Музыка абсурдной жизни (СИ)

— Вот так намного лучше, — удовлетворительно произнёс он, отойдя и вновь осматривая его. Зеленоволосый скрипач недовольно засопел, затем смутился и взглянул на себя в зеркало вновь.

— Вы точно уверены, что она мне идёт? — в его голосе чувствовалась детская неуверенность и боязнь всего нового. Но Рокудо доверительно улыбнулся и просто, без всяких слов, одобрительно похлопал его по плечу, незаметно кивнув.

— Снимай и идём на кассу. — Мужчина отошёл и выглянул из-за поворота. — Как раз очереди нет. Давай быстрее!

Парнишка сию секунду метнулся обратно в кабинку и поспешно стал стягивать с себя костюм. Когда он вышел, синеволосый стоял уже около кассы, и все ждали только его. Музыкант поспешно выложил одежду на стол, и кассирша, как-то странно взглянув на них обоих, стала потихоньку всё это пробивать. Неспешно пиликал датчик распознавания этикеток, с грохотом снимались и падали в кучу к остальным защитные пластинки, постепенно увеличивалась сумма на электронном табло. У Франа с каждой новой вещью глаза увеличивались пропорционально цене — с такими суммами он дело не имел. Там кое-как одна пятая у него набиралась от всего этого, да и то очень редко, и считалось это просто роскошью. Парень потупил свой взгляд, когда Мукуро спокойно достал свой кошелёк и положил пару купюр с большим номиналом. Кассирша приняла деньги, далее сдача, заворачивание в пакет и — долгожданный путь назад.

— На, держи свои вещички. — Рокудо сунул ему в руки пакет с костюмом и всем остальным. Юный скрипач, ещё больше смутившись, неохотно принял эту ношу, словно это было для него тяжко и противно. Учитель старательно выжидал того момента, когда слова наконец-таки вырвутся наружу. Важные слова, искренние. Не успели пройти они и пятнадцати метров, как Фран резко вскинул свои глаза и быстро протараторил:

— Мастер Мукуро, я так не могу! Мне очень, очень неудобно за то, что вы за меня платите. Даже кассирша на нас странно смотрела, видели?

— Ну и что ты предлагаешь? Заплатить ты сейчас всё равно не сможешь. А моё мнение по этому поводу ты знаешь. Так что сам думай и решай. Но, во всяком случае, тебе этот костюм завтра будет необходим, так что сейчас отказываться не лучший вариант, — равнодушно выдал мужчина, пожав плечами и спокойным взглядом окинув ученика. Зеленоволосый, уязвлённый тем, что Рокудо сегодня бесстрастнее его, мгновенно успокоился и, сделав свой голос более холодным, ответил:

— Ладно, хорошо, уговорили. Спасибо вам огромное. Вы меня действительно спасли. — Мукуро, не смотря на него, каким-то внутренним чувством ощущал, что изумруды преданно уставились на него.

— Вот теперь я принимаю благодарности. И то с натугой. Ибо всё равно считаю это ничем в сравнении с твоей музыкой. — Мужчина ощутил, как парнишка напрягся, боясь, наверное, вновь услышать похвалу о себе, поэтому вовремя остановился, подумав, что вскоре тот будет краснеть ещё больше и тщательнее от куда более лестных слов. Сам он был не мастер хорошо выражаться, особенно хвалить, поэтому отделывался всё время стандартными словами, предоставляя публике оценивать музыку и сыпать скрипача разными одами и похвалами. Однако… на сегодня Мукуро не был уверен, что говорил Франу какие-то типичные, стандартные слова: в сложившейся ситуации всё, что было связано с мальчишкой, уже автоматически принимало статус «неординарно, оригинально». Поэтому навряд ли можно так говорить…

— Куда мы сейчас? — воскликнул зеленоволосый, вновь оживившись.

— Вероятно, домой. — Рокудо развернулся и глянул на него, пока эскалатор медленно двигал их вниз. Юный скрипач стоял на ступеньку выше, поэтому оказался с учителем примерно одинакового роста.

— А разве не погуляем где-нибудь? — умоляющий взгляд уставился на него.

— Нет. У кого завтра выступление: у тебя или у меня? Кому надобно готовиться, а не разгуливать по торговым центрам? Кажется, тебе, — улыбаясь, выговорил мужчина и снова отвернулся — эскалатор довёз их до первого этажа. — Сейчас будем очень долго и усердно репетировать. Ты должен выступить завтра так, будто это твой собственный, личный концерт. Выложиться на все сто, иначе говоря. — Тем временем они преодолевали холл этого здания, двигаясь к выходу на парковку.

— Ладно-ладно, намёк понят. Идёмте домой, — согласился, не без капли недовольства, Фран, и они вышли на воздух, направившись вскоре к синеватой машине. Когда учитель и его ученик сели и слегка отъехали от центра, скрипач вдруг выдал:

— Вы очень строгий отец, наверное.

— Наверное, — усмехнувшись, беспристрастно пожал плечами Мукуро и свернул направо. Парня чуть занесло в сторону. Мужчина, сверкнув в его сторону малость гневным взглядом, процедил: — А ну-ка пристегнись!

