Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)

— Обещаете? — просветлел её взгляд.

— Клянусь! — ответил Главный аврор и Протектор Британии.

………………………………………………………

(1) Саван (латынь)

Гарри открыл рот, чтобы, находясь под властью прошлого, не стоять истуканом и продолжить разговор, но Сай бесцеремонно приложил к его губам ладонь:

— Не возражай.

— Ладно, понимаю, однако теперь-то ты Скорпиус Малфой, всем известно. Поговори с Нарциссой. Время пришло.

— Да, — спокойно и уверенно ответил Скорпи. И для пущей убедительности несколько раз кивнул. — Я… волнуюсь. Мне кажется… а вдруг бабушка мною недовольна, вдруг она лишь притворяется, а на самом деле я не оправдал её ожиданий? Хочу сделать что-то, чтобы она гордилась мной! Вот только сомневаюсь, что это будет моя… сценическая карьера. Ну не до старости же по сцене скакать? Всё-таки надо всерьез композицией заняться, симфоническая музыка — это настоящее! У меня прямо тут, внутри, знаешь, темы музыкальные кипят! Университет закончить бы. Kрылья я не брошу, только у ребят и без меня отлично получается — достойный мужской квартет у них с Фейном вырисовывается, а на всякие там благотворительные проекты или юбилейные выступления — я с ними, пусть только свистнут. И продюссированием помогу. Но по гастролям чесать — больше ни-ни! Мне хочется чего-то другого… большего.

— Куда же большего? Все мировые рейтинги — ваши! — Гарри рассмеялся: — Шива ты мой многорукий! — И видя некоторую подавленность, вернее, печальную задумчивость любимого (всякий раз, рассуждая о своём дальнейшем участии в KF, Сванхиль словно проваливался во… что-то болезненное… не мудрено…), сменил тему, вернувшись к отношениям бабушки и внука: — А мне очень стихи понравились, старые, что ты показывал. О ней и о тебе… — Поттер говорил бодро, с нотками задиристости, но в глубине души скрывал досаду на свои сложные отношения с миссис Малфой: нехорошо простился с Нарциссой в её последний визит на Гриммо… По чьей вине? Как мужчина и младший по возрасту, Поттер винил себя, однако при всех искренних стараниях и внешней любезности не мог избавить короткие встречи с бабушкой Скорпиуса от мучительного напряжения, стоявшего между ними незримой, но прочной стеной. Возможно, разрушить эту стену под силу лишь юному Малфою.

— Иди к бабушке один. Так надо. И прочти ей те стихи. Думаю, больше слов не понадобится. — Гарри видел, как Скорпиусу трудно на это решиться, поэтому долго не давил на него, но время пришло.

— А, эти… — Тот потёрся головой о Гаррино плечо и торопливо, без особого выражения, но от этого ещё более душевно, прочитал по памяти (словно только что сочинил…):

Прервав зачатие цветка,

Я обрываю чуть увядший венчик.

И будучи за действием замечен,

Я получаю выговор... Слегка

Расстроив этим милую мою,

Ту, с нежными руками, что растила

Меня, как клумбу в северном краю,

Чей верный брак — лишь дедова могила.

Прервать, чтобы цвело ещё и вновь!

Разлукой лишь умножить нетерпенье.

До встречи заново взрастить взаимную любовь,

Чтоб новой страстью страсть затмила зренье.

Вечнозеленый куст под снегом выживал,

Теряя листья, засыхал, слабея,

Но с каждою весной он снова восставал,

Стволом крепчая и лозой нежнея…

— Оно незакончено.

— И не надо, но я про другое — то, где Лондон в начале. Прочти. — Гарри уже предательски пожалел, что торопит Сая — так хороши были эти мгновения вместе. Но визит к миссис Малфой можно ведь и отложить? Какие-то несколько минут ничего не решат… Он, стараясь не делать резких движений, обхватил плечи любимого крепким кольцом.

Тот протяжно вздохнул, гибко потягиваясь в Гарриных руках:

— Там надо дописывать, мне пятнадцать было, и переделывать.

В этом мире чужом, где глазами в глаза не вглядеться,

Где понятья вверх дном и от холода некуда деться,

Лишь окуклившись в нём, есть надежда вернуться, согреться...

В тот единственный дом, где меня ожидает наследство.

Там есть кресло с котом, там родная хранит моё детство.

