Две души Арчи Кремера (СИ)

Арчи косился на свое отражение в стеклах окон. Затем, заприметив туалет, свернул в него. Пифий последовал за ним. Закрыл дверь, прислонился к ней, сунул руки в карманы. Арчи изучал свое отражение. Повернулся к Пифию, молча глядел на него, снова уставился на свое отражение.

Пифий встал рядом, уперся руками в раковину, начал изучать отражения – свое и Арчи.

– Ты изменился, но не изменился, – сказал он после минутного молчания. Арчи и прежде едва ли бы отреагировал на такое замечание, теперь – тем более. – Ты узнаваем. Твое лицо принимает прежнее выражение. Ты узнаешь себя?

Арчи молчал. Смотрел на раковину. Даже не в зеркало.

– Арчи? – позвал его Пифий, стараясь звучать негромко, располагающе, что называется, интимно.

Арчи сделал шаг назад и посмотрел куда-то в сторону.

– А что стало с… – он запнулся.

Это могло звучать глупо. Это должно было звучать глупо, еще бы. Живой человек интересуется, что стало с его телом. Пифий знакомился как-то с наработками по виртуальному посмертию: снимается максимально достоверный нейрообраз, интегрируется с виртуальным доппельгангером, применяемым, например, в элитной медицине, заключается в одном из виртуальных дисков суперкомпьютера, человек умирает, его виртуальная личность живет. Возможностей одного квантового мегакомпьютера могло бы хватить на несколько десятков тысяч человек. Пока эти наработки существовали только в теории, опыты с добровольцами показывали, что виртуальный двойник сильно зависим от личности оператора – не исходного человека. Но там хотя бы ясно было, что человек жив в виртуальной реальности, а тело его умерло. Арчи же не умирал. И тем более дико было ему говорить о своем теле в прошедшем времени.

Он посмотрел на свою грудь, вскинул голову, судорожно поводил глазами из стороны в сторону. Простого «с телом» Арчи сказать не смог, но Пифий понял.

– Хочешь жестокую правду? Или мне смягчить ее? Придумать формулировки поогульней? – невесело усмехнулся он.

– Не хочу, – процедил Арчи. – Не надо.

Он снова повернулся к зеркалу. И резко развернулся к противоположной стене, словно видеть себя в зеркале было для него невыносимо.

– Идем в кафе? – спросил Пифий.

– Вы это с самого начала знали? – требовательно обратился к нему Арчи.

Пифий поднял брови, виновато улыбнулся во весь рот и пожал плечами.

– Я в проекте не так давно. – Напомнил он.

– А остальные? Они знали?

Пифий хмыкнул.

– А ты как думаешь?

Арчи сжал кулаки. И его грудь снова заколебалась, словно он пытался сделать глубокий, отчаянный вдох.

– А мать? – после долгой паузы спросил он.

– М-м… – отстраненно протянул Пифий. – Насколько я знаю, она была извещена, что ты подходишь для участия в медицинском проекте, без уточнения деталей. Но за точными сведениями все-таки следует обращаться не ко мне.

Арчи снова замолчал. Пифий предполагал, что причин для этого было бесконечное множество: Арчи был основательно перегружен информацией; он еще не до конца оклемался после стресса, операций и прочего; Арт контролирует его состояние так, чтобы не допустить самочувствия, не соответствующего заложенным в него параметрам; Арчи просто не знает, что делать и что спрашивать. Наверное, и еще в одном Пифий был почти уверен: Арчи не хотел доверять ему, но и не мог не доверять. Вынужден был: ему нужен был хотя бы один человек, хотя бы на первое время, с которым можно было бы просто говорить, рядом с которым можно было бы просто помолчать. С Пифием это было тем проще, что он был психологом проекта, знал всю подноготную Арчи и пользовался его доверием. Кажется. Пифий уже не был уверен в последнем.

Он открыл дверь и замер у нее.

– Ну, идем? – спросил он у Арчи.

И Арчи заколебался. Стоял перед распахнутой дверью, переводил взгляд с дверного проема на Пифия, снова на дверь, отводил голову назад, походя на щенка какого-нибудь, который не столько прятался сам, сколько прятал голову. Он боялся. Пифий прикидывал, что это могло быть: страх, основанный на представлениях Арчи о внешнем мире, или страх, основанный на его собственном внутреннем? Боялся ли Арчи сделать первый шаг в людные помещения, или он боялся выставить себя на всеобщее обозрение? Был бы это Арчи Кремер, Арчи без Арта, Пифий предположил бы первое. Сейчас – неизвестно.

