Лекарство от здоровья (ЛП)

Карточки усыхали и скукоживались в огне, превращаемые пламенем в почерневшие обрывки, а затем — рассыпающиеся пеплом. Для многих из них он уже выбрал рецепты. И того мяса, что оставалось, больше нет. Больно было и от мысли, что он никогда больше не ощутит его вкус. Ганнибалом овладело чувство своего рода духовной потери, ощущение, будто какая-то неотделимая часть его вдруг исчезла.

Он вновь мысленно пережил годы своей жизни, ища что-то, с чем это можно было бы сравнить, но не нашел. По крайней мере, не в его зрелые годы. Он смотрел, как отблески от пламени падают на его руки, и видел, как горело родовое поместье его семьи, видел расчлененные тела своих родителей и блестящие волосы Миши на ковре из гниющих листьев.

Он и подумать не мог, что отказаться от этого будет так сложно. Он регулярно менял свои линии поведения в зависимости от окружения, социальной ситуации и внешних сигналов. Это было всего лишь еще одним изменением. Привычкой, от которой нужно избавиться. Чем-то, что приносило ему удовольствие, но не являлось жизненно важным.

Он с облегчением услышал, как проворачивается ключ в замке входной двери, а затем — как Уилл топает ногами по ковру в прихожей, стряхивая снег с ботинок. Ковер после такого регулярного издевательства точно придется отдать в чистку. Или вовсе заменить. Ботинки Уилла еще дважды приглушенно ударили по полу. Слышно было, как открыли и снова закрыли шкаф для верхней одежды. Звук шагов по направлению к кухне. Уилл всегда предполагал, что найдет его именно там.

— Я здесь, — позвал он, и Уилл изменил свой маршрут, появившись в дверях комнаты как раз тогда, когда Ганнибал бросал последнюю карточку в огонь.

— Что ты делаешь?

— Избавляюсь от соблазна.

Уилл уселся на пол рядом с ним. Он посмотрел на пустую визитницу и карточки в огне.

— Составлял список и перепроверял все дважды?

— Все в этом списке были весьма неприятными личностями.

— Они были неприятны тебе. Это не значит, что другим людям они не могли нравиться.

Ганнибал подпер голову рукой. Ему не хотелось говорить ничего, что снова могло бы привести к разногласиям.

Уилл положил руку на его колено.

— Эй? Все хорошо?

— Я не жалею о том, что делал, и ничего, что ты скажешь, этого не изменит.

— Я не пытаюсь заставить тебя сожалеть об этом. Просто пытаюсь смотреть на вещи шире. Иногда люди и в самом деле сволочи, а иногда — просто ведут себя как сволочи, потому что у них выдался тяжелый день.

— Я все равно не собираюсь относиться к этому с пониманием.

— Знаешь, я даже не удивлен.

Карточка Марка Карсона все еще была у Ганнибала. Он так и не положил ее в визитницу. Она все еще лежала в коробке, спрятанной у него в комоде на втором этаже, там же, где он ее оставил, когда собирал вещи для поездки в Венецию.

Уилл взял его сжатую в кулак руку и осторожно заставил расслабить ладонь.

— Ты переживаешь, — заметил он.

— Я не ожидал, что это окажется настолько монументальной задачей. Не делать этого должно быть гораздо проще.

Уилл молчал какое-то время. Ганнибал почти чувствовал, как тот пытается подобрать слова, тщательно продумывает, как ответить.

— Сейчас неподходящее время для деликатности, — сказал он Уиллу.

— Как будто я ее так часто проявляю. Ладно. Ты — серийный убийца. Думаю, ты изучал психологию в том же объеме, что и я. Может быть, даже глубже.

— Большая ее часть на меня не распространяется, — возразил Ганнибал.

— Какая-то ее часть на тебя не распространяется. Ты все еще воспринимаешь это, как способ удовлетворения потребности. Потребности, которую по-другому не удовлетворить. В этом смысле то, чем ты занимался — зависимость, и я не стал бы ожидать, что ее будет легко преодолеть.

— А тебе будет легко перестать?

— Если не брать Джека в расчет, думаю, да. Мне очень помогло то, что ты говорил. Спасибо, — Уилл положил голову ему на колени.

