Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)

Полюбоваться было на что. Но мысли о Малфоях всерьёз обескуражили Поттера и отвлекли от шоу: не хотел он сравнивать Сая с его отцом, а вот само как-то... Но вывод всё-таки: не так уж и похож, не типичный какой-то Малфой. Ярко-выраженный, но нетипичный. От этой нелогичной мысли Поттеру почему-то стало легко, и он с удовольствием досмотрел концерт до конца; даже фастфудовский кофе вдруг стал казаться вполне сносным.

В заключении Сольвай исполнил новую красивую песню на французском. И не удержался от эпатажа: вышел на сцену в белом фрачном костюме, который казался то белоснежным, то почти прозрачным. Магглы, впрочем, колдовства не заметили, а волшебники были в восторге.

Какая странная у нас с тобой любовь.

*

Не надо говорить, что мы не пара –

И так понятно всем...

То нам друг друга постоянно мало,

То быть не можем вместе мы совсем.

*

Со мной ты забываешь обо всём,

С тобой я не могу забыть о ветре,

Что гладит буквы в имени твоём,

Кружа афиш обрывки в городе рассветном.

*

Какая странная у нас с тобой любовь...

*

Мне станет не вздохнуть, и сердце встанет,

Когда тебе аорту пережать.

А если болью горло МНЕ терзает,

От вдвое большей ТЫ не сможешь спать.

*

Какая странная у нас с тобой любовь...

(Почти шёпот. И мгновение объемной пульсирующей тишины перед оружейным залпом оваций...)

А завершился концерт смято. Уже когда на экране побежали титры и рекламные вставки, было видно, что шоу Мотыльков продолжается. Зрители наградили артистов шквалом аплодисментов, закидали сцену цветами и игрушками, громко скандировали названия самых любимых мотыльковских композиций. И Сай, подавая пример своим ребятам, прямо на сцене артистично, хоть и быстро, разделся, трансформировал брюки в протёртые, рваные джинсы, все в разноцветных рисунках, и начал исполнять одну из своих самых неприличных песен. Половина зрителей взревела от восторга, вторая половина замерла в тихом ужасе. Титры наглухо перекрыли изображение, трансляция завершилась.

Было так странно «вернуться» в обычный мир, снова почувствовать вместо непривычного ветра эпатажной свободы тёплый, чуть затхлый воздух городских будней. Поттер, как проснувшись, с удивлением посмотрел на китаянку-уборщицу, мывшую пол возле его дивана. Симпатичная, хоть и не юная, маленькая, сними с неё этот бесформенный рабочий комбинезон, резиновые перчатки, распусти ей длинные чёрные волосы, собранные под бейсболкой, — и получится привлекательная, даже изысканная, как статуэтка, для кого-то очень желанная женщина... Ведь Сай тоже мог мыть сейчас здесь полы или работать подсобным рабочим вон в том ресторанчике, или торчать, выжигая себе вены героином или коаксилом, грабить стариков... Мальчик-праздник, мальчик-подарок, мечта подростков, да и не только их, о чём-то ярком, настоящем, о жизни, бьющей фейерверками и не дающей сердцу спать в серой унылой постели сдавшихся вчерашних мечтателей, активных деятелей, неугомонных выдумщиков, пиратов, искателей приключений, покорителей галактик и борцов за справедливость. Сколько сил тратишь ты, Лебедь, для того чтобы так высоко и так красиво летать?..

То, что Поттер контрабандой посмотрел концерт... хм, веселило и заводило его, как будто он украл в Эдеме запретный плод, нет, сожрал что-то черт знает какое, — классное! — когда сок раздавленного фрукта течет между пальцев, а ты быстро-быстро заглатываешь его и мякоть прямо с косточками и бархатистой шкуркой... О Сае думалось с удовольствием, с... ожиданием — ничего себе! — и, блин, с нежностью... — дважды блин! Трижды блин: с любовью... И было очень приятно признаваться самому себе во всех этих чувствах, не прятать их, не заталкивать глубоко в тёмные щели подсознания, а принимать их, как хороших друзей, бесшабашных и верных.

— С любовью, Поттер? — всё-таки спросил он себя. И усмехнулся с сомнением. — Да ладно?..

— Боюсь, что так, Поттер, — ответил он же, пожав плечами. Значимый жест: непоколебимая уверенность, завёрнутая в фантик «не хотите — не верьте, я-то знаю». И вслух добавил: — И не шизофрения это совсем. Могу справку показать. Но секрет.

