Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)

— В Комиссию по незаконному обороту направляйте. Года четыре дадут.

— И вот ещё, — собираясь уходить, Люпин вынул из рабочей папки небольшой пергамент. — Может, и не надо уже, но это лондонский адрес Нарциссы Малфой.

— Оставь, Тедди, ты молодец.

Кабинет Главного аврора, обычно, в отсутствие посетителей и подчинённых, наполненный лишь тишиной, серьёзной, деловой, вдруг стал похож на акустическую воронку: все многочисленные звуки Аврората и неугомонного Министерства стекались к рабочему столу Поттера, к ним присоединился шум города, разбивавшийся о стёкла окон, но продолжавший гулко свербеть в голове, тиканье часов на запястье Люпина, хруст пера в пальцах Гарри, стук сердца. Этот дисгармоничный коктейль, наполненный каким-то непонятным, но важным смыслом, хотелось слушать, никуда не торопиться, ни за чем и ни за кем не гнаться, забыть про время и многочисленные обязанности… И Гарри слушал.

…………………………………………………………..

(1) Мгновенное возгорание целого (искаж. лат.). На Гриммо огонь был особый, «многофункциональный». И дряхлый домовик использовал это свойство, столетия помогавшее тёмным магам Блэкам вмиг уничтожать ненужные или опасные предметы, будь то труп врага, тайный документ, противозаконный артефакт или любовное письмо. Кричер, которому Гарри отдал ясный приказ, задействовал эту огненную тайну угасшего рода, и от страниц дневника не осталось ничего, только немой горячий пепел.

6-4

В десять. В Марсель. Улетели Мотыльки… Гарри будто враз потерял нечто чертовски важное… непонятное чувство. Так не замечаешь, что дышишь свежим воздухом на природе, и начинаешь ценить это, лишь попав в загазованную городскую атмосферу. Но… его жизнь не изменилась же от знакомства с Датским принцем (при чём тут свежий воздух?): работа сделана, ничего особенного, воспоминания о Драко всколыхнулись, но не причинили боли, потом ещё пощекотал хорьковский отпрыск ему нервишки, по самолюбию и прочим «прелестям» прошёлся – и что? Разве мало Поттера за годы службы провоцировали, пытались выводить из себя, лишать равновесия, оскорблять? Странно, что это Саю почти удалось… Откуда столь неуместное, острое чувство потери? Он ничего не потерял, но пустота, какая-то тревожная и непознанная пустота чётко пульсировала в сердце. В этой пустоте словно путались, перекручивались петлями, завязывались в тугие узелки нити судьбы, до того момента сплетавшие вполне симпатичный, не лишённый симметрии и смысла узор…

Воленс-ноленс Гарри отправился к Нарциссе. Резонов было несколько: во-первых… (ладно, чего уж себе-то врать, это только во-вторых) его поразил адрес: миссис Малфой проживала в довольно отдаленном и совсем не престижном районе маггловского Лондона! В-третьих, совершенно не хотелось переться за ответами в маленький датский городок Левен, ведь при этом придётся лицезреть рожу наверняка постаревшего и ещё более повредневшего Хорька; и наконец, во-первых, Поттеру до зарезу хотелось узнать, выжжен ли Мотылёк папой с династического коврика и выгнан ли из рода… ну и так, много чего по мелочи… Любопытство аврора – залог долголетия и успешной службы…

На самом деле, поутру, проспав на работу, Гарри сидел с тяжёлой головой на кровати и жмурился от яркого солнца, бившего, как фотонный прожектор, в щель между гардинами. Но отодвигаться или хотя бы чуть отворачивать голову не хотел. Назойливый солнечный луч сделал своё дело: под закрытыми веками заплясали сочные цветовые пятна, сначала только рубиново-малиновой гаммы, потом апельсиновые, лимонные, зелёные-презелёные; завершился этот фейерверк неоново-фиолетовым взрывом – Гарри встряхнулся по-собачьи, энергично растёр себе плечи, руки и ноги и бодро побежал в ванную. По дороге он ещё старался припомнить, что же пытался вычленить в какофонии цвета, метавшегося только что перед глазами, какие образы, топившие его всю ночь и… почти утопившие… Но сны не вспоминались – и слава Мерлину. А вот чтобы совершенно прекратить думать про малфоевского сыночка (кыш, пернатый!), нужно собрать на него максимально полное досье, разобрать по косточкам, снять с загадочного «насекомого» ореол таинственности, осветить его, притаившегося в ночи, ярким светом фактов – и повышенный интерес к мальчишке лопнет как мыльный пузырь. Сделать это лучше не в рамках расследования или официальным путём, а для Главного аврора лично: понять чётко и ясно подноготную Скорпиуса Малфоя, закрыть все вопросы, почему-то не оставляющие Поттера в покое (ничего удивительного: профессиональное любопытство, привычка доводить до конца все начатые дела и, наконец, ответственность — будь она неладна! — за всех, кто так или иначе попадает в поле его зрения. Других причин интереса к личности Мотылька просто не может быть, уж точно!).