– Подавляющему количеству людей на тебя наплевать, Арчи Кремер, – невозмутимо сказал Пифий. – Я однажды проиграл жуткое пари, когда учился в университете, – он вредно заулыбался, вспоминая то пари и те глупости, и многое другое, что они творили тогда. – Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что практически все люди проходят через это странное ощущение, как будто они стоят на центральной площади без штанов и нижнего белья. Или обмочились в самый ответственный момент и тоже посреди центральной площади. Им тогда кажется, хм, мне тогда казалось, когда я пришел на следующий день на лекцию, что все, просто все, включая лектора, его ассистента, библиотекарей и бог знает кого, должны тыкать в меня пальцем и смеяться за моей спиной. Знаешь, что самое интересное? – он помолчал немного, словно припоминая прошедшее. – Никому не было дела. Ни до меня, ни до вчерашней выходки. А в твоем случае, Арчи Кремер, на тебя будут смотреть, потому что ты офигенно красивый молодой человек. Особенно девушки будут на тебя пялиться. Готовься, сердцеед.

Он подмигнул и улыбнулся.

Угадал ли Пифий, Арчи не признался, возможно, он и сам не до конца понимал, с чем связана его нерешительность: по большому счету, глупо требовать от подростка развитых способностей к самоанализу. Но Арчи вышел из туалета. Он шел рядом с Пифием, непринужденно болтавшим о том, о сем, о погоде и о фестивале в близлежащем городе, о десертах в кафе, которые он хочет попробовать, но калории, чтоб их, и о соревнованиях, на которые он хочет смотаться, просто удрать на выходные из средоточия цивилизации. Арчи шел рядом с ним, двигаясь, словно робот ранних поколений: вроде похож на человека, а не спутать, логика и технология движений были слишком разными у них и у людей; корпус оставался неподвижным, руки – тоже, ноги переставлялись движениями, напоминавшими скорей шагающие экскаваторы, аллигаторов, черепах, но не человека. Когда они уселись – Пифий непринужденно, даже праздно, Арчи не отрывая взгляда от столешницы, пряча руки под столом, – Пифий спросил:

– Скажи-ка, Арчи, когда ты идешь, ты сейчас пользуешься опытом, который ты получил в экзоскелете?

Арчи посмотрел на него. Пифий лениво попенял неведомым силам за эту ужасную мимику – ее отсутствие.

– Наверное, да, – подумав, согласился он. – А что?

– Я позволю себе поставить вопрос по-другому. Сейчас в кафе шел ты – или Арт? – оживившись, подавшись вперед, уперевшись локтями в стол, спросил Пифий.

Арчи мог взорваться, устроить скандал; он мог впасть в уныние, что ему снова напомнили о странном положении между бытием и небытием, мог и просто отказаться отвечать, сделав вид, что не понимает, о чем речь. Но он выбрал линию поведения, свойственную ему – Арчи Кремеру, вежливому, послушному мальчику: немного подумал, уточнил сам у себя, насколько достоверен его ответ, и только тогда ответил.

Пифий только поздним вечером спросил, как Арчи нравятся его волосы. Арчи – помолчал, замер, стал похож на статую, и Пифию, как и раньше, не досталось ни одного ключа, ни единой подсказки, чтобы определить, что стояло за этим молчанием.

– Длинные, – наконец удостоил его ответом Арчи, не удостаивая взглядом. – Я думал, они будут светлей.

Дамиан Зоннберг навязал Пифию поздним вечером свое общество. Его бы послать к чертям собачьим, да еще и пинка отвесить напоследок, а приходилось терпеть. Пифий обреченно пожелал Зоннбергу долгой и счастливой жизни на пару с прострелом, но это было совсем жалкой и нисколько не убедительной попыткой, а поэтому Дамиан Зоннберг счел себя вправе проигнорировать тонкий намек.

– Арчи остался доволен волосами, а ты заламывал руки, рвал волосы, обвинял меня в черствости, – самодовольно говорил он.