С этим секретом Поттер и явился домой, угадав окончание бурного обсуждения концерта, которое разразилось в гостиной. Ал и Лили так наскакались на стоящих углом друг к другу старых плюшевых диванах, что один из этих потёртых монстров не выдержал восхищения фанов «хромовых крыльев» и пал смертью храбрых, вывернув одну хрустнувшую бочкообразную ножку, и как дохлый бегемот выпустил кишки пружин.

— Ну вот, будет чем заняться. — Поттер был само благодушие и родительская мудрая снисходительность. — Завтра, Джей, снимешь денег в Гринготтс, и с маэстро декоратором Альбусом—Микеланджело купите что-нибудь новое... попрочнее. — Он на секунду задумался. — Сам, впрочем, зайду...

— Не доверяешь? — Джей был тоже подозрительно порозовевший и потный... Уже не строя из себя старого закаленного солдата и моралиста, старший сын явно разделил вкусы младших.

Люпин же с невозмутимым видом трудился над папками с обзором зарубежных финансовых операций Министерства, которые, как он утверждал, совсем не мешали ему насладиться шоу.

Наскоро обсудив с ним дела, Поттер проводил его и поднялся к себе. На столе лежало письмо, но почтовых птиц не наблюдалось.

«Господин начальник, ваши подчиненные нелепы: на них нет штанов... Или для авроров это нормально?

И на кой мне взвод бурундуков? Я предпочитаю парней посерьёзнее.

P.S. Спецпаёк, что был у них в синем вещмешке — удовлетворительного качества и от перелета не пострадал.

С.»

Гарри прочитал записку пять раз, прежде чем положить в заветный ящик стола. Сольвай пишет больше слов — это хорошо, шутит — добрый знак. И он впервые подписал ответ. Одной буквой, одинокой и бесхитростной «С», на самом деле такой многозначной. Сай, Скорпиус, сочинитель, свидание, соблазнение, стояк, солнце, сокровище, судьба, счастье. Так много слов на «с», но Гарри было достаточно и этих...

Он опустил руку себе на живот, подержал в паху, подтянул пресс и просунул ладонь за пояс. Захотелось дрочить, долго, и думать о Сае. Сладко заныло, защекотало под кадыком, в животе стало горячо, ноги напряглись. Гарри потрогал себя — член быстро поднялся, ему стало тесно. Снять брюки? Что за чёрт?!

Обмерев на миг, долгий-долгий миг, Гарри выдохнул стон, вскочил и, уронив стул, побежал в ванную. Картинка, сама собой возникшая перед глазами (обнажённый Сольвай, спокойно и мирно прислонившийся к украшенной гобеленом стене поттеровского кабинета, чуть поигрывая мышцами, водил указательным пальцем по своим губам, по подбородку, медленно опускал руку на грудь, чертил крестики на своём соске, скользил по выпирающей косточке бедра, и вновь возвращался к губам; член его, с почти закрытой плотью головкой, расслабленно покачивался между ног... За его плечом вился вышитый виноград и крестоносцы поили коней у ручья, что протекал перед стенами замка...), эта картинка врубила оргазм на такую мощность, что удержаться Гарри просто не смог, залил себя в трусах спермой, разволновался и смутился как подросток, чертыхаясь, бросился мыться. И снимать «охоту» под струёй прохладного душа...

Так долго он давно сам себя не удовлетворял, да, собственно, наверное, никогда. Не так уж и часто Гарри мастурбировал, особенно в последнее время, но делал это чаще всего быстро: поработал кулаком, кончил, переждал прилив наслаждения — и по коням, готов к труду и обороне. Сейчас же вожделение будто зацепилось крючьями за его внутренности и тянуло, тянуло, а он тянул в другую сторону. Кто кого. Не догадавшись сразу смазаться, он под водой стёр головку и сжимал зубы от щиплющего дискомфорта. Но остановиться просто не мог. Хотелось ещё и ещё пить этот напиток — оргазм. Мелкими глотками или давиться, набирая полный рот удовольствия. Отрывисто поскуливая, запрокидывая голову на кафельную стенку, кусая губы в кровь, таять от внутреннего жара, от необузданной похоти. А перед глазами — улыбка Сая, которому это всё нравится не меньше...