Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)

Мелькнула мысль об оставленном тут на ночлег Сольвае. Жив ли, дружище?!

— Держись, Сай! — вскрикнул Гуль, привлекая внимание зверя. — Я спешу! — И удобнее взял рукоять двуручного меча Одина.

Немейский лев в своей пещере! И сын Зевса Геракл Мартинсен — единственный, кто может остановить чудовище!

Шкура зверя так прочна, что её не берёт ни одно оружие: Упырь испробовал и скандинавскую секиру, и кинжал, и саблю, и булаву, и катану, потыкал в льва волшебной палочкой, попытался по семейной традиции укусить. Пришлось сражаться в рукопашной и душить чудовище голыми руками!

*

— Гули-гули-гули, — шаловливо щебетала миленькая такая, светленькая, белокожая феечка, помахивая перед лицом спящего Мартинсена розовым веером.

— Гуль-говнюк! Просыпайся, гад! — Сай ещё разок приложил друга пятерней по щетинистой щеке. В задницу пьяный сноубордист, явившийся на утре во главе славной гоп-компании викингов, покоривших-таки склоны исландских гор, сладко спал рядом с трупом растерзанного им зверя. Сольвай, вернувшись с утренней пробежки, застал в своей спальне уже закончившуюся драму. Мати, правда, намекнула ему про побоище:

— Сай, — повисла она у него на шее и чмокнула в щёку, — мы вернулись-ся! Там Упырь со львом воюет, ты не ходи в комнату пока... Он тебя спасёт, не бойся. А-а-а... — отпрянула, покачнувшись, дочь Гермеса (2), — ты, наверное, сам в курсе, раз он... Ой, почему ты тут, а не в спальне?

Короче, Сольвай понял, что осиротел прайд... Игрушка не поддавалась Репаро: силен и страшен был во гневе Упырь...

Сольвай закрутился на целый день, занялся неотложными делами (не до записок было и не до траура по льву), так как вечером они выступали в Париже в зале “Олимпия”, а “безответственные сволочи” (как ругал коллег лидер группы за скорбным завтраком) чуть не сорвали всё к чертям собачьим и были явно не в состоянии репетировать.

Перед самым концертом, дотошно проверяя грим и все детали костюма индийского раджи, в котором предстояло работать первое, этническое, отделение, Сольвай порылся в сумке и наткнулся на пакетик с «Аппетитными Ледышками». Нервно-боевой настрой, который усиленно качал адреналин перед каждым выступлением на публике — не привыкнуть! — сделал своё дело: смуглый принц в золотой парчовой тунике и пурпурной чалме с рубинами засунул за щеку карамельку и, дерзко усмехнувшись, написал на уже привычно вырванном из тетрадки листе:

«Господин начальник, ваши подчиненные нелепы: на них нет штанов... Или для авроров это нормально?

И на кой мне взвод бурундуков? Я предпочитаю парней посерьёзнее.

P.S. Спецпаёк, что был у них в синем вещмешке — удовлетворительного качества и от перелета не пострадал.

С.»

Айвенго, с удовольствием покидая шумный город, поднялся над бульваром Капуцинок, перемахнул ленту Сены и взял курс норд-норд-вест: в отличие от сов лебедь не опасался летать над морем и, вместо того, чтобы делать крюк к узкому Дуврскому проливу, смело направился прямиком к Ла-Маншу — чётко на Лондон.

*

Гарри вернулся с работы пораньше — надо было кое-что обдумать в спокойной обстановке, старые факты связать с новыми сведениями и расставить по полочкам, а в Аврорате его умудрялись поминутно дёргать даже в запертом изнутри кабинете с табличкой на двери: «Не беспокоить! Идёт важное государственное совещание!» Табличка была золотая, блестела алмазной полировкой, её подарили командору его первые выпускники-курсанты, и никто из сослуживцев, разумеется, не воспринимал её всерьёз... Короче, «дело Бруствера» двигалось к развязке, всё говорило именно об этом, и Главный должен был точно знать, с чего (с какой провокации или с захвата заложников, или якобы с бунта в тюрьме) начнет Кингсли захват власти. Информации было недостаточно, но и с той, что имелась, можно было работать. Гарри решил ввести в курс крестника. Ему он доверял, хотя парень сам был непрост, в чём не раз давал повод убедиться. Вот кто в закулисных играх и в политике как рыба в воде. «Чую, будет у нового Министра фамилия Люпин... Ну, чуток попозже: женится, остепенится, и как тридцатник стукнет — так и подожмем мы все ножки! Впрочем, Тедди — хороший человек, чистый и честный. А ума на десятерых таких, как я хватит». Поттер прервал свои размышления и подтолкнул приглашённого на ужин Люпина к гостиной:

— Пойдём, сначала поедим чего, а потом и... А что это двери заперты?

