Песнь об Ахилле (ЛП)

Мы вспомнили о Хрисе и его праведном гневе после кощунства Агамемнона, после его пренебрежения законами войн и честного выкупа. И также мы вспомнили, которому из богов Хрис служил. Божеству света, исцеления - и мора.

Едва поднялась луна, Ахилл ускользнул из шатра. И вернулся лишь спустя какое-то время, от него исходил запах моря.

- Что она сказала? - спросил я, сидя на ложе.

- Сказала, что мы правы.

***

На десятый день мора сопровождаемые мирмидонянами, направились к агоре. Ахилл взошел на помост и скрестил руки, чтобы голос звучал более уверенно. Перекрывая гомон, рев пламени костров, стоны умирающих и стенания женщин, он призвал всех в лагере собраться на агоре.

Медленно, боязливо потянулись к помосту люди, щурясь на ярком солнце. Они были бледны и измучены, и полны боязни смертоносных стрел морового поветрия, что разили грудь так же легко, как разбивает водную гладь упавший туда камень. Ахилл, в блещущих на солнце доспехах, опоясанный мечом, с отливающими начищенной мокрой бронзой кудрями смотрел, как они собираются. Для других военачальников, кроме главного командующего, не было запрета созывать общий сбор, однако во все наши десять лет, проведенные под Троей такого еще не происходило.

Агамемнон протолкался сквозь толпу собравшихся сопровождаемый своими микенянами, и взобрался на помост. - Что это тут такое? - потребовал он разъяснений.

Ахилесс учтиво приветствовал его. - Я собрал людей, чтобы говорить с ними о моровом поветрии. Позволишь ли ты обратиться к ним?

Плечи Агамемнона напряглись и весь он будто надулся от смешанной со стыдом ярости - он сам должен был собрать людей, еще много дней назад, и сознавал это. Едва ли он мог сейчас запретить Ахиллу говорить, в особенности пред глазами стольких людей. Разница между обоими была очевидна - Ахилл, владеющий собой и уверенный, и Агамемнон, с лицом красным и сведенным яростью, как сжатый кулак скряги, нависший над толпой, над всеми нами.

Ахилл дождался, пока не соберутся все, и цари, и простые воины. Тогда он выступил вперед и улыбнулся. - Владыки, - молвил он, - властители, подданые греческих царств! Как можем мы воевать, если изнываем от морового поветрия? Мы должны понять, чем разгневали богов и чем заслужили их ярость.

Шепотки и шорохи разговоров - люди уже догадывались, что всему виной боги. Не все ли блага и напасти ниспосылаются их руками? Однако услышать это из уст Ахилла, произнесенное столь легко, было едва ли не облегчением. Его мать была богиней, и кому знать, как ни ему.

Агамемнон ощерился, губы его раздвинулись, обнажая зубы. Он стоял столь близко к Ахиллу, будто готов был столкнуть его с помоста. Ахилл же словно не замечал этого. - Среди нас есть жрец, человек, близкий к богам. Не следует ли нам выслушать его?

Обнадеженный ропоток пробежал по толпе. Я смог расслышать тихое лязгание металла - Агамемнон стиснул собственное запястье, схваченное металлическим наручем.

Ахилл повернулся к царю. - Не это ли советовал ты мне, Агамемнон?

Глаза Агамемнона сузились. В искренность он не верил, как не верил вообще ни во что. Он несколько мгновений разглядывал Ахилла, словно ожидая подвоха. Наконец произнес безо всякой благодарности: - Да, именно это я советовал, - и грубо махнул микенянам: - Приведите сюда Калхаса.

Жреца вытолкнули из толпы. Выглядел он еще безобразнее обычного, с клочковатой, пролысинами, бородой, со свалявшимися и слипшимися от застарелого пота и сала волосами. У него была привычка, прежде чем заговорить, быстро проводить кончиком языка по потрескавшимся губам.

- Великий царь, царевич Ахилл, вы застали меня врасплох. Я не думал, что… - пугающе голубые глаза метались между двоими военачальниками. - То есть, я не ожидал, что мне нужно будет говорить пред столь многими, - голос его был визглив и прерывист, будто тявканье выбирающейся из гнезда ласки.

- Говори, - приказал Агамемнон.

Калхас, казалось, потерялся, язык его снова и снова проходился по губам.

Звучный голос Ахилла подтолкнул его. - Ты несомненно принес жертвы? Ты молился?