Ганнибал на секунду дотронулся до его затылка, а затем запустил пальцы в волосы Уилла и начал их легонько перебирать. Уилл выдохнул и сильнее прижался к нему. Ганнибал вспомнил, как Миша, когда ей снились кошмары, забиралась в его кровать и засыпала, свернувшись в клубочек и даже не разбудив его. Проснувшись утром, он часто видел ее рядом, крохотную и дрожащую от холода, потому что она не забирала у него одеяло. Он думал, что всегда сможет ее защитить.

— Могу я отвезти тебя в Нью-Йорк в эти выходные? — спросил он Уилла.

— Зачем?

— Послушать партию Леноры Парк в «Кармен».

Уилл с минуту молчал, обдумывая.

— Это для того, чтобы не идти в оперу здесь? Со мной все будет в порядке, мне неважно, что скажут другие.

— Это важно для меня. Мы вернемся вовремя. А пока — просто позволь мне сделать это.

— Мне не нужно, чтобы ты меня защищал.

— Но я хочу тебя защищать.

Уилл поднял голову и посмотрел на Ганнибала с тем самым выражением лица, по которому Ганнибал так скучал: странная смесь доверия, страха и отчаянной благодарности. Он слегка прикоснулся к губам Уилла и погладил его по линии челюсти.

— Ты в этом уверен? — спросил Уилл.

— Полностью. Я ничего не хотел бы так же сильно, как этого.

— Ну ладно. Хорошо, мы можем поехать туда, — он едва заметно улыбнулся. — Можешь даже вещи мне собрать, если хочешь.

— Да, хочу.

Они услышали дверной звонок, и оба повернулись в направлении звука. Момент единения был нарушен. Ганнибал встал и пошел открывать.

За дверью он увидел низкорослого курьера и большой деревянный ящик.

— Доктор Ганнибал Лектер?

Ганнибал подтвердил, что так оно и было.

— Распишитесь здесь, сэр.

Он расписался. Курьер занес ящик внутрь и уехал. Ганнибал осмотрел ящик и увидел таможенную этикетку, на которой по-итальянски было написано: «Картины».

— Что это? — спросил Уилл.

— Это от доктора Алунни. Думаю, это может быть та картина из спальни ее покойного мужа, «Юноша, пожираемый червями». Я мельком выразил ей свое восхищение этой картиной, а доктор Алунни дала понять, что хотела бы преподнести ее нам в качестве свадебного подарка.

Уилл удивленно вскинул брови.

— Это… мило с ее стороны.

— Она не будет тебя нервировать? Нам необязательно ее вешать.

— Нет, все в порядке. Мне она тоже понравилась. С той, которую мы видели на первом этаже во время вечеринки, тоже было бы все нормально, если бы у меня не начались галлюцинации из-за энцефалита. Давай посмотрим на нее.

Они распаковали ящик с помощью молотка и поддетого под основание коробки лома. Изнутри ящик оказался выстлан соломой, обрезками картона и пенопластом. Вынув все это, они обнаружили сверток гораздо меньше и тоньше.

Они вынули его, и пока Ганнибал собирал солому с пола, Уилл снял со свертка упаковочную бумагу. Едва увидев содержимое, он рассмеялся.

— Не припомню, чтоб она была настолько забавной, — сказал Ганнибал, обернувшись.

— Это не та картина. Никакого юноши с червями. Тут твои рисунки.

Уилл держал в руке один из тех набросков, выполненных Ганнибалом еще во времена студенчества ручкой и слегка размывшимися теперь чернилами. Ужасные пропорции, плохо подобранные цвета — вот только Уилл все равно улыбался так, словно никогда не получал лучшего подарка. Ганнибал не решился указать ему на недостатки этого рисунка.

— Да, вижу.

— И не надо делать такое мрачное лицо. Смотри, тут еще и письмо для тебя.

Ганнибал его прочел.

— Она пишет, что преклонный возраст вынуждает ее передать принадлежащую ей коллекцию живописи тем, кто оценят ее по достоинству. Она понимает, что навряд ли кто-то захочет забрать себе картины кисти ее предка, но ей подумалось, что ты, возможно, захотел бы забрать себе мои.

— Да, хочу, — подтвердил Уилл. Он сидел на полу, скрестив ноги, а вокруг него были разложены мальчишеские попытки Ганнибала что-либо изобразить. — Я бы забрал и «Юношу, пожираемого червями», если она не сможет найти кого-то, кому эта картина по-настоящему понравится. Но и эти рисунки — просто восхитительны.