Музыка абсурдной жизни (СИ)

И мужчина не мог не использовать такую хорошую возможность узнать об ученике (сопернике, как знать?) больше. Быть может, это чем-то и сможет ему помочь. Или в его случае может спасти лишь поражение? Ну нет, Мукуро так просто не сдастся. Такому человеку, как он, было достаточно пару секунд, чтобы, взглянув в глаза, действительно открытые миру, понять, что из себя представляет человек. Опыт, хорошее понимание людей и отголоски увлечения психологией дали свои плоды: мужчина лишь усмехнулся своему открытию. С ним он пока не хотел делиться, да даже использовать его в качестве оружия — нет, он поступит мудрее, откроет козырную карту позже, когда накал страстей дорастёт до нужного уровня. Сейчас это знание пускай и важно, но совершенно бесполезно, как бы то ни казалось обратным. Этих двух-трёх чёртовых секунд вполне хватило Рокудо, главное — слабое место найдено. Это музыка. Скрипичная. Как и у самого учителя, наверное. Но на Франа она действовала исключительно. Исключительно хорошо. На самом же деле мужчина не был уверен, что открытие, которое он совершил буквально пару мгновений назад, даст ему что-либо сверхважное о новом ученике; возможно, даже с таким знанием он просто-напросто проиграет ему. Ведь его положение сейчас практически на волоске от проигрыша — мальчишка его раскусывает: откусывает один кусок правды за другим, пробует на вкус и цинично отбрасывает в сторону, словно ненужное. Даже возможно то, что… Мукуро, взяв в ученики Франа, с того самого момента, с самого первого концерт, услышанного им на станции метро, и экзамена, обрёк себя на поражение, сделал ошибку, промах, необдуманный поступок. Промах, промах, промах… Совсем недавно мужчина считал, что в затеянном им нет ничего такого уж из рамок вон выходящего, но глубоко ошибся — это самая что ни на есть настоящая война. Не он её спровоцировал, но активно включился, теперь уже став полноценным её членом. Значит, и закончить её как-то придётся. Но, как и любая война, это будет в итоге казаться глупым и вовсе не нужным. Максимум потерь, польза сего побоища — ноль. Так и будет…

Хотя какая к чёрту война? О чём опять все эти ужасные мысли учителя?

— Держи скрипку, Фран. Настраивать будем ещё учиться. — Наигранная холодность на лице — опять, равнодушие в действиях — снова. Лёгкий благодарный кивок. Всё, чего добился Мукуро во время игры на скрипке, теперь кануло в бездну, в бедствующую пустоту, в относительную бесконечность. «Когда же ты станешь самим собой, мой мальчик? Сколько мне придётся ещё играть для тебя? Вечность?..» И вновь бредовые мысли. Всё как всегда. Парень взял в руки инструмент и восхищённо провёл по нему смычком, пробуя и смакуя по-новому зазвучавшие мелодии. Рокудо лишь улыбнулся этому на миг преобразившемуся личику — он сам понимал, каково это, играть на такой скрипке. Усевшись за свой стол, он, скрестив руки, задумчиво произнёс:

— Если хочешь пойти осмотреть школу — милости прошу. Но у тебя есть всего десять минут. — Музыкант звонко рассмеялся и отложил скрипку, лукаво глянув на учителя.

— Хотите от меня избавиться? Ладно-ладно… — добавил он, видя готовность Рокудо опровергнуть это, — Я всё понимаю — наверняка нужно позвонить жене, спросить, как там ребёнок… Окей, хорошо. Я пошёл. — Отчего-то последние слова были сказаны не с иронией, а даже… с каким-то сожалением? Мужчина не мог ручаться за правильность интерпретирования этого, но не почувствовать кроху отчаяния в его голосе мог лишь круглый дурак. Ну, или квадратный, или треугольный — форма не имеет значения. Однако так рано поддаваться (чему?) Мукуро не хотел, потому и проговорил спокойным тоном, с удовольствием наблюдая за мелкими, микроскопическими изменениями в лице мальчишки.

