Две души Арчи Кремера (СИ)

– Вот ведь черт, – уныло отозвался Пифий. – Мы смотрим одни и те же записи, но при этом дураком выставляешь себя только ты.

– И ты непременно отметишь это в своих записях, – раздраженно огрызнулся Зоннберг.

– Зачем? Я даже в своих личных записях это не буду отмечать. Разве что тете Надежде расскажу, – пожал плечами Пифий. – Это может стать неплохим анекдотом.

Зоннберг поморщился.

– Интеграция идет успешно. Арчи готов сотрудничать, ведет себя отлично, чувствует себя значительно лучше прогноза, и только Пифий Манелиа не желает иметь ничего общего со всеобщим ликованием. Тебя не Кассандром хотели назвать, Манелиа? Что-то ты слишком увлекся мрачными предсказаниями.

Пифий фыркнул и запустил в Зоннберга смятым конфетным фантиком.

– Не знаю, не спрашивал, – бросил он радостно скалящемуся Зоннбергу. – Предпочитаю не наносить своей нежной психике еще и такую травму. Тайны родительские еще никому добра не приносили.

– Ну да, ну да. И все таки. У нас получилось, Пиффи, – торжественно произнес Зоннберг, поворачиваясь к экрану, на котором застыл Арчи. – У нас отлично получилось, – повторил он тише и почтительней. Даже на его лице отразилось непривычное для Зоннберга и неуместное на его лощеном лице выражение благоговения.

– Вопрос только, что именно, – пробормотал Пифий.

========== Часть 13 ==========

Постепенно самому последнему человеку в проекте «Арчи 1.1», а не только скептику Пифию Манелиа, становилось очевидно, что прогресса не наблюдается. Арчи Кремер не отказывался сотрудничать – не заявлял о своем отказе открыто, не давал знать; он просто не делал ничего. Ничего, что можно было бы подвергнуть оценке; ничего, по отношению к чему можно было бы совершить какие-то корректирующие действия. Он вроде чувствовал себя отлично, но упрямо отказывался признавать это. Арт подтверждал предположения врачей, но ничего больше. К счастью ученых, он мог относительно точно переводить нервные импульсы в образы и даже пытался толковать их, но это помогало не так чтобы очень: Пифий был первым, кто, не дожидаясь первых неуверенных мнений, заявил громко и во всеуслышание, что их всех – всех заинтересованных в проекте, разумеется, ждут большие проблемы. Неприятности, иным словом. Конфликты интересов. Дамиан Зоннберг скептически хмыкнул в присутствии заинтересованной общественности и перевел разговор на более материалистические темы; он настоял на том, чтобы Пифий принял приглашение на кофе-коньяк-сигары и посидел с ним вечером, где и устроил самодовольному Пифию допрос с пристрастием.

Наверное, если бы коньяка не существовало в истории человечества, стоило бы придумать рекреационную субстанцию со схожим психотерапевтическим действием, лениво размышлял Пифий, разглядывая на свет сам напиток, стекло бокала, осторожно, с настроением священнодействующего жреца вдыхая аромат – и просто наслаждаясь приятным вечером. И в каком-то смутном, неопределяемом суеверном настроении Пифий избегал не то что смотреть на Зоннберга – думать о том, что этому прощелыге от него нужно. Хотя ясно было, и Зоннберг очевидно, откровенно и с каким-то подростковым возбуждением выискивал момента, чтобы свернуть беседу на него – на Арчи. Но Пифий прошел очень солидную светскую выучку, чтобы так просто купиться на ловушки, которые ему расставлял Зоннберг; тем более забавной была попытка этого ловкача напоить Пифия – это его-то, грека-квартеронца, еще на две четверти человека не очень отчетливо определяемых, но достоверно средиземноморских кровей, которому с пяти лет давали воду с несколькими каплями вина, а с тринадцати приучали разбираться в спиртном. Но Пифий по природной вредности позволял Зоннбергу верить в успех своей безнадежной авантюры, а сам развлекался за его и свой счет.

