Tough Cookie (СИ)

— Уходи, — ледяным тоном говорит У, смотря в глаза матери. Сумин не двигается с места. — Я сказал, уходи, — теперь уже более жестко повторяет Чихо, тем самым тоном, когда даже мама начинает его бояться.

— Как ты можешь? Как ты можешь так вести себя с матерью? — Сумин стирает одинокую слезу, скатившуюся из глаз, и дергается, когда Чихо хватает ее под локоть и подталкивает в сторону входной двери. Вытолкав Сумин за порог, он закрывает дверь и прислоняется к ней лбом. За дверью стоит мать Чихо, а позади на полу сидит его брат и личная, снятая им самим, шлюха. Чихо усмехается собственной глупости и абсурдности своих поступком, но, оттолкнувшись от двери, не уходит за госпожой У, как требует его рациональность. Он отмахивается от того, что может за этим последовать, и идет к Чонгуку. То, что есть у него здесь и сейчас ощущается самым важным в жизни, и Чихо чувствует, что если он сделает шаг назад — он потеряет что-то настолько ощутимое, раскалывающее душу надвое, что собраться во что-то, хотя бы отдаленно напоминающего его прежнего, уже не получится. Жизнь обязательно поделится на мерзкое необратимое «до» и «после», и этот шаг он себе не простит. Точно так же, как его не простит и Чонгук.

— Вставай, иди, умойся, — У садится на корточки напротив Чона и протягивает руку, чтобы отнять его ладони с лица. У Чонгука пальцы ледяные, он и слова не произносит в ответ, но ладошки не отнимает, когда Чихо осторожно хватает его за запястья и прижимает их к собственным коленям. Чонгук только спустя пару минут осторожных успокаивающих поглаживаний поднимает взгляд полный боли и еще невыплаканных слез.

— Сколько еще по контракту с Кеном я буду с тобой?

— Столько, сколько понадобится, — грубо отрезает Чихо и, встав с пола, идет на кухню курить.

Стоя возле открытого окна, Чихо до побелевших костяшек сжимает края подоконника и заставляет себя неотрывно смотреть в окно. Там, за спиной, в темном углу прихожей Чонгук один. Глаза у него больные совсем, а в голосе столько не прикрытой мольбы, что хочется удавиться. Он измотанный и бледный, совсем не похожий на того яркого мальчишку, которым вошел в номер еще совсем недавно. И Чихо себя ненавидит, потому что приходится добивать Чонгука собственноручно, чувствуя, как его кровь фантомным полотном обволакивает от кончиков пальцев и до самых локтей. Но отпустить и навсегда забыть, позволив брату освободиться, кажется теперь еще большей ошибкой. Потому что, невзирая на собственную непроходимую тупость, он все еще хочет Чонгука защищать. Даже если сначала придется защищать его от самого себя — дороги назад уже нет.

========== 7. ==========

Сумин не знает, что делать. Женщина на три круга обходит гостиную своего особняка прежде, чем опуститься на диван и нервно выдохнуть, считая до десяти. Мыслей в голове не прибавляется. Она вообще не знает, как это могло произойти. Ублюдочный сын ее мужа общается с Чихо. Притом, судя по всему, очень тесно. У Чонгука свободный доступ к дому ее сына, его развозит их семейный шофер, но самое страшное, что Чихо впервые поднимает голос на свою мать и даже имеет наглость выставить ее за порог чужой квартиры. А все из-за этого ублюдка.

Женщина понимает, что одна она ничего придумать не сможет и вызывает к себе Ю-Квона. Ведь одна голова хорошо, а две — лучше. Квон через двадцать минут уже сидит в гостиной рядом с Сумин и пьет чай. Мать Чихо не видит смысла в том, чтобы скрывать от Квона, кто такой на самом деле Чонгук, и все ему рассказывает. По мере того, как Сумин говорит, Квон все больше и больше мрачнеет. Он думал, что они просто любовники, а оказывается они еще родные братья.