— Что же ты это так к моей семье-то прицепился? Но… да, быть может, мне и нужно будет сейчас обсудить пару моментов с любимой. Так что, будь добр, оставь меня наедине на пару минут. У тебя есть много времени, чтобы осмотреть здание, например. Когда я сюда пришёл работать впервые, то тоже раза по три в день обходил его по всем этажам и глазел на каждую мелочь… Эй, Фран?! — А Франа уже и след простыл: схватив быстро свой футляр со скрипкой, он зеленоватой кометой вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью, что аж мужчина вздрогнул. Последний крупно удивился такому неожиданному изменению настроения или чего-то другого в парне, ведь всегда считал его уравновешенным и спокойным. Так к чему все эти драмы? К чему все эти представления, если война ещё продолжается? Или, как знать, кто-то уже машет белым платком, сам оголяя свою душу? Навряд ли так. Скорее, это какая-то часть плана этого парнишки, медленно претворяющаяся в действие и ведущая к выигрышу. Или вновь пошлый ход мыслей давно состарившегося разума? Как знать, как знать. «Зачем же ты так меня изводишь, Фран? Зачем надеваешь столь соблазнительную маску? Зачем играешь так не вымышленно?». Мукуро отнёс это действие к разряду самых безбашенных и объяснил тем, что у парня переходный возраст, когда, даже сжимая себя в стальных тисках пофигизма, всё равно срываешься когда-нибудь на чём-нибудь, полностью подставляя себя и своё прошлое. Он был рад, что юный скрипач сделал это при нём: во взрослом мире таким сразу же бы воспользовались. А мужчина такого не сделает. Даже если до выигрыша будет рукой подать, даже если это действие сыграло бы там важную роль, он никогда и ни за что не выдаст сие маленькие происшествие вслух, в форме истинного злословия и конченого цинизма. Ибо Фран ещё — совсем мальчишка. Глупый и наивный. А привлекательную маску любят натягивать все в его возрасте, это нормально. Да и разве те тёплые, искрящиеся изумрудами глаза могут принадлежать злому и холодному человеку? Рокудо окончательно решил, что не будет использовать свои напрасные знания в этой незримой войне, да и вообще, просто ничего не будет делать, останется равнодушным наблюдателем. Почему же вдруг такое неожиданное решение с уст бывшего «военного»? Да всё просто.

Это мужчина узнал всё, что хотел, о своём новом ученике. Это он раскусил всю его сущность, как внешнюю, так и внутреннюю. Это он понял, что вести войну с таким существом… по меньшей мере постыдно и бесславно. Поэтому пускай Фран выигрывает, узнаёт всю правду, издевается над ним — в конце концов, Мукуро знал, как остановить всё это, если дела зайдут слишком далеко; одним предложением, одной фразой, одним взглядом и, может быть, движением. Он слишком хорошо обдумал кое-что о своём скрипаче, потому и ответ возник сейчас, возможно, немного сумбурно, зато твёрдо и уверенно. Рокудо ликовал от счастья, от решения проблемы и неожиданного прилива сил, как и стремлению жить дальше и наслаждаться жизнью. Но что делать-то сейчас?..

Хорошее настроение немного поутихло. Да и проблемы решены не все. Да ничего и неизвестно в принципе. Все эти догадки и домыслы — не больше, чем голос интуиции и наблюдения, но никак не достоверные факты. А разве можно жить спокойно, когда сама жизнь держится на хлипком остове «я так думаю» и «я так считаю»? Наверное нет. Но так почему же мужчина срывается с места буквально через пару минут после ухода ученика и как бешеный бежит сквозь уровни этажей, их пафосных одеяний и гигантов статуй? Если это всё относительно, так зачем? А дело-то в надежде. В надежде на правду, на правильность решения, на отсутствия ошибок в созданном алгоритме, на истинность чувств, в конце концов. А впрочем, кажется, слишком много туманных слов и выражений — мало действий и поступков. Так пройдём же по кривой тропинке лихорадочного бега Мукуро, попробуем узнать, чем же закончилось это всё светопреставление!

Обогнув все этажи и оказавшись вновь на третьем, мужчина кое-как смог отдышаться и остановился около окна на другом конце коридора: оттуда он бегло глянул на видневшийся сад, решив убедиться, что парня там нет тоже. Но его глаза приметили знакомую фигурку не где-то вдалеке, а совсем близко, на огромных перилах спускавшейся от какого-то памятника лестницы к зданию музшколы. Отделяла их только проезжая часть с несущимися автомобилями. Фран сидел, положив футляр рядом и свесив ноги в тёмную бездну (там, кстати, находилось что-то, но что конкретно, Рокудо не знал). Его зелёный взгляд тормознул на каких-то деревьях впереди, сейчас украшенных в изобилии разномастными цветами, а одна нога нервно дёргалась, ударяясь о камень перил. Мукуро ещё раз окинул взглядом своего скрипача: какая-то непривычная ему оживлённость чувствовалась в его движениях и фигуре, в его действиях и словах. Словно было уже сложно удерживать на себе накинутый некогда образ равнодушного мальчишки. Да что уж и говорить: наверняка так. Мукуро выдохнул, почувствовав, как вновь и опять и снова нешуточно заволновался об этом пареньке, до которого, по идее, ему не должно быть и дела. Но зачем он сейчас прикидывается дураком, спрашивающим себя, почему да почему? Он уже знает, какова причина. И не только. Но произносить такое вслух скорее подобно убийству в его с Франом случае, чем спасению. Но и такое положение удручало и потихоньку разлагало их обоих: значит, в любом случае стоит ждать погибели? Где же то заветное слово «спасение»? Где и на какой странице оно затерялось в этой истории?..