Две души Арчи Кремера (СИ)

Пифий мельком глянул на него и снова обратился к Арчи 1.01.

– Скажи-ка, как чувствует себя Арчи? Попробуй передать его состояние в ощущениях, – предложил он. – Тепло, холодно, светло, темно. Приятно, больно. Страшно, весело. Тебе знакомы эти концепты?

Арчи кивнул. Затем – склонил голову к левому плечу, скосил глаза влево вниз. Жест напоминал Арчи – Кремера. Собственно, жест был заимствован у Арчи.

– Темно. – Медленно произнес Арчи 1.01. Пифий готов был биться о заклад, что это – искин и только он. – Очень темно, и темнота наполнена неопределяемыми предметами. Предположительно людьми.

Леонора Робардс переглянулась с Октавией; Ларри Степанов, кажется, самодовольно ухмыльнулся. Его хватило только на совсем куцую ухмылку, и он снова был весь внимание. Арчи 1.01 попытался расшифровать другие ощущения.

– Темно – как в неосвещенном помещении или под толщей воды? – спросил Пифий. – Попытайся определить структуру темноты.

– Вязко, холодно, наполнено щупальцами, пальцами, руками. Видны лица, глаза.

Арчи 1.01 замер и уставился на Пифия внимательным взглядом. Через пару десятков минут он моргнул. Его зрачки самую малость подрагивали, лицо было не полностью неподвижным, и Пифий был уверен: люди незнакомые запросто примут его за человека. Но Пифий знал, и знание это мешало ему отрешиться от того, что скрывалось за вполне человеческим обликом. И все-таки: Арчи был невероятно хорош.

Он послушно описывал ощущения, подбирал определения, которые, на его взгляд, соответствовали тому, что испытывал Арчи – Кремер. Игорь Манукис разрывался между невероятным – и показателями приборов.

И вдруг – именно вдруг – у Пифия даже сердце замерло – у Арчи 1.01 закатились глаза, и судорога пробежала по лицу, и он страшным, хриплым шепотом выдавил: «Больно…». Манукис забормотал распоряжения об изменении дозировки обезболивающих, а Арчи – Арчи Кремер жаловался – слово за словом, слог – пауза – слог, даже грудь пыталась подняться в жалком подобии судорожного вздоха. Его руки пытались приподняться и оттолкнуть что-то от себя, корпус отклонялся назад, словно уворачиваясь от чего-то.

– Арчи, – осторожно позвал Пифий, не зная точно, как тот воспринимает звук. – Арчи, все в порядке, малыш, давай-ка ты соберешься и попробуешь посмотреть на меня. Для начала открой глаза, посмотри на мою руку. Видишь в ней красный кубик?

Глаза Арчи были расфокусированы. Правый смотрел влево вниз, левый – куда-то в потолок, на стену слева от Арчи, снова на потолок.

– Красный кубик у меня в руке, Арчи, – терпеливо повторял Пифий. Манукис наморщил лоб: серебристый шар же. У Манелиа в руке был серебристый шар, который мог сойти за призрачно-голубой при желании, но никак не красный куб.

Правая рука Арчи начала подниматься. Словно в воде на глубине в несколько метров – медленно, плавно, без рывков, преодолевая сопротивление. Пальцы подрагивали, судорожно дергались, как будто пытались сжать что-то – ухватиться – оттолкнуть – как будто Арчи не мог определить, что именно делать. Он дернул головой, закрыл глаза.

– Артур, – строго сказал Манелиа. – Смотри на меня.

Арчи чуть повернул голову вправо, прищурил один глаз, другой; зрачки так и смотрели в разные стороны, и руки делали неловкие движения, словно – как казалось Леоноре Робардс, по крайней мере – пытались удержать глаза от слишком резких движений.

– На красный куб у меня в руке, – настойчиво повторял Пифий, держа все тот же серебристый шар.

Арчи смотрел на него; прищурив один глаз, поворачивая голову, словно это должно было помочь фокусировке, приподняв подбородок, прищурив другой глаз.

– Красный куб? – медленно, невнятно, словно рот у него был набит горячей кашей, переспросил Арчи. – Где?

– У меня в руке.

– Шар… – выдавил Арчи. – Шар…

– Куб, – невозмутимо повторил Пифий. – Куб.

Глаза Арчи неловко, несинхронно переместились на лицо Пифия – на его губы. Тот – медленно, внятно, утрированно артикулируя, повторил:

– Красный куб.

– Шар.

Арчи перевел взгляд на шар, потянулся к нему; его рука двигалась осторожно, словно ожидая от каждого микрона пространства подвоха.

– Какого цвета? – спросил Пифий.

Арчи смотрел на него, словно недоумевал. Он даже сдвинул брови.

– Какого цвета на мне роба? – настойчиво продолжал Пифий.

Губы Арчи шевелились: казалось, он снова не понимал, что от него требуют, но усердно пытался разобраться. Можно было угадать «какого», снова «ого» – губы послушно округлялись, приоткрывались, раздвигались для «цвета». Грудь Арчи заволновалась, словно он пытался вздохнуть или всхлипнуть. Только легких у него не было.

Он заморгал и обвел глазами лабораторию, попытался повернуть голову.

– Подожди, не так резко! – бросился к нему Манукис. Немудрено: к мозгу все еще были подключены какие-то проводочки-трубочки.

– Назад, – процедил Пифий, посмотрев на него так, что Манукис осел. Но Арчи успел услышать, развернулся к нему и пошатнулся на стуле. Пифий успел удержать его. Он положил руку Арчи на щеку и повернул его голову к себе. – Все в порядке, – с невероятной уверенностью произнес он. С уверенностью, которую, наверное, никто не испытывал. Арчи поднял руку и положил поверх его руки – неуклюжим, неловким движением, но ухватился за нее вполне надежно. – Только сильно не сжимай, Арчи, – ухмыльнулся Пифий. – Так какого цвета шар?

Он сунул под нос Арчи этот проклятый шар. Арчи смотрел на него. Глаза эти проклятые ничего не выражали, не могли выражать, но нейроимпульсы лихорадило: по всем показателям выходило, что Арчи испытывал очень сильный страх. Манукис скрипнул зубами, увеличил дозу успокоительного и снова подошел ближе к Пифию, который расспрашивал Арчи о какой-то фигне. Какого цвета то и то, что Арчи видит на той стене, на этой. Что Арчи чувствует, когда берет его за руку, какой на ощупь шар, какая на ощупь эта игрушка, какая температура воздуха. Арчи отвечал. Но он не мог удержаться и оглядывал остальных. Его губы подрагивали, пытались сложиться для того, чтобы спросить что-то, но Пифий Манелиа снова переводил его внимание на себя и снова спрашивал.

Он глянул на часы на стене и сказал:

– Арчи, как ты смотришь на то, чтобы немного поспать? У тебя выдалась напряженная неделя, тебе нужно отдохнуть. М?

Арчи смотрел на него. Медленно прикрыл глаза и повесил голову.

Пифий посмотрел на Манукиса. Тот послушно добавил снотворного. Арчи закрыл глаза, и графы на мониторах начали успокаиваться, окрасились голубым. Он ссутулился, опустил голову, немного обмяк. Пифий посмотрел на них, тронул Арчи за руку и сказал:

– Арчи, как чувствует себя хозяин?

Поза тела на стуле изменилась. Только что безвольно сидел на стуле – и уже выпрямил спину, глаза смотрели на Пифия, зрачки сузились, рот сжат плотно, и выражение лица – спокойное, безмятежное, не искажаемое недоуменными, растерянными, испуганными судорогами.

Он начал рассказывать: Арчи спит, импульсы мозга соответствуют тому-то и тому-то, показатели такие-то и такие-то. Манукис и Примстон хлопотали вокруг него, изучая, как идет вживление искусственных тканей, обменивались загадочными репликами, говорили благоговейным шепотом. А Пифий все допрашивал Арчи. Арчи 1.01.

Было очень раннее утро. Следовало бы сменить всех; Пифий Манелиа сам не заметил, как увлекся, и он бы продолжал общение с Арчи бесконечно долго, но становилось все трудней сдерживать зевки; о кофе можно было только мечтать, чтобы выпить его, нужно было выходить из зала, а выпив – снова проходить стерилизационный отсек. На кой бы черт сдались эти процедуры ради сомнительного удовольствия получить мизерную порцию кофеина; и не мешало бы отдохнуть.

Арчи согласился провести время, изучая виртуальную библиотеку центра, следя за хозяином, пообещав дать знать, если что-то изменится. Манукис стоял за его спиной и чуть ли не заламывал руки от эмоций. В этих жестах было много от восторга, но под поверхностью плескалось все то же нервное, близкое к истеричному перевозбуждение, которое клокотало и в Пифии Манелиа: они устали, они провели несколько часов, знакомясь с Арчи 1.1 и знакомя его с собой; мозг требовал отдыха, но мозг же не желал оторваться от Арчи, словно боялся, что он испарится, если повернуться к нему спиной.