Гордость и возбуждение (СИ)

Я вжимаю голову в плечи, я уже не слышу слов, только то, что на меня орут, и начинаю отступать, не глядя. Запнувшись, чуть не падаю, и прикрываю голову руками и только тогда соображаю кто рядом.

— Прости… Прости… Прости… — шепчу монотонно, понимая, что сейчас сорвусь.

— Это я виноват. С самого начала виноват, — Шон отходит к окну и прижимается лбом к стеклу.

— Пожалуйста, я устал, давай не будем, — шепчу и кладу ему на плечо ладонь. — Давай не будем сейчас это обсуждать, прошу тебя, все равно я не… Я не могу сделать вид, что этого не было. Пожалуйста, Шон, я очень устал, давай прекратим этот разговор.

Он только кивает. Наверно он тоже устал искать слова для меня.

— Идем, сделаешь себе кофе, станет легче, обещаю.

Я вижу, что ему сложно, и мне тоже не просто, и я, не зная как его утешить, пересиливаю себя и утыкаюсь в его спину носом, всхлипываю и прошу.

— Пожалуйста, Шон….

— Мартин, — цепляется за рукав, больше не пытаясь обнять или прикоснуться лишний раз. Меня это доставало раньше: слишком много рук и много разговоров, но он впервые сдержался специально. И веет холодом.

— Не грусти, кофе и какао Рози покупает самые лучшие.

Я улыбаюсь, надеюсь, весело, понимая, что это явно начало конца, не зря исчезла магия. Ни я, ни Шон не справимся, мы просто станем чужими. Только вот сделать ничего не могу, я чувствую себя настолько униженным и раздавленным, что жаловаться и объяснять что-то нет сил.

Шон

С Мартином тяжело. Похоже, он совсем не хочет бороться со своей проблемой. Скрылся в панцире, словно улитка, и носа не показывает. А расшевелить его самому не получается, я провоцирую только очередной приступ. Ему бы со специалистом поговорить, надо будет как-нибудь предложить. Вот только меня наверняка пошлют прямым курсом.

Вчера мы страдали всякой ерундой. После завтрака я показал ему свой спортзал и предложил заниматься вместе. Пока я качался, он осмотрел и попробовал наверно все тренажеры, но больше следил за мной. Читать тоже не вышло. По крайне мере, я так и не увидел, переворачивает он страницы или нет.

Вечером допоздна смотрели телек. Мультики про супергероев, динозавров и один старый фильм «В джазе только девушки». Мартин разок улыбнулся и больше ничего. Хорошо хоть остался со мной в постели и, когда он уснул, я притянул его к себе и обнял. Пару раз он ворочался, я получал гипсом, но в целом прошло отлично. Мартин даже ни разу не проснулся, хотя я ждал, что ему будут сниться кошмары.

…Но утром проблемы появляются у меня. Точнее, всего одна. Мартин близко, и мое тело на него реагирует. И он как назло, шевелится, прижимаясь плотнее. А затем резко распахивает глаза, на мгновение они становятся аж изумрудными, а кончики его пальцев светятся красным, но он тут же трясет головой, узнает меня и быстро успокаивается.

— Доброе утро… Надеюсь, тебе не надо на работу? — Мартин, еще до конца не проснувшийся, вяло соображающий, переворачивается, нагло закидывает на меня руку и, только когда его взгляд упирается в гипс, начинает вспоминать и мрачнеть.

— Доброе, — убираю волосы с лица, глажу сонное чудо, отвлекая. — Не надо, я пока на телефоне и за компьютером из дома поработаю.

Мартин елозит, и у меня вырывается стон.

— Прости, — шепчу. — Ничего не могу с этим поделать, ты чертовски хорошенький.

Он нервно хихикает, а затем смеется уже по-настоящему.

— Я думал, у стариков такого не бывает, — поддевает меня и тут же хмурится, начинает как-то неловко выбираться из постели. — Ладно, я в душ, — звучит неуверенно, и я соображаю, что сломанная правая рука явно ему мешает жить.

— Возьми меня с собой, я пригожусь, — на манер сказочного персонажа сладкоречивого обещаю я и ловлю Мартина за здоровую руку, начиная чуть покачиваться, словно вальсируя в сторону ванной. — Мы — старики, те еще затейники.