Дом, где помнят о том, как любил я щекою тереться

О колени её, весь укутанный лаской, как шелком, сидя с ней у огня

Белой ночью, влетавшей сквозь щелочки в шторке... И обнимут меня,

Сдув со лба мне печали и чёлку... Где игрушки хранят и коня

Руки той, что в руках никогда не держала иголку, но пришила впотьмах

Золотистую пуговку к куртке, чем спасла вновь меня

От побоев разгневанной суки и “доброго папы” ремня.

Я не жалуюсь, жду окончанья разлуки, наступления дня…

— Оставь так… родной. — Гарри развернул к себе Скорпиуса. Тот облизнул губы и подставил для поцелуя. Но Гарри, гулко сглотнув, посмотрел ему в глаза и подтолкнул к камину. — Иди, этот день настал!..

Вечером совершенно счастливый Скорпи, беспокойно засыпая у Гарри на плече, пробурчал, что прямо в камине, при перемещении, дописал то первое стихотворение:

— Вот, слушай, ну слова перед глазами сами прыгнули, и я твой голос слышал. Не веришь? Это ты, Гарри, мне надиктовал!

Вечнозеленый куст под снегом выживал

Теряя листья, засыхал, слабея,

Но с каждою весной он снова восставал,

Стволом крепчая и лозой нежнея.

Мне навстречу идёт туман, белый туман — вешний.

Я сам прозрачным, прохладным стал в его руках нежных.

А мне говорят: “Осень, чудак! Осень, земля плачет,

Уходит тепло”. А во мне не так — сердце, как мячик скачет.

— А знаешь, что бабушка сказала, когда я ей прочёл? — Вскинулся полусонный декламатор. — Не смейся только. Она у меня — чудо! Прелесть, самая лучшая женщина на свете! Она спросила так с лёгонькой ехидцей: «Туман — это, полагаю, мистер Поттер-старший? А почему белый? Впрочем, вам, господин Байрон, конечно, виднее. Образы при стихосложении вы используете яркие и интересные, а вот над рифмами кое-где стоит поработать». Гарри, я так сильно её люблю! Почти так же, как и тебя!

Сон всё-таки победил неугомонного Малфоя, он сник как-то вдруг — и затих, а Гарри долго лежал рядом без движения и даже боялся глубоко вдыхать, чтобы не потревожить любимого.

*

— С Драко поговорил? — Поттер завязывал туфли, сидя на кровати.

— Ой, да! Что он хотел? Я забыл перезвонить.

— Нужно что-то в представительстве. Ты, вроде, обещал подъехать.

— Не могу сегодня — я в универ. — Скорпи стоял в дверях полностью одет, свеж, чертовски хорош собой, источал аромат кофе и держал на плече большой рюкзак. Гарри вдруг вспомнил его с сумкой провизии на лестнице частного роскошного пансиона. Протёртые дешёвые джинсы, вспышка серебра волос, взлохмаченная чёлка, росинки пота на мраморном лбу. Паренёк с окраины с невесёлыми глазами уставшего, умудренного жизнью пса…

— В час семинар по Ронсару, — кажется, Скорпи и до этого что-то объяснял и говорил о Драко… Видение испарилось. Хлопнула аппарация. Младший Малфой так быстро научился перемещаться без волшебной палочки…

Но попасть в Лондон пораньше, как планировал, не вышло. Гарри как раз доедал кашу с уже осточертевшей тыквой (Пенки вычитала, что сей овощ очень полезен, и переубедить её было невозможно. Тыква была теперь и в пудинге, и в супе, даже в варенье. Ну что поделаешь — так маленькая, но упёртая повелительница кухни Сталкера представляла заботу о хозяевах…) — вдруг к нему ввалилась целая делегация! Восемь нарядно одетых норвежских троллей в веночках из луговых цветов, но при горных молотках за поясами кожаных штанов!

Гарри подавился и схватился за живот — от приступа смеха чуть не помер:

— Господа хорошие, в ботаников переквалифицировались? Или вас Великий Чёрный Властелин прислал с каким делом? Почему такой официоз?

— Дурак ты, Папа, — взгромоздившись на высоковатую для него скамью, сказал Киллэ. — Потому как молодой ышшо. Мы из камня сделаны — горный народ — и Чёрным служим сами, по договору.

— Что вы как неродные? — Поттер кивнул остальному посольству. — Рассаживайтесь, угощайтесь, мастера. Пенки, пива!