Сколько я его знаю. Он вроде близнецов Уизли, но с изяществом и хитростью слизеринца.

Гарри передёрнуло, стоило ему представить, чего бы могли натворить Фред с Джорджем, попади они в Слизерин. Он хотел было что-то сказать, но его взгляд упал на аккуратные строчки цифр и числовых пирамид. Арифмантика. Домашнее задание. Гарри горестно вздохнул, прогоняя мысль, которая пришла к нему отголоском дежа-ву: «Вот была бы здесь Гермиона…». Он даже не сразу понял, что один из пергаментов протягивали ему.

– Лонгботтом говорил, что у тебя с Арифмантикой проблемы, – сказал Малфой, когда Гарри так и не забрал лист, молча на него уставившись. Когда он перевёл удивлённый взгляд на Малфоя, тот резко выдохнул и убрал руку, скручивая пергамент в свиток и протягивая его снова. – Мне тебя что, попросить не заваливать Арифмантику?

– Спасибо! – Гарри широко улыбнулся и взялся за свой конец свитка, но нахмурился, увидев бинт, видневшийся из-под слизеринской мантии. – Всё ещё болит?

Малфой резко одёрнул руку, опуская рукав. Гарри на это лишь понимающе улыбнулся. Он и сам не любил показывать слабость, тем более физическую, тем более перед… Ну…

– Я могу помочь, – тихо сказал он, надеясь, что за прозвеневшим звонком его всё же услышали.

– Можешь? – мнительно переспросил Малфой, едва заметно сощурив глаза.

Гарри заметил, потому лишь цыкнул, осторожно потянул на себя покалеченную малфоевскую руку, хозяин которой почему-то не сопротивлялся, и поднял рукав, отточенным движением разрезая бинт кончиком палочки.

– После войны я помогал в госпитале, научился паре трюков, – чтобы отвлечь Малфоя, пробубнил Гарри, рассматривая рану. Она явно была старательно залечена какой-то мазью, но, как и любому средству, мази требовалось время. А кому нужен шрам, смахивающий либо на ожог от дикой крапивы, либо от веревки, либо от желчи, если бы той намазали… браслет. Гарри метнул быстрым взглядом в Забини и спросил, еще тише: – Это точно произошло на Зельях?

Малфой, чьи уши почему-то снова горели, упрямо смотрел в сторону и на вопрос просто дёрнул плечом. Гарри пожал плечами и снова опустил взгляд на тонкое запястье с некрасивой гематомой. Трюкам он действительно научился: зафиксировать пострадавшую часть тела, сконцентрироваться, представить, как выглядела бы здоровая ткань, и трансфигурировать отмершие клетки в клетки живые. В этом случае Гарри даже представлять не пришлось - он прекрасно знал, как выглядели руки Малфоя. Слишком уж часто он этими самыми руками пытался Гарри бить. На этой руке покоилась метка, и Гарри лишь силой воли заставил себя не поднять рукав его мантии ещё выше.

Спустя минуту всё было готово. Гарри отложил палочку и улыбнулся искреннему удивлению на лице Малфоя.

– Повращай запястьем по часовой стрелке, – попросил он, и Малфой, видимо, всё ещё прибывая в шоке, повиновался. – Теперь против. Отлично. Поздравляю, ты здоров.

Малфой так смотрел на свою руку, будто она принадлежала как минимум Мерлину. Переведя взгляд на Гарри, он кивнул.

– Спасибо.

На плечо Гарри легла тёплая рука, и он повернул голову.

– Добро пожаловать в клуб, – тихо сказал Забини, по-прежнему улыбаясь, но какой-то другой улыбкой, более… спокойной. Даже дружелюбной. – Можешь звать меня Блейзом. А это - Драко, хотя на первый взгляд он может показаться занозой в заднице Салазара.

С другой стороны от Гарри послышалось весьма многозначное фырканье, так и не переросшее в несогласие, и что-то вроде «Из благородной древесины», а затем профессор Вектор постучала палочкой по парящей около неё доски, призывая класс к тишине.

Весь оставшийся день Гарри провёл в компании Слизерина, и по его примеру к детям пожирателей медленно и нехотя, но подтягивался народ из других факультетов. Не успел Гарри оглянуться, как Блейз уже шёл с группой когтевранок в сторону их башни, а Панси и Миллисент почти уговорили нескольких пуффендуйцев вместе с ними сделать подкоп из подземелий Слизерина в алкогольную кладовую Трёх Мётел.

