Две души Арчи Кремера (СИ)

Пифий прошел сквозь тот же коридор восторгов, похлопываний, рукопожатий, одобрительных фраз, через который зрители пропускали героев предварительных этапов. Им-то хорошо, для них все практически закончилось. Для Пифия – только начиналось. То, что уже осталось позади, было грандиозным, невероятным, и прочая, прочая, и пусть Дамиан Зоннберг подбирает достойные эпитеты, а потом преподносит свершенное господам наверху как событие века, а Пифий Манелиа готовился все к тем же месяцам рутинной работы с Арчи – с Арчи Кремером, с Арчи 1.01, с Арчи 1.1.

Он предпочел бы посидеть в тишине на диванчике, выпить бокал вина, поглазеть в окно, например, но этот дурацкий этикет требовал смакования успехов, обсуждения процедуры, осторожных прогнозов на будущее. Они-то все были в проекте достаточно давно, общались плотно, представляли, чего ждать в других областях, а не только в своих. Отчего-то Пифию подумалось, что в эгоцентричном упоении все эти очень умные и ушлые дамы и господа забывали, что именно должно было стать кульминацией проекта. Ткани, из которых было создано тело Арчи, были невероятными, скелет и его возможности – потрясающим, система жизнеобеспечения – если не универсальной, то близкой к оной. Арчи чуть ли не одним солнечным светом мог питаться не в ущерб самочувствию. Только все это порознь достойно, конечно, всех и всяческих похвал, способно вызывать восторги даже после многократных презентаций на различных конгрессах, но мало чего будет стоить, если Арчи – и Пифий Манелиа имел в виду того самого горбатого мальчика с шароподобной головой и тоненькими руками – вдруг решит саботировать проект.

А Арчи, которого видели на экранах – с одной стороны милый, выдержанный, мертвый, до отвращения симметричный искин, с другой – неловкий, сиплый, эпилептичный конструкт, с жутковатой мимикой и расфокусированными глазами – надежду не внушал. Зоннберг был готов к этому: Пифий не раз и не два его предупреждал, что вживление двух структурно и экзистенциально различных частей друг в друга и их срастание в одно целое займет не один день, – но оказался неготовым увидеть своими глазами все то, что и сам Пифий представлял крайне смутно. Но честь и хвала великому бюрократу: Зоннберг излучал уверенность, самодовольно поблескивал стеклами очков и ослепительно белыми зубами, пусть взгляд у него был растерянным.

Благодарение небу за малые радости: все тот же Гужита сказал:

– Арчи отлично держится.

– Арчи невероятно отважный, – охотно подхватил Пифий. – И у него совершенно удивительная приспособляемость, должен признаться. Я в полном восторге.

И он торжествующе улыбнулся. Это мимическое движение оказалось коварным: Пифию пришлось подавлять зевок. Который, если присмотреться чуть внимательней, скрывал иную гримасу, как если бы он съел что-то противное, желчно-горькое, под завязку наполненное какими-нибудь крайне неприятными на вкус, пусть и съедобными, секретами.

– По тебе этого не скажешь, – широко заулыбался Зоннберг.

– Дамми, я только что провел сеанс параллельной игры на двух шахматных досках. С учетом того, что я не играю в шахматы. – пожал плечами Пифий. К их пикировке прислушались другие. Пифий тихо порадовался. Это хорошо. Можно продолжать. – И если с искином все изначально было ясно, и я давно уже с ним знаком, то сам понимаешь, поведение Арчи было непредсказуемо. Да с искином толком ничего не было ясно. Видишь ли, интерференция двух относительно самостоятельных личностей, которые по определению многовекторны, всегда непредсказуема. То есть в общем и целом можно предсказать, что именно и как наложится, можно просчитать отдельные аспекты модели поведения, но она никогда не будет обладать стопроцентной надежностью, потому что любая модель надежна лишь настолько, насколько надежны ее создатель и оператор. Собственно говоря, искин был в некоторой степени деформирован включением Арчи… хм, включением В Арчи. А сам Арчи оказался в ситуации, которая просто не допускает более-менее определенных прогнозов на его счет.

– Но ты доволен, – сказал Манукис.