- Я… конечно, конечно же. Но… - голос жреца задрожал. - Боюсь, что то, что я скажу, разгневает кое-кого из присутствующих. Кого-то могущественного и неспособного прощать обиды.

Ахилл, присев, дотянулся до трясущегося от страха жреца и с видом сердечным и доброжелательным похлопал его по плечу. - Калхас, мы умираем. Сейчас не время для подобных страхов. Кто из нас посмеет сказать хоть слово против тебя? Я не скажу ничего, даже если меня ты назовешь причиной. А вы, любой из вас? - он взглянул на собравшихся людей. Те также закачали головами.

- Видишь? Никто в здравом уме не посмеет причинить вред жрецу.

Жилы на шее Агамемнона натянулись, как корабельные канаты. Я внезапно осознал, как необычно то, что царь стоит один. Ранее рядом с ним всегда были его брат, Одиссей или Диомед. Однако сейчас все они стояли вместе с остальными царями и царевичами.

Калхас прокашлялся. - Гадания по птичьим внутренностям показали, что это прогневался Аполлон. - Аполлон. Имя прошелестело по рядам, словно ветер по полю спелой ржи.

Глаза Калхаса впыхнули в сторону Агамемнона, затем вернулись к Ахиллу. Он сглотнул. - Бог оскорблен, как говорят знамения, тем, как обошлись с его преданным слугой. Хрисом.

Плечи Агамемнона словно закаменели от напряжения.

Калхас заторопился. - Дабы умирить его, дева Хрисеида должна быть возвращена без выкупа, и великий царь Агамемнон должен вознести моления и принести жертвы, - он замолк, и последнее его слово прервалось так внезапно, будто его разом лишили воздуха.

Лицо Агамемнона приняло темно-красный цвет - признак крайнего гнева. Казалось, что лишь крайняя гордыня или глупость могли помешать ему признать свою вину, однако он ее не признавал. Тишина была столь глубокой, что я, кажется, мог расслышать как трутся друг о друга песчинки у ног каждого из нас.

- Благодарю тебя, Калхас, - голос Агамемнона разорвал застывший воздух. - Спасибо за то, что всегда приходишь с хорошими новостями. В прошлый раз это была моя дочь. Убей ее, сказал ты, ибо ты прогневал богиню. Теперь ты желаешь оскорбить меня перед моим войском.

Он подался навстречу толпе, лицо его перекосило от ярости. - Разве я не ваш главнокомандующий? Разве вы стоите тут передо мной, сытые, одетые и увенчанные славой? И разве мои микеняне не наибольшая часть этого войска? Дева моя, она часть моей добычи, и я ее не отдам. Разве позабыли вы, кто я таков?

Он замолчал, словно надеясь услышать “Нет! Нет!” Но никто ничего не крикнул.

- Царь Агамемнон, - выступил вперед Ахилл. Голос его был легок и почти легкомыслен. - Не думаю, чтобы мы тут забыли, что ты вожак этого войска. Но, кажется, ты сам позабыл, что мы также полновластные цари своих племен, царевичи или же главы родов. Мы союзники, но не рабы. - Некоторые закивали, еще большее число готово было сделать это.

- И теперь, пока мы умираем, ты жалуешься на утрату девы, которую должен был бы отдать за выкуп еще много дней тому назад. И не говоришь ни слова о смертях и о море, который постиг нас по твоей вине.

Агамемнон издал нечленораздельный возглас, лицо его побагровело от злости. Ахилл поднял руку.

- Я не стремлюсь обесчестить тебя. Я лишь желаю прекратить мор. Отошли девушку ее отцу, и покончим с этим.

У Агамемнона от гнева даже щека задергалась. - Понимаю, чего ты хочешь, Ахилл. Думаешь, раз ты сын морской нимфы, у тебя есть право изображать повсюду высокородного царевича? Ты никак не запомнишь своего места.

Ахилл приоткрыл было рот, собираясь ответить.

- Помолчи, - бросил Агамемнон, резко, будто кнутом ударил. - Произнесешь еще хоть слово и пожалеешь об этом.

- Пожалею об этом? - лицо Ахилла было очень спокойным. И говорил он негромко, но его слышали даже стоящие поодаль. - Не думаю, великий царь, что ты можешь позволить себе говорить мне подобные вещи.

- Ты мне угрожаешь? - крикнул Агамемнон. - Вы слышите, он мне угрожает!