— Но вы ещё и очень заботливый отец. Вот это точно, — пристёгивая себя, весело проговорил музыкант. Рокудо неопределённо хмыкнул.

— Я, скорее, нейтральный. На каждый плюс найдётся свой минус. — Шины жёстко заскрежетали по асфальту — резкое торможение. — Чёрт бы их побрал так резко останавливаться!

— Ну, здесь бы я поспорил. Однако навряд ли вы примете мои слова за истину. — Парень упёрся локтем о дверцу машины и стал внимательно оглядывать мимо пролетающих людей, машин, жизнь…

— Почему же? Я уже давно раздумываю над твоим недавним предложением помочь мне полюбить себя. Причём размышления мои идут в положительную сторону. Кажется, тебе можно доверять. — Он подмигнул ему. Парень, лукаво улыбаясь, просто пожал плечами и повернулся в сторону дороги.

— Я уж думал, вы забыли. Обращайтесь в любую минуту. — Мукуро лишь кивнул, в мыслях подумав, что это навряд ли будет похоже на обычный душевный разговор двух давних друзей. Да и времени-то особо не осталось, он остро чувствовал. С таким сожалением, содроганием и точностью человек может чувствовать только свою смерть. Хотя расставание приравнивалось к смерти, духовной, лично для учителя — точно. Вот когда-нибудь в тот момент и узнается, это да. Как всегда — всё в последнюю очередь. Но, наверное, так и должно быть: мужчина ведь уже давно поддался неспешному течению жизни?..

Дорога назад заняла меньше времени, через десять минут они были уже дома. Фран принялся вытаскивать и рассматривать новые вещи, аккуратно вешая всё на плечики, кроме бабочки — её он положил в верхний ящик комода рядом с его кроватью. Мукуро начал дотошно осматривать скрипку, подумав, что для выступления всё должно быть в идеальном порядке. Как оказалось, одна струна, как только парень прикоснулся к ней, звонко отскочила, давая понять, что поход в мастерскую неизбежен. Но мужчина, конечно, не мог тратить время на такие глупости, поэтому, быстро сгоняв до дома и найдя там запасную, нужную струну, приехал назад и сам смог прикрутить её туда. Для него это было легче лёгкого, хотя сама работа была нудной и кропотливой — число вставляемых им струн наверняка перевалило за двадцать. И вот скрипач мог наконец-таки взять в руки дорогой себе инструмент и начать репетировать под пристальным вниманием своего учителя. Правда, перед этим Мукуро спросил:

— Послушай, а как ты вставлял струны до нашей встречи? Они с самим инструментом точно не одного возраста.

— Сам. Но вы же не дали мне такой возможности. — Тёплая улыбка прошлась по губам обоих.

— Хорошо-хорошо, просто не смог устоять, — честно признался Рокудо, садясь на стул. — Ну, можешь начать играть. Надеюсь, ты помнишь, какая на тебе мелодия…

— Безусловно. — И мальчишка занёс смычок над скрипкой. Перед тем, как начать, он с доброю усмешкой посмотрел на предвкушённое лицо синеволосого и, чуть-чуть растянув время перед репетированием, легко и ненавязчиво коснулся струны, начиная играть свою мелодию.

Стоит ли глупо повторяться, что Мукуро был готов отдать две трети мира, если бы имел целый, за слушание такой музыки? Как-то сразу сгладились все недочёты, все заминки и вся спешность, как бы мужчина ни прислушивался и ни напрягал свой чуткий слух. Рокудо мог сейчас точно сказать: парень играл идеально. Восхитительно, проникновенно. Господи, нет таких слов во всём мире и вселенной, чтобы описать восторг синеволосого! Сейчас, именно сейчас он впитывал в себя счастье. Счастье самой высокой пробы и самого лучшего качества. Ведь потом придётся (раз уж сравнили с губкой) распылять это в пустоту, причём очень быстро. И Мукуро это знал, знал и старался запомнить каждую деталь, каждую ноту в этой музыке, чтобы когда-нибудь потом, в грустном одиночестве, воспроизвести этот фильм радости и счастья в своей голове, ставя паузу на более важных моментах и возвращаясь назад, дабы пересмотреть. Это будет его единственным занятием после Франа. Рокудо было жаль, что кроме эфемерных, лёгких, воздушных и едва уловимых воспоминаний у него от скрипача ничего и не останется — дай бог, если только исписанная его мелким почерком нотная тетрадь, поначалу сплошь и рядом кишащая ошибками и метками красной пастой. Только это. И воспоминания. И недолго звучащая музыка в ушах. И всё. А, нет, как же мы могли забыть: плюс самоуничтожающие мысли насчёт прекрасного прошлого и гадкого «сегодня». Без этого никак. Это будет в новинку. «Собственно, зачем я отравляю этими размышлениями сегодняшний день, настоящий момент? Сейчас хорошо и славно, когда музыка… человека звучит рядом со мной…» — мужчина так и не понял, какое там слово было после «музыка» — оно как-то скомкалось, сделалось тише и незаметнее, при этом являясь, быть может, решающим в этой повести. Но скорее всего, просто дурацким. Дурацким и ненужным.