– Я очень доволен, – категорично заявил Пифий. – Более того, если помнишь, если вы помните, – обратился он к коллегам, – я представлял вам несколько моделей взаимодействия Арчи и искина. Вы даже делали ставки на самый лучший вариант и самый худший тоже. Так ведь, Ларри? Так ведь, Олли? – хитро прищурился Пифий под понимающие смешки. – Я бы все-таки порекомендовал вам не расплачиваться пока за проигрыши, потому что начальные шаги еще не закончены. Подождите хотя бы пару недель. Так вот, я не могу с однозначностью сказать, что реакция Арчи соответствовала самому благоприятному сценарию, но она ни в коей мере не соответствует пессимистичным моделям, так что все просто замечательно. Арчи не отказался сотрудничать, попытался взаимодействовать и со мной, и с искином, не вдарился в панику, и при этом, насколько можно судить по тем урывкам информации, за достоверность которых я готов поручиться, он не утратил свое «я». И он сохранил его целостность, – Пифий даже палец поднял, чтобы подчеркнуть важность его слов. – Иными словами, господа, знакомство с Арчи 1.1 прошло успешно.

– Хм, – довольно отчетливо произнес Зоннберг.

Стервец, подумал Пифий. Зоннберг удержался и не покосился на мониторы со спящим Арчи, но остальные – еще как. А Арчи – спал. Сидел неподвижно, с прикрытыми глазами; поглощал информацию, как многие недели до этого, когда его головная капсула была еще пустой; обрабатывал ее – и не шевелился. Не по-человечески неподвижным он был, этот успешный конструкт.

– А теперь начинается рутинная работа, сопоставимая по кропотливости по созданию кожи Арчи. – Продолжил Пифий. Он покачал головой. – Я, разумеется, понимаю, что мои функции в этом проекте остаются нематериальными, неосязаемыми. В отличие от, например, господ кибербиологов, которым мы обязаны той невероятной кожей на руках Арчи. Или биохимиков, которые создали его скелет. Или… мне кажется, мы до следующего утра можем называть тех людей, которые сделали возможным такой невероятный проект. Но все это не имеет смысла, если не научиться этим пользоваться, не так ли? Если не научить Арчи этим пользоваться.

– Ты просто излучаешь оптимизм, – благодушно прокомментировал Гужита.

– Еще бы. Арчи за семь часов прошел путь от новорожденного комка плоти до трехмесячного малявки. Я думаю, что за следующие несколько суток он вырастет до годовалого пацана.

– А мне даже будет не хватать Арчи, – неожиданно пробормотал Османов.

Пифий смотрел на него. Молчал. Опустил глаза. Наконец ответил негромко:

– Арчи никуда не делся.

Османов пожал плечами.

– Наверное. Не знаю, – тихо сказал он. – Я вроде понимаю, что это Арчи, и… и похож он, очень похож, но… Не знаю.

Имгерт Зальцпетер хлопнул его по плечу и сказал:

– По большому счету, если бы этого не случилось, нам бы максимум полгода быть в проекте. Он бы для нас закончился с… с его… уходом. И даже этот прогноз был бы слишком оптимистичным для малявки Арчи, для того, в смысле. Так что хорошо, что у мелкого появился шанс.

Через сорок минут Пифий Манелиа полулежал на диване в своем кабинете и зевал. Зоннберг ходил по кабинету, зачем-то держа в руке чашку. В ней, кажется, еще был кофе, но Зоннберг об этом не вспоминал. Пифий мечтал о том, чтобы отдохнуть. Хотя бы пару часов подремать, принять душ, прежде чем снова отправиться к Арчи, и Зоннберг, мельтешивший перед его глазами, энтузиазма не добавлял.

– Все действительно так радужно и здорово? – наконец, остановившись, спросил Зоннберг.

Пифий с немалым усилием сфокусировал на нем взгляд.

– Дамми, умничка, для ЭТОЙ ситуации все просто замечательно. Трансплантация прошла успешно, Арчи не потерян. Что тебе еще нужно для счастья? – ядовито спросил он.

– Очень положительный долгосрочный прогноз. – Желчно огрызнулся Зоннберг.

– За этим, пожалуйста, отправляйся к моей предшественнице. Этой. Густавссон. Специалисту по чрезвычайной психологической помощи. У нее «долгосрочный» равняется приблизительно двум неделям, и на этот срок она с радостью даст тебе самый радужный прогноз.