Когда он вернулся в спальню, за окном его уже ждала неясыть с извечным серым конвертом, привязанным к лапке. Гарри было потянулся к ручке рамы, чтобы привычно пустить птицу внутрь, но неожиданно остановился.

Он не чувствовал себя таким… целым с самого конца войны, словно именно все эти шутки Блейза, пошлые замечания Панси, громкий смех Милли, чопорность Нотта и уютная тишина Драко, изредка прерываемая его едким сарказмом, наполняли его мир звуком, тем самым, о котором писал ему Аноним. И он не хотел портить этот день очередными тягостными мыслями о вечном.

Гарри медленно опустил руку и покачал головой, смотря в немигающие глаза совы.

– Нет, – проговорил он одними губами и махнул палочкой, закрывая окно тяжелыми бордовыми шторами.

Пятница - день ранних сов. Тогда и прочтёт, если Аноним ещё захочет ему что-нибудь прислать. Кивнув своим мыслям, Гарри упал на кровать и тотчас же забылся сном.

~~~//~~~

Гарри проснулся от очередного раската грома и резкого звука хлещущего в окно дождя. Шотландию в разгаре сентября сложно было назвать тёплой солнечной страной, но и подобного размаха гроза была для этого времени года в новинку, потому не удивительно, что никто из его соседей по комнате не додумался наложить на окна Заглушающее.

Кинув беспалочковый Темпус, радостно оповестивший, что по двору неспешно шёл четвёртый час утра, Гарри нехотя сел и натянул на нос очки. Остальные ребята преспокойно спали, и он не мог их в этом винить: после войны у него случались ночи, когда он спал особенно чутко.

Стараясь шаркать не особо громко и нащупав в темноте палочку, Гарри пошёл к окну, уже прикидывая, приснится ли ему продолжение того сна, где Гарпии завоевали Кубок по Мировому Квиддичу и вручали его почему-то беременному Рону, но так и замер, направив палочку на оконную раму. Под безжалостным дождём, который словно мечом разрезал промозглый ветер, на ветке сидела неясыть. Мокрая, со слипшимися перьями и оттого кажущимися ещё больше глазами, она прикрывала подрагивающим крылом безухую голову и письмо, которое держала в клюве. Вид у неё при этом был такой решительный и такой… обречённый, что у Гарри на глаза навернулись непрошеные слёзы. Он и в жизни не мог представить, что будет сравнивать себя с совой.

Наскоро кинув на пологи ребят Согревающее, Гарри рванул на себя раму, выставляя руку под жалящий дождь. Сова тут же спрыгнула с ветки, с трудом садясь на предложенный «постамент», и утробно ухнула, когда её внесли в тепло комнаты. Неловко переступая окоченевшими лапками по кровати, волоча по простыням мокрый хвост, она то и дело встряхивала головкой и крыльями, посылая вокруг сноп холодных капель. Гарри даже не знал, чего ему хотелось сильнее: улыбнуться от нелепой картины, расплакаться от того, что сова из-за него терпела полночи под ливнем, или отправить Анониму пару конвертов с вложенными сглазами, чтобы он не смел больше так издеваться над бедной птицей.

– У тебя не хозяин, а чудовище какое-то, – пробурчал Гарри, транфигурировав из наволочки полотенце и осторожно замотав в него птицу. Та в ответ легонько прихватила его за ладонь, снова ухнув. – Да, я тоже тот ещё кретин, – грустно улыбнулся он, забирая чуть промокший конверт.

«Гарри, ты читал Оскара Уальда? Про тот зачарованный портрет, что нарисовали для нарцисса-магла? На самом деле, это одна из моих любимых книг. В детстве мне с трудом верилось, что подобное мог написать магл, учитывая то, что мне о них приходилось слышать, и всё же. Там изложено много интересных мыслей, спрятано великое множество мудрых истин, но под сегодняшнее моё письмо очень точно подходит одна цитата: «Дети начинают свой путь с любви к родителям. Взрослея, они начинают их судить. Порой они их прощают». Не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить своих родителей, но, видимо, мне ещё расти и расти, потому что разлюбить их тоже никак не получается.