Лекарство от здоровья (ЛП)

— Тебе что, правда все равно?

— Напротив, теперь она мне нравится даже больше, — Ганнибал скользнул пальцами по каменной руке и спустился ниже, к разлагающейся груди. — Я все думал, какое же применение Бог мог бы найти для каменного сердца.

— Его ведь нельзя съесть, — сказал Уилл. — Что мне теперь с тобой делать?

Ганнибал оторвался от созерцания пустой грудной полости и посмотрел на Уилла.

— Ты любишь меня?

— Это имеет значение?

Ганнибал медленно моргнул, глядя на него.

— Ты единственный человек, кого я знаю, кто додумался бы задать этот вопрос. Это имеет значение для тебя. Разве нет?

Уилл с трудом сглотнул из-за почти не проходящего ощущения горечи в горле.

— Зачем тебе прекращать?

— Ты отказался от той части себя, которую считаешь недостойной. Я не хотел той же участи.

— Пусть я от нее и отказался, но она все еще здесь. И ты все еще здесь.

— Надолго ли?

Уилл, оттолкнувшись руками от пола, рывком встал на ноги. Его спина и бока ныли от боли. Он уже чувствовал, где останутся самые болезненные синяки.

— Куда ты идешь? — спросил Ганнибал.

— Посмотреть, сколько снега намело, только и всего.

Он проковылял к двери, чувствуя острую боль в левом бедре. Возможно, он ударился им тогда, когда Ганнибал швырнул Уилла об стену. Он приоткрыл дверь и выглянул наружу. Снег тонкой пленкой покрывал внутренний двор и дорогу, а с неба падало еще больше белых пушистых комочков. Состояние дорог только ухудшится. Они не могли остаться в церкви на всю ночь.

Он с силой захлопнул дверь, чтобы ветер не задувал внутрь.

— У тебя нет сотрясения мозга? Ты бы понял, если бы было?

— Небольшое, может быть. Не о чем волноваться.

— Мне посмотреть на твои зрачки? Или, может, еще что-нибудь сделать?

— Если бы мое состояние было тяжелым, симптомы были бы явственнее. Тебе не нужно волноваться за меня, Уилл.

— Я все равно волнуюсь. Все равно.

Ганнибал отложил сердце в сторону и протянул Уиллу руку. Уилл ее принял и осторожно уселся обратно к нему. Затем он позволил Ганнибалу приобнять себя за талию. Они прижались друг к другу.

— Нам надо уходить, — сказал Уилл.

Ганнибал тихо выдохнул и прижался щекой к макушке Уилла.

— Я напишу священнику записку, — сказал он, доставая блокнот и ручку.

— Что любовь значит для тебя? — спросил Уилл.

Рука Ганнибала замерла над листом бумаги. Он довольно долго молчал; полная тишина повисла между ними на минуту или даже две. Был слышен лишь стук летящего снега по оконному стеклу.

— Память о моей сестре. Запах твоего счастья.

*

Уилл отвез их назад в Париж. Дорога, ведущая от церкви, уже покрылась льдом, и автомагистрали были ничуть не лучше. Он слишком долго вглядывался в темноту, и теперь его глаза болели от света фонарей и фар встречных автомобилей.

Они опирались друг на друга, пока поднимались по лестнице. Уилл провернул ключ в замке, и они вошли внутрь.

— Мне надо осмотреть твою голову, — сказал он.

— Если настаиваете, доктор Грэм.

— Заткнись. Просто хочу посмотреть, идет ли еще кровь. И тебе бы еще неплохо было лед приложить. Надо было где-нибудь остановиться и достать его.

— У меня всего лишь голова раскалывается, только и всего. Боль редко мешает мне.

— Говорят, по большей части наше понимание боли — это страх перед ней, — заметил Уилл.

— После того, что я чувствовал последние двадцать четыре часа, могу с уверенностью сказать, что так оно и есть. Сними рубашку. Хочу осмотреть твои ребра.

Они пошли в ванную. Ганнибал осмотрел коричнево-белую плитку с все тем же выражением едва заметного отвращения, что и всякий раз, когда Уилл видел его здесь. Он остался тем же самым человеком. Он всегда им был. Уилл полюбил Чесапикского Потрошителя. Ганнибал и не притворялся никогда кем-то другим. Он просто не убивал прямо на глазах у Уилла.

Уилл снял рубашку и уселся на тумбочку, чтобы дать Ганнибалу ощупать свои ребра.

— Они болят, если тебе это вообще интересно.