Зоннберг, казалось, и сам понимал, что в таких вот незначительных вещах ему никогда не сравниться с Пифием Манелиа – росшим и мужавшим среди склок и дрязг, поэтому либо быть с ним откровенным и рассчитывать на эффект неожиданности, либо – либо надеяться на чудо и продолжать свою игру. Тем более времени хватало. У них обоих был вроде как выходной.

В общем-то, у восьмидесяти, что ли, процентов всех, задействованных в проекте был вроде как выходной. Остались дежурные – это само собой разумеется. Остались люди, которые использовали выходные других, чтобы получить полный доступ к данным и к объекту – к экземпляру. Естественно, не было выходного у Арчи Кремера, который даже в состоянии покоя оставался объектом изучения. Мол, как ведет себя мозг в состоянии относительного покоя; как искин способен перекодировать нейроимпульсы мозга во время сна в относительно достоверные визуальные и аудитивные образы; насколько Арчи в его нынешнем, полностью избавленном посторонних воздействий состоянии, оказывается открыт для гипнотерапии – насколько он восприимчив к образам, которые ему проецирует этот же самый искин, насколько Арчи осваивает и усваивает знания, которые запечатлеваются в его мозгу во время сна. В общем, работы хватало. Это могли делать лабораторные компьютеры, но люди – народ любопытный, хотели присутствовать при рождении открытий.

Медицинские дежурства давно уже были излишними для Арчи: он вполне вжился в свое тело, чувствовал себя просто превосходно, двигался очень изящно, почти по-человечески; он все еще оставался примечательно симметричным созданием, но чем больше он осваивался, тем более персонифицированным, что ли, он начинал выглядеть. Правая бровь всегда поднималась чуть выше, чем левая, он взял себе в моду обозначать ухмылку левым уголком рта и привычно наклонял голову вправо. Более того, совершенно праздные наблюдения, которые скорее всего никогда не выйдут за границы проекта, подтверждали: на той же беговой дорожке Арчи точно так же демонстрировал вполне человеческие особенности – правой ногой он делал чуть более широкие шаги.

Искин исправно поставлял данные о состоянии мозга в отрыве от личности Арчи: отличное. Электроды ассмилиировались просто замечательно, никаких конфликтов, никаких побочных явлений. Искин же активно пытался установить плотный контакт с Арчи – а тот его отвергал. Категорически. После нескольких мгновений, основанных то ли на простом любопытстве, то ли на отчаянии, когда Арчи и Арт взаимодействовали, Арчи отказывался принимать информацию напрямую, минуя глаза и уши, использовал исключительно компьютеры вовне, в самом крайнем случае – внутренние виртуальные экраны в глазах в качестве мониторов, но только не искин. И точно так же упрямо он отвергал любые попытки сотрудников установить с ними контакт. Даже Пифий не мог достучаться до него.

Арт – тот чувствовал себя отлично. Обучался с невероятной скоростью, охотно сообщал информацию об Арчи, и с каждым днем его способность по обработке внутренней жизни совершенствовалась. Пифий блаженствовал: такая возможность ковыряться в мозгу, минуя этот идиотский буфер в виде сознания человеческого – ну разве не потрясающе? Тем более что Арт послушно сбрасывал ему мегабайты сведений обо всем, что творилось в голове Арчи. Арт вообще был почти доволен, насколько может быть доволен искин – с ним общались, его развивали, с ним сотрудничали. Все, что нужно искину для счастья.

Собственно, Пифий был не единственным, кто настаивал, что Арчи ни в коем случае не следует допускать до полностью автономного существования. И с точки зрения его собственного благополучия. Душевного равновесия. Ну и спокойствия всех остальных участников центра: чего доброго сбежит Арчи, и не поздоровится всем. Поэтому все, что знал искин, знали в общих чертах и все остальные; к деталям личного плана имел доступ Пифий, естественно – Зоннберг, и еще пара людей. С одной стороны, чтобы отслеживать потенциально опасные сипмтомы в поведении и мышлении Арчи. С другой – это были отличные рычаги воздействия на Арчи, возможность манипулировать им. Искин был обучен не сообщать Арчи ничего о том, как плотно его наблюдают, – опять же по настоятельной рекомендации Пифия: чем меньше Арчи знает, тем меньше страдает.