Музыка абсурдной жизни (СИ)

— Ты сейчас свободен? Может…

— Я не против очередной прогулки. Туда же, куда и обычно, мастер? — зеленоволосый перебил его, но мужчина ни в коем случае не сердился: наверное, это было ожидаемо. Он лишь кивнул. Под выражением «туда, куда и обычно» они с ним условились принимать парк, который находился поодаль и в котором прошло их восьмое занятие. С тех пор они там были миллион раз — приятная спокойная атмосфера царила в нём, какие-то хорошие воспоминания приходили им в голову, заставляя создавать здесь и сейчас новые, чтобы в будущем было что припомнить. Эти полузабытые моменты Мукуро хранил у себя в голове в том виде, в котором смог их откопать, ведь знал, что в скором времени даже эти обрывки станут дороже целого мешка золота. Уж каково это для Франа, он не знал, но для себя давно выставил им цену. Сказав парню о том, что придёт через две минуты, Рокудо стремглав побежал обратно забрать кой-какие личные вещи и закрыть кабинет. Когда всё было сделано, он вернулся: музыкант ждал его около входа в школу и, смотря в пол, улыбался, видимо, вспоминая хорошую шутку или что-то из своей жизни, но обязательно приятное. Именно тогда мужчину посетила мысль: «Если это какой-то момент из твоей жизни, Фран, то ты даже не представляешь, как я хочу, чтобы моя фигура вырисовывалась там хотя бы на заднем плане. Это моё самое искреннее желание. Так что же?..» Ничего не сказав в действительности, синеволосый просто осторожно дотронулся до плеча скрипача, и они отправились переходить дорогу. Вот и те самые ступеньки, по которым когда-то давно Мукуро бежал за своим обидевшимся (можно так сказать?) учеником, и перила, на которых сидел сам Фран, будучи чем-то взбешённым. Или такое слово слишком громкое для его спокойных эмоций? Сейчас уже навряд ли можно сказать точно. Но отчего-то, в этот солнечный вечер с его усталыми, возвращающимися домой прохожими, с приятным, мягким и совсем летним ветерком, с невообразимо и особенно красивым закатом и разноцветным, как палитра художника, небом, Рокудо был совершенно счастлив, счастлив так, как был счастлив, наверное, только в раннем детстве, когда все муки и страдания были ещё впереди, а сейчас — только прекрасное настоящее. Впервые за двадцать лет он ощутил себя живым, не ходячим мертвецом с иногда раскрывающимися глазами на музыку, а действительно живым, бодрым и энергичным человеком. Он чувствовал: рядом идёт не просто его ученик. Кто-то более, чем просто он. Будто какой его спутник с очаровательной улыбкой и изумрудными глазами. Всё это было так гармонично и хорошо, что мужчина сам не заметил, как широко улыбнулся. Кажется, вот оно, счастье?

Они с Франом разговорились о каких-то мелочах, о которых в такие моменты только и нужно говорить, всякие серьёзные философские темы автоматически отметались. А ещё Мукуро заметил, что его ученик, если его хорошенько разговорить, тот ещё мечтатель. Он с умилением, едва скрываемым, смотрел на воодушевлённого Франа, рассказывающего о своём представляемом будущем.

—…И вот, когда я стану знаменит и богат с помощью этих концертов и выступлений, я буду у многих на слуху. А вы знаете, что это значит? — Наивный зелёный взгляд, поднятый вверх палец в знак внимания. — Это значит, что я буду работать в три раза больше, но ни в коем случае не устану. Я разбогатею ещё больше. А дальше буду налаживать свою жизнь.

— Оу, и как же? — подыгрывал ему Мукуро, выражая искреннее удивление. Ему просто нравилось наблюдать за столь открытым и весёлым, к тому же ещё до черта наивным Франом. Ворота парка тем временем оказались уже далеко за их спинами, впереди — необъятные просторы зеленеющего пространства, подсвеченные переливами главного бриллианта на небе — солнца. Парень будто бы задумался, а потом, прокрутив речь в голове и подставляя самого себя освежающему ветерку, подувшего со стороны учителя, продолжил:

— Ну… это представляется мне таким: сначала я обзаведусь квартирой, грамотно распределю свои финансы, быть может, займусь бизнесом. Есть вариант получить второе высшее. — «Будто первое у тебя есть», — насмешливо подумал Рокудо. — А потом… потом женюсь. Да, точно, женюсь. И надобно это обустроить пораньше, чтобы совсем не быть стариком, когда мои дети подрастут. Возможно, также отправлю их по музыкальному пути. А вообще, пускай сами выбирают. Я настаивать не буду, — просто выговорил парень и, словно согласившись с самим собой, пожал плечами, при этом улыбнувшись. Мужчине было смешно слушать такие речи — для него детский лепет, не иначе, но было для него то смешно не так, чтобы с завистью, злорадством и тому подобным, а смешно легко, приятно и воздушно. В душе он искренне надеялся, что мальчишке удастся претворить мечты в жизнь. Тогда это будет для него лучшей наградой и лучшим подарком. Кто-то вдалеке пускал мыльные пузыри; мимо них, занесённые ветром, пролетали радужные, лоснящиеся сферы, маленькие и огромные, одна из них лопнула прямо перед носом зеленоволосого, заставив его утереть выступившие от мыла слёзы. Мукуро с улыбкой посмотрел на него, а потом на маленького пухлого мальчика, который бездумно дул в пустое колечко, силясь выдуть из ничего огромный пузырь. Это было настолько мило, что не передать словами. Наконец, утеревшись, скрипач усмехнулся и также обернулся на малыша; его глаза как-то по-особенному засияли.

— Вот как только у меня будут дети, я куплю им сто баночек мыльных пузырей. Вы даже не представляете, как в детстве я мечтал хотя бы об одной такой!.. — Фран насилу смог повернуться обратно.

— Ты же понимаешь, чем обернётся покупка тебе этих мыльных пузырей, — подмигнув ему, проговорил Рокудо. Взгляд парня в один миг посерьезнел, он сам тяжко вздохнул, улыбнулся и покачал головой. Видно, ему было всё понятно без всяких дополнительных слов. Они зашагали дальше по ровной дорожке; мимо них пролетали, словно метеоры, велосипедисты, обдувая попутным ветром. И двух минут молчание не продлилось — просто потому, что не могло в этот прекрасный день.

— А сколько ты хочешь детей, Фран? — оглянувшись на него, спросил учитель, поправляя пиджак, который держал в руках. Тот вновь оживился и глубоко призадумался.

— Ну, наверное, двух. Или трёх. А вообще не знаю. Как пойдёт. Да и не всё ли равно? — он усмехнулся, защелкнув получше тот самый сломавшийся замок на футляре.

— А жена какой должна быть? Или ещё не определился? — с усмешкой спросил мужчина, теперь уже вовсю уставившись на парня. Тот стал серьёзнее и даже хмурее.

— Оу, у меня много требований. В-первых, она должна быть…

— Смотри, так никогда и не женишься! — Мукуро шутливо похлопал его по плечу и ещё больше расплылся в улыбке, заметив недовольное личико своего ученика. Но в ту же секунду оно прояснилось, и Фран просто рассмеялся. Своим самым чистым и приятным смехом. Для синеволосого — самым приятным во всей вселенной.

— Я не хочу жениться на первой попавшейся или на той девушке, которую я тщательно не узнаю. Иначе брак гарантированно распадётся или будет несчастливым. А в такое дело я ввязываться не хочу, — тише добавил скрипач, потирая подбородок и смотря куда-то в сторону. Мужчина лишь согласно хмыкнул, стараясь этим «хмыком» перекрыть подступающий к горлу ком горечи и ненависти, который уже где-то першил, давая знать о себе. Рокудо, задержав дыхание, отвернулся в другую сторону, как раз на запад; ему хотелось, чтобы солнце выжгло ему глаза, нежели чем те показали бы его слабость кому-то. Хотя не кому-то, а Франу. А это обстоятельство многое меняло. Обычно разговор о семье мало его трогал, но почему-то сейчас задел за живое, заставляя по-новому взглянуть на своё жалкое положение. Да оно всем покажется жалким, не только парню. А менять его… надо ли? и ради чего?..

— А расскажите о том, как вы женились? Наверное, это очень интересная история. Даже не представляю, какая женщина должна быть у вас, чтобы расшевелить ваши скупые чувства, — весело заметил музыкант, повернув свою зеленоволосую головку. Мукуро усмехнулся и, пока делал это, старался вновь попасть на прежнюю волну, с которой мог спокойно вещать о своём идеальном замужестве. Ошибка. Волны-то той и не было. Это хуже. Намного.