Замри и присмотрись (ЛП)

– Ну кто-то же из нас должен, – говорит Гермиона, но она улыбается, и Гарри неожиданно тоже.

Ему не нужно долго разговаривать о Драко с его лучшими друзьями. Ему не нужно ничего объяснять, потому что вот они, рядом с ним, все сами понимают, любят, поддерживают и бросаются странными метафорами об искусстве, которые на самом деле не имеют смысла.

Медленно, осторожно выдохнув, он возвращается к плите.

– Как господа хотят свои стейки?

– Средней прожарки, пожалуйста, – говорит Гермиона.

– А мне специальную среднюю прожарку с кровью, – говорит Рон. – И если тебе нужно, чтобы кто-нибудь съел стейк Малфоя, то я готов.

Гарри улыбается, разжигая огонь под решеткой.

– Я не люблю стейки, дядя Гарри. Не хочу показаться грубой, но они странные, – вставляет Роза.

– И что с ними не так? – спрашивает Гарри, поднимая шампиньоны к глазам и делая самое страшное лицо, которое заставляет Роза так заливисто смеяться, что Гермионе приходится хлопать ее по спине, чтобы она не задохнулась.

– Как думаете, с ней все в порядке? – спрашивает он, когда Роза уходит в уборную. Он бросает стейки – свой и Гермионы – на решетку и с удовольствием слушает шипение мяса на раскаленном металле.

– Конечно. Просто небольшой мочевой пузырь, – беспечно заявляет Гермиона, потягивая вино.

Гарри смеется.

– Нет, я про… Это может прозвучать глупо, но я волновался, как бы она не расстроилась из-за того, что я не брал ее к Драко раньше. Не хочу, чтобы она считала меня нехорошим дядей.

– Черт подери, – говорит Рон, качая головой. – Точно нет. Она не прекращала говорить о поместье Малфоев с тех пор, как мы вернулись оттуда. «Ферма Драко» то, «Ферма Драко» се, «Папа, ты видел, как эта птица за мной бегала?».

Гермиона кивает.

– Она в восторге, Гарри, и она в восторге от всех мест, куда ты с ней ходишь. Но она не будет помнить о тематических парках, музеях и прочих заумных вещах, когда вырастет. Она будет помнить, как ты читал ей, или водил ее в обычный парк или отвел туда, где она смогла покормить поросенка. Тебе правда не о чем волноваться. Она тебя любит.

– Гермиона права, – говорит Рон. – Я знаю, что это не совсем то же самое, но когда я думаю о своей бабушке, я вспоминаю выпечку тортов и игру в «Подрывного дурака». Я уверен, что мы не только этим занимались, но это все, что я запомнил. Обычные вещи, понимаешь.

Гарри переворачивает стейки в задумчивом молчании.

– Не понимаю, – говорит он наконец. – У меня нет таких воспоминаний.

– Прости, Гарри, – тихо говорит Гермиона.

– Не стоит, – говорит он. – Это не ваша вина. Думаю, проблема в том, что у меня несколько искривленное понимание того, как все должно происходить, и я только сейчас это понял.

– Это все твой возраст, – говорит Гермиона, и Гарри резко смотрит на нее. – Я могу говорить, что хочу. Я почти на год старше тебя.

– Мама действительно старая, – объявляет Роза, вбегает в комнату и сияет улыбкой Гарри. – Мамочка - самая старая, потом папа, а потом я.

– А как же Гарри? – удивляется Рон.

– Дядя Гарри такой же, как я, только немного старше, – говорит Роза, залезая на свое место, и елозит на стуле, когда видит, что Гарри готовит грибы.

– Достану, пожалуй, – говорит Гарри, хватая полотенце и нагибаясь, чтобы вытащить противень с овощами из духовки.

– Я определенно выгляжу моложе, – бормочет Рон.

Гарри усмехается и перемешивает соус, в желудке начинает бурчать от вида еды и теплых ароматов прекрасно приготовленного мяса, масла, черного перца и тимьяна. Когда его окружают гудящие чары Гермионы, он просто разрешает ей продолжать. Она может его осматривать, может что-то записывать, – может делать все, что захочет. Рон может съесть два огромных стейка, а Роза может расковыривать свою еду так, как ей захочется. Драко может присматривать за матерью, а Гарри увидится с ним утром, как обычно.