«Кровные узы намного сложнее прервать, чем постельные», — озадаченно думает Квон. Он понимает, что Сумин и понятия не имеет, что в действительности Чихо не просто общается со своим братом, а еще и трахает его. Квон эту информацию оставляет при себе. Тощий серый мальчишка, в котором он и конкурента особого не видит, после всего услышанного приобретает не просто очертания проблемы, а размеры целой катастрофы. Потому что воображение уже начинает подсовывать ему не самые приятные картинки, и это заставляет на секунду потерять над собой контроль. Ю-Квон сжимает до побелевших костяшек резной подлокотник, хмурится, сводя брови у переносицы и еле удерживает себя от того, чтобы брезгливо не выругаться вслух. Все это кажется ему настолько омерзительным, что физически ощутимое отвращение обдает его вполне осязаемой волной непреодолимого отвращения. Притом к Чихо Квон это никоим образом не относит, то ли привыкший оправдывать его поступки вздорным, а порой и совершенно диким, характером, то ли потому что деньги и вправду способны отмыть абсолютно все. К счастью, Сумин его изменившегося настроения не замечает, поэтому, выслушав женщину, Квон обещает ей все выяснить и помочь избавиться от нежелательного нового братца. В конце концов, Сумин хочет вернуть сына, а он хочет вернуть своего парня.

***

— Что происходит? На тебе лица нет, — Минхек подходит к только что припарковавшему машину перед офисом Чихо и становится напротив.

— Все нормально, если не учитывать, что моя мать узнала насчет Чонгука, — сквозь зубы цедит Чихо и передает ключи от Ауди парковщику. У нервно дергает край не застёгнутого пиджака в безуспешной попытке сунуть руку в карман и достать, наконец, эту чёртову пачку сигарет, когда парни вместе идут в сторону огромных вращающихся дверей.

— Черт. Я этого боялся, — хмурится Минхек. — Бедная женщина, как она переживет то, что ты снял своего собственного брата.

— Иди к черту, этого она не знает, — Чихо морщится как от головной боли, предпочитая не обращать внимания, как напряженно сузились глаза Ли. — Она мне мозг, пока только тем фактом, что я с ним общаюсь, выносит. Завалилась к нему в квартиру, и, как сам понимаешь, милой вообще не была, — Чихо входит в лифт и прислоняется к стене.

Минхек молча заходит следом, нажимает кнопку нужного этажа и не сводит с него осуждающего взгляда. Только спустя несколько минут, когда от него уже, впрочем, и вовсе не ждут ответа, он раздосадовано хмыкает:

— Бедный ребенок, — Ли пораженно качает головой, прищуривает блестящие от искусственного света глаза и продолжает. — Ты все еще не собираешься кончать этот фарс? Порви ваши отношения, исчезни с его горизонта, или будь человеком — помоги ему материально и вытащи его из того дерьма, — Минхек смотрит так, что Чихо будто стоит перед судом справедливости. Если бы такой был. У небрежно взмахивает рукой в сторону выхода, отталкивается от стены и раздраженно морщится, припоминая, сколько работы успевает накопиться за его выходные, когда они, выйдя из лифта, проходят в кабинет.

— Давай разберемся с работой, а потом мои семейные проблемы решать будем, — Чихо не хочет говорить с Минхеком о Чонгуке. Хен ведь всегда прав, а У бесится, когда кто-то прав, а он — нет.

***

Чонгук понимает, что больше не в состоянии находиться один, когда почти всю ночь, несмотря на смертельную усталость, не может заснуть, а стоит закрыть глаза и провалиться в болезненный сон, его словно на электрошоке подбрасывает очередным кошмаром. Он набирает смс-ку Чимину и умоляет его приехать. Не столько, чтобы поговорить, сколько — чтобы отвлечься. У Чимина как раз выпадает выходной, и он, накупив свежей выпечки и кофе, через пару часов уже заваливается к Чонгуку. Чон, как никогда, рад видеть друга. Чим обнимает его прямо с порога, причитает довольно, что младшенький наконец-то вспоминает о нем, начиная блаженно делиться всевозможными сплетнями и новостями, и этой бессмысленной болтовни вполне хватает, чтобы занять себя на день. Это и вправду неожиданно отвлекает от последних событий, а учитывая, что Чон не ходит в бордель, он только сейчас понимает, как сильно соскучился по Чимину. Вкусно позавтракав, они сидят друг напротив друга, и Чон неохотно пересказывает последние вести с больницы. Говорить об этом неприятно, но Чимин смотрит требовательно и настойчиво, искренне переживая за его маму, так что отмахнуться не получается. Чонгук знает, что еще больше он переживает за него самого, но думать о том, что может случиться с Чоном, не выйди Юна живой из операционной, не хочет ни Чимин, ни тем более Чонгук. Поэтому он осторожно поднимается из-за стола, собирает грязную посуду, намекая тем самым, что тема закрыта, и начинает мыть кружку, когда Пак, подойдя к окну, закуривает свою любимую ментоловую сигарету.