Гарри подергал ручку двери — внутри комнаты была тишина.

Он достал палочку, Люпин тоже насторожился. И тут щёлкнул замок, и из-за двери высунулась мандариновая голова дочери.

— Пап, ну! Привет, Тед. Мы тут смотрим концерт Крылышек, тебе неинтересно, и ты язвить станешь, — залпом выдала она, потом быстро что-то прикинула в уме: — А ты, Тедди, можешь заходить, тебе должно понравиться.

— Нет уж! — возразил было Гарри. — А сколько длится концерт?

— Уже начался. Два часа.

— Ну, ладно, развлекайтесь. Тедди, потом поднимешься ко мне в кабинет. Накормите там его, человек со службы, — строго напомнил он дочери.

— Ага! У нас лимонад и фондю. — Лили втянула Люпина в комнату и быстро закрыла дверь.

«Ничего себе! Умеет молодёжь устраиваться с комфортом, — подумал Гарри. — В моё время были чипсы и пиво, и это в лучшем случае».

Он сделал вид, что собирается быстренько перекурить в саду, прежде чем приступить к неотложной работе с документами, а сам аппарировал на Стренд. Чтобы, якобы гуляя по торговым рядам с разной техникой и огромными «плазмами», посмотреть на кривляющихся Мотыльков... Значит, концерт в «Олимпии»? Круто, высший уровень, кто же пустил этих шалопаев в один из лучших залов Франции? Они там навыступают!..

Гарри был приятно удивлен: концерт, вернее, шоу, было отменным. Конечно, на любителя, но невероятно красочным, не вульгарным, стильным. Звук даже через динамики уличных телеков — великолепный, танцоры очень хороши. Свет, декорации, работа операторов, даже в мелочах чувствовался уровень. Интересно, как Саю удалось собрать столь профессиональную команду и где он взял на это деньги? Вряд ли две тысячи билетов (да ещё и по весьма демократичным ценам) окупят расходы Мотыльков на шоу, это же не тридцатитысячник или стадион.

Зал (а среди зрителей присутствовала не только молодёжь) принимал Мотыльков на ура. Первая часть шоу была посвящена восточным, азиатским мотивам, вторая стилизована под эльфийскую сказку (Сольвай — эльф-охотник). В меру рока, в меру баллад, красивые декорации старинных дворцов Агры или Джайпура, лесных эльфийских цитаделей, богатые костюмы, фонтаны огня, завораживающие песни. Такого Гарри никак не ожидал.

Он сидел на виниловом диване в торговом зале с чашкой хреновенького кофе, что тут подавали потенциальным покупателям, и смотрел... Глаз не мог оторвать от Скорпиуса, хотя ни разу про себя его так не назвал. Настоящий артист, звезда, Сольвай Сванхиль, и никак иначе. От Малфоев в мальчишке — разве что уникальная платина волос. Фигура немного похожа на Драко, но не очень-то, не больше чем похожи между собой многие худые, но спортивные шестнадцатилетние парни. Драко был гораздо выше, ещё шире в плечах, более угловат, не было в нём «мотыльковской» грации и пластики, и завораживающей мягкости, таящей взрывоопасную энергию, ну ни капли не было. И такого красивого разреза глаз не было, губ чувственных, полёта бровей, одновременно застывшей и очень подвижной мимики. Это скорее от деда, и когда смотрит Сай исподлобья — вылитый надменный старый лис. Только очень молоденький, аж жуть берёт. Но Люциус был много тяжелее, грузнее. Да и характер у Сольвая не совсем малфоевский. То есть упрям, заносчив, но... Драко не был открыт даже на сотую часть от открытости Сая, хотя более закрытого, застёгнутого при чужих на все пуговицы человека, чем Сванхиль, Поттер, пожалуй, не встречал. Такой парадокс... «А чего это я про Малфоя-среднего в прошедшем времени, был, да был? Жив-здоров, небось; может быть, сейчас тоже где-нибудь на сыночка любуется...».