Он обслуживает друзей, расставляя наполненные тарелки, и садится за стол, сначала купаясь в их комплиментах, а затем погружаясь в приятную тишину, которую нарушают лишь приглушенный звон металла о керамику и хруст тоста между маленькими зубками. Он чувствует отсутствие Драко неожиданно остро, но ощущение это на самом деле не неприятное, и его жизнь внезапно кажется полной, но теперь несколько иначе.

Он слишком долго был одинок, и теперь задается вопросом, как он вообще смел подумать, что эти люди позволят такому положению дел продолжаться и дальше. Эта мысль вызывает боль где-то внутри, и он вздыхает, поднимая бокал и принюхиваясь к его содержимому.

О, да, – думает он, вдыхая резкую сладость и воображая себя в помпезном бальном зале рядом с Драко, одетым в черную мантию и с важным выражением на лице. – Чувствуется пиратская борода и полироль для Омута памяти, с легкими нотами дождливого февральского утра, когда кончился кофе, а кошка наблевала на ковер.

– Над чем смеешься? – спрашивает Рон, и Гарри поворачивается к нему, почти с удивлением вспоминая, что у него гости.

– Ни над чем. Что думаете о вине?

========== Семнадцатое декабря. Чужое украшенное дерево ==========

– Рад, что твоей матери получше, – говорит Гарри, откидываясь на спинку старого кресла, чтобы проследить взглядом за Нарциссой, которая вскоре пропадает из поля зрения.

Он ставит чашку чая, которую она принесла ему, на подлокотник, подальше от Брианы, которая гнездится в клетчатом одеяле на его коленях и с любопытством принюхивается.

– Ей и правда лучше, – соглашается Драко и отпивает из своей чашки перед тем, как опустить ее на плитку и продолжить свое занятие - чистку барсучьей конуры, которая состоит в том, чтобы вытащить старую соломенную подстилку и заменить сухой и свежей из огромного мешка. – Иногда хороший сон ночью неплохо тонизирует.

– Точно, – горячо соглашается Гарри. Он спал всю прошлую неделю, или около того, крепче, чем со времен окончания войны, и подозревает, что это скорее из-за усталости, чем из-за чего-то еще.

– Жаль, что я пропустил ужин, – вздыхает Драко. – Но, похоже, Гермиона вышла на след браконьеров. На их месте я бы забеспокоился.

Гарри улыбается спине Драко. Его толстый зеленый свитер приподнимается каждый раз, когда он наклоняется, обнажая полоску бледной кожи и кожаный пояс с необычным рисунком паука, выжженным на нем.

– Кажется, она сузила район поисков до нескольких адресов. Жаль, что мы не можем поручить остальное одному из хогглеров, – говорит он, и Драко смеется.

– Ты одержимый, ты в курсе? – говорит он, не оборачиваясь. – Помимо всего прочего, мы не хотим сбивать бедную Мелиссу с толку больше, чем нужно, заимствуя одного из ее малышей и подкладывая Бриану. Она подумает, что мы пытаемся подменять ее детенышей.

– Об этом я не подумал, – признает Гарри.

– Потому что ты всегда ужасно спешишь, – говорит Драко, поворачиваясь, чтобы встретиться взглядом с Гарри. – Я прав? – добавляет он, и слова такие мягкие, что они, будучи всего лишь сказаны, заставляют Гарри почувствовать их всем телом.

Ему не нужно ничего отвечать, потому что Драко все знает, и он тоже знает, и вот они сидят здесь, смотрят друг на друга через площадку и оба утопают в желании. Но что-то их сдерживает - что-то нежное и трепетное, что удерживает Гарри в кресле с одной рукой, сжимающей горячую чашку, а другой - зарывшейся в теплый мех Брианы, - что-то сильное, знакомое и прекрасное.

– Понятия не имею, о чем ты, – говорит он наконец, и пусть слова царапают горло, зато улыбка Драко - волнующая.

Драко качает головой и возвращается к своим делам, закрывая будку с барсуком и переходя к пострадавшей лисе. Гарри отводит взгляд от него и переводит на Бриану. Она смотрит на него блестящими темными глазами, а затем начинает жевать край его свитера. Он ей разрешает. Свитер старый, и, кроме того, если сегодня все пройдет хорошо, то это может стать последним разом, когда он держит ее на руках. Мелисса быстро поправляется; она пришла в сознание и теперь счастливо валяется в конуре и с явной гордостью следит за своими поросятами. Бриана быстро растет, и у Гарри складывается ощущение, что, если Мелисса примет ее, она мгновенно догонит своих новых братьев и сестер.