Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)

— Не смей так говорить. У каждого своя дорога. Длинная или короткая. Бамсе был счастлив. Почему ты должен отказываться от счастья?

Сольвай отстранился:

— Ты ведь терял друзей? Родных, любимых? Каково это?

— Это и есть жизнь. Живые — любят, а мёртвые вспоминают свою любовь. Пусть нам будет что вспомнить?

Сай опустил взгляд, задрожал ещё сильнее в руках Поттера, а потом будто вспорол его снизу вверх лезвием глаз:

— Да!

Начать было трудно. Позволить себе поцелуй. Опустить ладони ему на бёдра. Снять с него толстовку, с себя — свитер. Расстегнуть брючные ремни. Гарри казалось, что он заставляет Скорпиуса. Но нет, тот был на взводе ещё сильнее Поттера, льнул, помогал, подставлялся. Просто всё сейчас происходило не так, каждое движение, касание, вдох, взгляд были наполнены новым, пока ещё непонятным смыслом.

Двое не трахались, не занимались сексом или даже любовью, а делились друг с другом чем-то жизненно важным — зализывали и зашивали поцелуями друг другу раны, вправляли вывихнутые души, наполняли тела утерянным желанием жить. Несмотря ни на что, здесь и сейчас, завтра, всегда, пока бьются их всё сильнее срастающиеся сердца.

Они не были близки с того раза в силькеборгском конфетном магазине — два бесшабашно счастливых влюблённых идиота! — вечность… И теперь словно нашли друг друга после долгой разлуки. «Что ты творил без меня? — хотел спросить Поттер. — О ком грезил?» Это не было ревностью — с момента трагедии в Манчестере они виделись каждый день, повода подозревать Скорпи в измене у Гарри не было ни малейшего, но ему казалось, что обнимает, гладит и целует другого мальчика. Не чужого — роднее не бывает! — ещё более любимого (если такое вообще возможно), но другого. Не Мотылька Сольвая Сванхиля. А Скорпиуса Гипериона Малфоя.

Кровь громко стучала в висках, они оба задыхались, первым застонал Скорпи и обхватил Гарри ногами, глубоко прогибаясь в пояснице, на что тот принялся жарко шептать ему что-то бессмысленное и одновременно важное как никогда.

В какой-то момент, когда Поттера потащило мощным вожделением и остановиться уже было невозможно, он испугался послушности партнёра.

Скорпи отдавался ему полностью, без остатка, без намёка на собственную волю, жадно ловил и впитывал малейшие движения любимого, всё его расслабленное податливое тело превратилось в одну ловушку — капкан наслаждения и жажды жизни. Гарри мог бы поклясться, что его мальчик сейчас далеко — и думает вовсе не о нём, но не обижался.

Теперь они не играли — все игры закончились. И, оставаясь самими собой, ещё глубже уходя в бездны собственного «я», сливались в одно целое. Навсегда.

Гарри взял в рот, но Скорпи выскользнул, повернулся, подставляясь ягодицами: возьми! Сам лёг на спину так, чтобы Поттер не смог отказаться, и раскрылся.

— Ты хочешь забыть? — Тот поцеловал его в губы и в упор уставился в расширенные зрачки, затягивающие чёрные дыры.

Скорпи замотал головой, лупя Поттера по лицу тяжёлыми прядями волос (а когда-то были лёгкие, будто шёлк…):

— Я хочу помнить. Всё!

Гарри кивнул. Они оба запомнят. На долгие годы, возможно, столетия, всё, что с ними случилось этим летом и осенью. С ними. Радость и боль. И эту ночь не забудут никогда.

Коротко облизнув губы, Скорпи вскрикнул — Гарри закинул себе на плечи его широко разведённые колени, направил горячий твёрдый член рукой и глубоко толкнулся; наклонившись вперёд, начал быстрые жёсткие фрикции. Раздались влажные шлёпающие звуки. Кончая, Гарри не остановился. Судорога била его, продолжающего бешено двигаться в партнёре. Он стиснул зубы и на мгновение прикрыл глаза. Сперма выстрелила и наполнила Скорпи. Тот дышал прерывисто и, намертво вцепившись, царапал Гаррину спину сведёнными пальцами. Его тело тоже прошили спазмы наслаждения.

Не прекращая забиваться в него, Гарри попеременно провёл руками по бедрам Скорпиуса, по груди. Смотрел ему в глаза и ждал.

С глубоким стоном, сильно зажмурившись, Скорпи залил себе живот густым семенем. Только после этого Гарри вышел из него, с усилием убрал у себя со спины его руки, опустил ему ноги и стал слизывать сперму своего мальчика. Продвигаясь языком всё выше, от живота, по груди, от соска к соску, к шее, по подбородку, добрался до открытых губ. И лишь потом мягко отвёл со Скорпиусова лица налипшие пряди волос и лёг ему на плечо, обхватив рукой так, что стало понятно: не отпустит никогда и ни за что!..

Минут через десять, видя, что Сай всё равно не засыпает, Гарри, таращившийся на вышитые под сводом балдахина звёзды и планеты, сказал:

— Знаешь, у меня тут твой старый дневник… обнаружился.

— Как?! — Вскинулся Скорпи, опираясь на локти. — Всё-таки твоих рук дело. Подозревал меня?

— Ни хрена подобного! — Поттер врал, как дышал, решив, что ну нельзя сейчас правду — не к месту.— Представляешь, принёс шантажист — просто фанат ваш, оказывается, выкрал у тебя, а из-за сбоя в магическом поле на мой адрес письмо сумел прислать. Денег требовал.

— И ты дал?

Гарри, хохотнув, кивнул:

— Лепреконское золото, зачарованное под фунты.

— И не стыдно? — Повернувшись на бок и подперев голову рукой, Скорпи смотрел на него и улыбался.

— Нет. Не за это… Прости, но я прочитал кое-что. — Поднявшись, Поттер прошлепал голяком к своей повешенной на спинку стула аврорской мантии, достал дневник и кинул на постель.

— Аврюк бессовестный, и что же? — Скорпиус потянулся и погладил потрёпанную обложку. Как любимого, хоть и облезлого кота.

— Ты думал обо мне с первой встречи… э… фантазировал. — Гарри сомневался — стоит ли снова ложиться: бумаг невпроворот, может, пару часов поработать?.. — Так? — спросил невпопад.

— Тоже мне открытие. — Сай отвернулся, делая вид, что бездумно листает старую тетрадку. — Знал бы, что я сейчас пишу в новом дневнике, который ты мне подарил!

— Что-то стоящее? Стихи или порнуха?

— Счета.

— Чего?! А, это… Значит, не сердишься? — Поттер всё же вернулся в кровать. Залез под одеяло. Приложив холодные ступни к внутреннему сгибу коленок своего деловитого «счетовода», он ожидал возмущенного пинка, но его не последовало — Малфой спал.

«Четыре месяца, — подумал Поттер. — Я знаю его всего четыре месяца. Совсем недавно и он, и я были другими. Не хуже, наверное, да и не лучше, просто у нас не было друг друга… Да и мир вокруг изменился… Судьба? Случайность? Кинговы происки? Какая разница. Сорок лет я шёл к нему, а он семнадцать — ко мне. И встретились ровно на середине…»

Вспомнились почти слово в слово отрывки из Саева дневника, которые Гарри теперь, наверное, не забудет никогда. Вот с чего всё начиналось — и любовь, и война, и… Кто бы мог подумать…

Эти воскресшие злые строчки, те, которые он не успел прочитать в воровски спаленной копии дневника... символично завершали первый цикл, расставляя акценты, а не заканчивая их историю.

«20 июня. Чёртова подстава... Уже забыл, что могу ТАК злиться! Да, это Лондон, гАвенный сраный Лондон… Парни в госпитале их гребанном, я — в кутузке!!! Глаз болит, и тут — да! Ёбанный аврор!!! Черноволосый. Я считал, что англосы — блеклые... назло так и буду считать, пидор! А этот, кельтская рожа, я бы ему!.. Не, вот прямо сразу видно — гомофоб! — выебал бы в рот суку, его прямо к... нассать на разбитую морду его... Скот!!!!! скотина.

…Скотина приперлась к нам в отель, так в каждом глазу по надписи «ПЕДИКИ!» — крупными буквами. А чего пришёл, слуга народа? Стоит — бедра чуть вперед, — хуй в штанах не помещается? Иди свою бабу трахай сисястую! вот это прааально — это так надо... Показать тебе, что Я умею? не завизжишь, аврец...

…А потом оне со мной разговоры разговаривали — да какое мне до тебя дело?! А вот я бы тебя трахнул — Да! Прямо на лицо бы кончил — гад!

…Поттер нас не изволит отпускать. Видели — король англицкай, он тут начальник, рожу опять корежит, на меня не смотрит, а когда смотрит — у меня по бокам пот течёт... Бедра красивые у сволочи... Я о нём и думать не хочу.