Тем не менее пара странных мыслей всё-таки провернулись напоследок в его голове, лишний раз подтверждая необходимость беседы с миссис Малфой: Гарри вспомнил вопрос Ала о том, какой же Сольвай Сванхиль на самом деле, вспомнил и понял, что не может ответить даже самому себе, и ему вдруг захотелось – что за желание глупое? – хоть с кем-то поговорить о пареньке, конечно, не с восторженными фанатами и не со своими сослуживцами, а с кем-то, кто знает Сая именно как Скорпиуса Малфоя. В общем, нужна ли была встреча с Нарциссой на самом деле, или Поттер ловко убедил себя в её необходимости – так или иначе адрес, предоставленный Люпином, пригодился.

Свой моральный долг Нарциссе Гарри отдал ещё на первом послевоенном суде над Малфоями: честно рассказал, что та в самый рискованный момент солгала Волдеморту о его смерти и тем самым спасла; не забыл и о том, что Драко намеренно не узнал его в мэноре; и вообще, как мог попытался смягчить пыл общественного возмущения, витавший над Малфоями. (Ну не знал же он, что потом с главой семейства всё так обернется!) Посему некие негласные обязательства считал, положа руку на сердце, честно аннулированными. Кто виноват в том, что под полную конфискацию имущества попали почти все чистокровные семьи? А в том, что Люциуса повторно осудили? И в том, что Азкабан – не курорт? Уж точно не Гарри Поттер. Даже после того, как Драко его отшил, Гарри не приходило в голову мстить Малфоям, а ведь мог бы, имелись возможности. Невзирая на прочие эпизоды столкновений и конфронтации со всеми членами семейства и учитывая их принадлежность к вражеской, темной стороне, что было доказано в ходе следствия… «Вот же долбанный Мерлин, куда завернул! — поразился самому себе Поттер. — И как канцелярские обороты за годы писанины всякой по службе в плоть и кровь въелись! Даже и мысли теперь приходят в голову стройными рядами протокольных казенных оборотцев, тьфу, гадость! Словно под моей черепушкой чиновник такой говнистый, мерзопакостный, гнездо свил и пометом своим прямо мозги засирает!» — пытался отвлечься он, стоя у неприметной парадной скромного домика в третьей зоне восточного Редбриджа. И отвлечь себя пытался именно от той простой мысли, что никогда… никогда Малфои, всем гнездом и по одиночке, не были ему безразличны! А уж как назвать все эти разнообразные эмоции, что он испытывал на их счет, даже взрослому и серьезному Поттеру на ум не приходило. Что уж говорить про юность!.. М-да, вот вам и профессиональный интерес…

При четвертом ударе латунного молотка, которым аврор излишне активно колотил по ни в чём не повинной двери, та вдруг открылась, и в проёме показалась сама хозяйка, высокая и статная, с идеально убранными в изящную прическу волосами — Нарцисса Кассиопея Малфой.

«Королева в изгнании! — невольно присвистнул про себя Поттер. — Вот, что называется «красиво стареть», теперь понимаю!». Да, бывшая тёща, вечно растрёпанная и пахнущая куриными потрохами, не шла ни в какое сравнение. Что это? Порода, воспитание, телесное строение такое или привычка всегда быть на виду, не позволять себе расслабляться ни при каких поворотах судьбы? Это вызывало невольное уважение, да и вообще Гарри сугубо нейтрально относился к жене Люциуса (вот уж кто был сволочью по определению! ладно…), почти и не знал её, ему несложно было, особенно по прошествии стольких лет, думать о ней с приязнью.