— Но боль не острая? Вдохни поглубже, пожалуйста.

Уилл вдохнул и выдохнул. Ганнибал, прижав руку к его боку, наблюдал за тем, как расширялась его грудная клетка. Уилл снова видел в своем воображении наколотую на оленьи рога Кэсси Бойл с выпотрошенными легкими. Он прижал руку ко рту и упал на колени.

— В чем дело? — спросил Ганнибал, склонившись над Уиллом, чтобы взглянуть на его лицо. Затем осторожно прикоснулся к его щеке. — Уилл?

— В тебе.

Ганнибал медленно выпрямился.

— Мне выйти, чтобы ты мог привести себя в порядок?

Уилл схватил его за рукав, все еще борясь с дурнотой и ознобом, который, казалось, прошел по всему его телу от самого сердца.

— Что ты сделал с ее легкими? Как ты их приготовил?

— Филе по-бургундски, — ответил Ганнибал после небольшой паузы. — Его начинают готовить с беконом и луком-шалотом, а затем добавляют муку, чтобы получилась заправка для соуса.

Он говорил и говорил размеренным тоном, пока не рассказал Уиллу весь рецепт. Пока не описал, как подготавливал легкие, как выпускал из них воздух, как вырезал соединительную ткань. Как они пахли, когда оказались на сковороде.

— Теперь хочешь, чтобы я ушел? — наконец спросил Ганнибал.

Уилл покачал головой. Это заняло у него еще немного времени, но он выпрямился, стащил оставшуюся одежду и залез в душ. Ганнибал стоял и смотрел на него по другую сторону запотевшего стекла, пока Уилл не поманил его к себе.

— Ты скармливал их мне, — констатировал он, глядя, как Ганнибал смывает кровь с лица.

— Да.

— Часто?

— Почти все, что мы ели у меня дома.

Уилл посмотрел на шишку у Ганнибала на голове. Совсем немного крови, ничего страшного. Он смыл кровь и промыл Лектеру волосы.

— Ты вообще собирался рассказать мне хоть что-то из всего этого? — спросил Уилл.

— Может быть, когда-нибудь потом. Понимание помогает переварить даже самые неприятные открытия.

Уилл разрывался между тем, чтобы рассмеяться и снова врезать ему.

— У тебя совсем хреновое чувство юмора.

— Большинство людей этого даже не замечает.

Ганнибал положил руку ему на затылок, а потом скользнул чуть ниже, на шею, и притянул Уилла к себе. Уилл подался навстречу и прижался к нему. Он все еще не знал, как ему поступить, но в это мгновение отказаться от Ганнибала казалось более чем невозможным.

— Ты меня ненавидишь? — спросил Ганнибал.

— Я не знаю, — ответил Уилл. — Я устал.

— Могу поспать в гостиной.

— Если думаешь, что я позволю тебе исчезнуть из моего поля зрения больше, чем на пять секунд, то ты еще безумнее, чем я думал.

— Я думал, ты предпочтешь, чтобы нас разделяла как минимум запертая дверь.

— Ты не попытаешься меня убить, — ответил Уилл.

— Почему нет? С моей стороны было бы разумнее всего поступить именно так.

— Если считаешь, что твоя главная цель — не оказаться за решеткой, то конечно.

Ганнибал молчал, пока они вытирались и надевали пижамы. Они легли на кровать с разных сторон как можно дальше друг от друга. Уилл выключил свет.

— Что ты приготовил из Мариссы Шур? — спросил он.

— Я расскажу тебе это утром, если ты все еще будешь хотеть это знать, — тихо сказал Ганнибал. — Не думай об этом сейчас. Позволь мне рассказать тебе кое-что другое.

— Например?

Ганнибал рассказал ему о Сент-Шапель, небольшой церкви, почти полностью состоящей из головокружительных сводов и витражных окон.

— Когда ты входишь внутрь, свет падает на пол, на твою кожу; отблески синего, красного и зеленого. Словно стоишь посреди калейдоскопа. Мы посетим ее завтра, если хочешь. Я бы хотел сводить тебя в оперу. Мне бы хотелось… Что ты сам хочешь увидеть?

Уилл повернул голову в другую сторону и притворился, что уже давно спит.

*

Его разбудило жужжание телефона, и он, усевшись, потянулся за ним.

— Алло?

— Мистер Грэм? Это отец Жан Баптиста. Я прочитал вашу записку о том, что случилось. Надеюсь, с вашим другом все в порядке?