Он вновь смеется, но смех вдруг резко обрывается, и все же руку он не отнимает, только чуть вымученно улыбается и качает головой.

— Не стоит, есть то, что я при тебе точно сделать не смогу. Шон, пожалуйста…

— Нет проблем, осторожней с гипсом, твоя тетя и так выносит двери, — подмигиваю. — Я найду еды, готовить все равно не умею.

Мартин тяжело вздыхает и кивает. Он вчера съел едва ли две печеньки, и я не уверен, что в больнице он вообще хоть что-то ел.

На кухне вкусно пахнет, у плиты стоит Франческа и что-то варит в чугунном котле. Окно открыто нараспашку, на столе в клетке сидит нахохлившаяся Диана, а Смоль моет посуду. Кот отвлекается и машет мне лапой. Я киваю.

— Если хотите, я вам яичницу поджарю. Нужно поговорить, — не оборачиваясь, произносит ведьма.

— Лучше для Мартина что-то, что он любит. А то совсем плохо ест.

— Уже готовлю, — отозвалась ведьма. — Уху… Странное блюдо для завтрака, но он его любит. Как он? Простите за синяк. Приступы у него часто случаются?

— Случаются, но часто ли это — не знаю, — потираю плечо. — Он меня укусил и оцарапал. Что это за ерунда с ним творится? И почему он думает, будто потерял магию?

Ведьма вздыхает, кивает коту и тот продолжает кашеварить, она садится напротив меня прямо на стол и начинает говорить, держа в руках небольшой нож:

— У нас есть родовая магия, магия защитная, вросшая в тело, как инстинкт. Сейчас покажу тебе, — она резко толкает, и я тону в темноте.

Там уютно, тепло, тихо… Словно шум волн, я слышу голос Франчески: слышу слова, но не понимал их. А когда выныриваю, запястье щиплет, и я вижу на нем парез, и еще… Под глазом ведьмы расплывается синяк.

— У тебя хороший удар правой. Твое тело жило своей жизнью и на боль среагировало так. Думаю, Мартин в тот момент когда его…

Ведьма всхлипывает, но продолжает:

— В тот момент, когда его насиловали, ушел в это состояние, но я не знаю, хватило ли ему сил удержаться там, или он выплыл в средине и уже не смог уйти. Сейчас из-за стресса он не управляет магией, но она, накопившись, отправляет его опять в это состояние. Так ему спокойнее, но вот только… Вот только у него растут силы: после настолько стрессовых событий маг обычно становится сильнее, и магический резерв увеличивается. Боюсь, это погубит Мартина. С каждым днем он будет чаще и чаще уходить в темноту, а потом и вовсе не вернется.

Это все сложно для меня, но я не оставлю Мартина одного.

— Значит, придется брать удар на себя. Пусть расходует магию хотя бы так, — достаю из морозилки стейк и протягиваю Франчески. Бить женщин даже в таком состоянии ужасно.

— Что с теми типами? Франческа, я хочу отомстить им лично.

— Эм… — ведьма задумчиво откусывает кусок замороженного стейка, и я вижу, как синяк исчезает с ее лица. Нестандартный подход, я рассчитывал, она его приложит к глазу. Жуя замороженное мясо, она спрашивает: — Отомстить как? Сейчас по их следу пустили ищеек из рода Эмидов. Шестерых сразу, так что через день-два найдут. Типов приговорили уже. Шабаш их вряд ли тебе уступит.

— Тогда позволь посмотреть. Я надеюсь, что их убьют или линчуют, если нет, я доберусь до них сам после вас.

— Их превратят в статуи, только постепенно. Каждый день сантиметр плоти будет становиться камнем, и это больно, — призналась Франческа. — Только сложно за этим наблюдать — процесс долгий. Ты лучше Мартина вывези к воде, к любой воде, ему там проще будет.

— Хорошо, Франческа, спасибо за совет. И за Диану, Мартин порадуется фамильяру. Позавтракаете с нами?

— С удовольствием, — прожевав мясо, говорит ведьма и открывает клетку. Диана осторожно выбирается, расправляет крылья и взлетает, с трудом лавируя, летит в сторону спальни.

Мартин

Домик оказывается домищем, огромным, но все же уютным, обшитым деревом, он будто сошел с журнальных страниц. Но больше всего мне нравится озеро, и я, едва войдя и положив свою сумку на пол, интересуюсь: