Tough Cookie (СИ)

Чонгук боится Чихо. Очень сильно боится. Хотелось бы, чтобы ничего объяснять не пришлось, чтобы Чихо выслушал Чонгука и просто ушел. Но так же не будет. Чихо — не Чихо, если не вытрясет из Чона всю душу. И это колотит в затылок не меньше, чем все те удары об стену, которыми его награждает брат. Чонгук даже не пытается уснуть, знает, что бесполезно, поэтому, отключившись только под утро с мыслями об У, он не удивляется, что просыпается от очередного кошмара. Линия обороны сломлена.

От Чихо нет вестей до следующего вечера, что с одной стороны радует, а с другой — Чонгук всем оставшимся запалом сердца молится встретиться с братом и выяснить все быстро, пока у него в конец не исчерпались все резервные запасы себя. Так как жить в ожидании, с тем клубком страха, расползающимся внутри, по меньшей мере, невыносимо.

***

С утра Чонгук едет в больницу. Но долго побыть с мамой ему не разрешают врачи, настаивая, что женщине нужен покой. После больницы, Чонгук обналичивает чек и едет в бордель. Напряжение ощущается каждой клеточкой тела, но Чон отвлекается на пейзаж за окном, на бессмысленную игрушку на телефоне, на пустую болтовню таксиста — на все, что угодно, только бы не начинать анализировать собственные поступки. Потому что оправдывать себя нечем, а задушенная давно гордость с самого дна сознания все равно пытается что-то осудить. Чонгуку нелегко. Он отдает все деньги Кену, таким образом, вернув ему и свой долг и заранее те деньги, которые Кен вернет Чихо, как не выполнивший условий контракта. Кен лишних вопросов не задает, вот только осуждающе вертит головой из стороны в сторону, да и старательно не смотрит на стоящего в кабинете Чонгука, но Чону не так что бы и слишком важно его мнение. Ему на самом деле, вообще, на все наплевать. Поэтому, закончив с деньгами, Чонгук без особых препятствий едет домой и начинает готовить себе ужин. А то, что совесть верещит убитой скотиной, так это так — мелочи, и дальнейшее спокойствие, в которое Чонгук не слишком-то верит, наверное, того стоит.

Чон только успевает насыпать нарезанные овощи в кастрюлю, как мобильный на столе начинает вибрировать. Сердце Чона прерывает пару ударов и возобновляется с удвоенной скоростью, заворачивая спиралью и нервы, и всю выдержку, которую Чонгук так усердно копит. На дисплей он смотрит виновато, будто способен причинить эту боль намеренно, но он же не виноват. Просто жизнь дерьмо. Только у Чонгука-то она и была такой, а вот Чихо… почему-то Чонгуку сейчас кажется на двести процентов из ста, что все это — его вина. Он же с самого начала поломанный. Из-за него мирная, наполненная весельем и беззаботностью жизнь Чихо превращается в пугающее нечто, крепко сжимающее острые когти на его шее и отнимающее тот самый особенный искристый блеск в глазах брата. И Чонгук не хочет видеть, как кроме себя следом тянет и Чихо. Поэтому, когда он видит имя, высветившееся на экране, Чонгук делает несколько глубоких вдохов, подкуривает оставшиеся чиминовы сигареты и, прокашлявшись, отвечает. Пора это заканчивать.

— Я надеюсь, ты дома. Минут через пятнадцать шофер подъедет, будь готов, — ни «привет», ни «пока» — ничего. Чихо просто выдает команду, но Чонгук не дает ему повесить трубку.

— Нет, — Чон сильно сжимает корпус телефона и упрямо продолжает в ответ. — Я не приду.

Тишина. На том конце трубки, мертвая, пробирающая до костей тишина, и против воли Чонгук молчит, потому что это кажется единственным вариантом стать свободным. Хотя бы от собственной вины.

— Не понял, — хрипло и угрожающе произносит Чихо. Голос у него твердый, но на последнем звуке срывается непонятливой, неразличимой совсем ноткой. Чон этого ожидает. Он готов к каждому выпаду, потому что прокручивал в голове все возможные исходы и потери, и отступать сейчас он не намерен. Младший собирает волю в кулак и делает последний рывок.

— Я больше не приду. Контракт разорван, — Чонгук еле успевает договорить, Чихо вешает трубку, и вокруг разливается все та же, опасная в своей разрушительной силе тишина.

Чонгук отключает плиту и, зажав в руке телефон, опускается на стул. Он знает, что это не конец. Чихо сейчас придет — это точно. У не оставит все просто так. Чонгук запоздало улавливает, как подскакивает его температура, горько усмехается и, положив голову на руки на столе, ждет. Отсчитывает удары своего сердца и медленно подталкивает свое ослабленное тельце к обрыву. Набраться сил спрыгнуть не так-то просто, но долго ждать не приходится. В дверь стучат так, словно вынести ее — это цель номер один. Чонгук вздрагивает, потому что забывает закрыть окно в комнате, и коридор вымораживает не меньшим сквозняком, чем твориться сейчас в спальне. Но это даже помогает. Отрезвляет мысли, собирает расползающееся по швам тело, чтобы появилась хотя бы малейшая возможность сделать следующий шаг, и Чонгук с радостью позволяет этому холоду оглаживать каждый контур, каждый спрятанный под одеждой кусочек кожи, чтобы иметь возможность последние мгновения ничего не чувствовать.

— Ну, привет, — Чихо проходит в квартирку сразу, идет в гостиную, минуя замершего Чонгука, и не дожидается, пока он запирает дверь и последует за ним.

— Ты вроде трезв, — У поворачивается к Чонгуку и, максимально приблизившись, принюхивается, проводя носом по щеке младшего брата. — Тогда объясни мне, какого хрена, ты мне чушь по телефону несешь?

— Это не чушь. Наш контракт, то есть твой контракт с Кеном, разорван. Я больше тебе не принадлежу, — Чон смотрит на ворот рубашки У и не смеет поднять глаза к лицу брата. Чихо смеется. Открыто, звонко, от души смеется. Чонгука знобит, он ловит взглядом подрагивающие от переизбытка никотина и нервозности руки старшего и побаивается даже шевельнуться.

— Разорван? Да кто ты такой? Кто такой Кен, чтобы со мной что-то разрывать, пока я сам этого не решил? — Смех У резко обрывается, он говорит с издевкой, каждым словом снова режет Чонгука на лоскутки, заставляя признать, что после их знакомства, это самая большая его ошибка.

У хватает брата за плечи и резко толкает к стене. Прижимает к ней своим телом, цепляет пальцами его подбородок и вынуждает смотреть на себя. Глаза в глаза.

— Я жду объяснений.

— Я имею право отказаться от клиента. И учитывая, что я оплатил Кену неустойку, он не может меня заставить. А я, — Чонгук намеренно равнодушно пожимает плечами, пытаясь придать голосу твердости и не звучать так жалко. — Я не хочу больше быть с тобой.

Чихо отходит. Отпускает брата, делает шаг назад и смотрит. По лицу У заметно, сколько мыслей сейчас проносятся в его голове. Но У, видно, не может зацепиться ни за одну из них. Выпитая по дороге фляжка виски не приводит в чувство, наоборот, затирает границы дозволенного и срывает стоп-кран. Чихо не контролирует себя. Он дергает Чонгука за запястья, прижимает к себе и больно целует, без намека на возбуждение, только чтобы выплеснуть собственное непонимание и какую-то ирреально появляющуюся боль.

— Уходи, — Чонгук не сопротивляется, он покорно принимает его реакцию, но говорит твердо, заглядывая в самую глубину глаз У. Не давая усомниться в своем решении.

— А как же деньги? Ты же на все готов ради них. Как же, блять, деньги? — Чихо срывается на крик, злость расползается душащей провокационной волной, а спокойствие Чонгука действует с точностью до наоборот — распаляет на раз-два, отбрасывая пульсирующее всеми оттенками красного здравомыслие за границы сознания.

Чихо понимает, что заставить Чонгука он не может. Та мизерная власть, которую он имеет над братом, испаряется, как роса с рассветом. Нет ничего: никаких ниточек, которыми он может удержать Чона рядом. И сейчас, стоя напротив брата, У не знает, что делать, и как поступить. Но он четко знает, что не хочет отпускать. Эта мысль бьет в затылок и посылает боль вниз, по всему телу. Чонгук принадлежит ему, он не может уйти. Чихо не хочет, чтобы Чонгук уходил.

— Сколько? Сколько тебе заплатить, чтобы остаться твоим единственным клиентом?

У понимает, что звучит так отчаянно жалко, но ему похуй. Он откровенно делает вид, что не понимает ни единого слова, ни малейшего звука, сорвавшегося с губ Чонгука, потому что сейчас становится так наплевать даже на свою гордость. Пусть только мелкий останется с ним. И уже без разницы: из-за чего и почему. Просто рядом. Чонгук должен быть рядом с Чихо. Он уже изломал его под себя, закрепил центром его Вселенной, и он не может просто уйти. У только в этот момент, стоя в обшарпанной дешевой квартирке, понимает, что не вынесет. Не вынесет других рук на теле брата. Не позволит кому-то другому упиваться его сладкими стонами. Видеть его сонное лицо с утра. Не позволит. Пусть и хоть, как шлюха, но Чонгук должен принадлежать только ему.