Две души Арчи Кремера (СИ)

Окли сообщал Ставролакису, что видел и предполагал. С ними переговаривались и члены экипажа – пострадавшие, но не унывавшие. Арчи начинал обходить корабль против часовой стрелки, Ульман – по часовой.

– Главный люк поврежден, – бормотал Ульман. – Некритично, но его нужно взламывать.

– Боковой люк может быть открыт, – отозвался Арчи, приложив сканер на запястье к замку люка.

– Эй, вы там как? – крикнул Каратаев и хлопнул по корпусу – чтобы зашипеть: «Сука, горячая, тварь». Арт тихо согласился: температура покрытия была от шестидесяти до трехсот градусов. Несмотря на затяжное торможение, несмотря на практически отсутствующую атмосферу, корпус обгорел. И корабль был очень большим – чтобы обойти его, требовалось немало времени. Бы. Если бы они решили прогуляться вокруг него. Пока же они были заняты совершенно другим – пытались освободить людей.

– Подгоняйте подъемник, попробуем вскрыть люк, – сказал Ульман.

Экипаж корабля был в относительном порядке. Травмы, судя по всему были у всех и серьезные, но ничего критического. Бортврач оказывал первую помощь, речь шла о паре переломов, ушибах, сотрясениях, но все члены экипажа были мобильны и в сознании, либо приходили в сознание и отвечали на вопросы, даже пытались шутить. Обвиняли Смолянина в том, что его симуляции не настолько хороши, чтобы сымитировать и такую болтанку, когда «Триплоцефала» тянет по взлетной полосе. Смолянин – звонким, напряженным голосом,очевидно нервничавший, злившийся и упорно не признававший это – огрызался и категорически настаивал, что его симуляции куда лучше, потому что готовят к невоображаемому, а воображаемому и тем более практическому даже такая дубина и кабан, как многоуважаемый «капитан Чистоплюев», может научиться на любых курсах в любом обществе любителей космических пришельцев и прикладных ремесел. Ульман, который на пару с Арчи разблокировал дверь, переключился на двусторонний переговор и сказал ему, так, чтобы другие не слышали:

– Стервец какой, – и в голосе звучало одобрение, более того, уважение, почти перешедшее в почтение, – если бы Смолянина не было, его нужно было бы выдумать.

Арчи замер на секунду, чтобы обдумать фразу. И согласился: Смолянин и капитан Араужо грызлись на чем свет стоит, к ним время от времени подключались другие, отпускали в адрес Смолянина шутки, тот их с остервенением парировал, это если на первый взгляд, а на второй – все были благодарны друг другу, что отвлекаются от очень нехороших мыслей.

– Ну, открываем, – замерев, сказал Ульман. – Орлы, готовы?

– Готовы. Мы в рубке, четыре метра под твоей толстой задницей, – ответил Араужо.

Ульман застыл в негодовании.

– Это ты восхищаешься или завидуешь? – возмутился он.

– Это он под тебя клинья подбивает, – тут же вклинился Каратаев. – Он тебя буквально вожделеет.

– Я т-тебе дам, гаду такому! – выпрямился Ульман и потряс кулаком непонятно кому.

Арчи слабо улыбался и терпеливо ждал, когда с них со всех схлынут артистические настроения. Ульман нагнулся над пластиной двери и посмотрел на Арчи:

– Нас так просто не возьмешь, правда, курсант?

– Разумеется, – категорично ответил Арчи.

– Ну, давай. Все там готовы к путешествию вне транспорта? – крикнул Ульман и даже пригнулся к двери, словно готовился расслышать звуки, доносившиеся оттуда.

Они осторожно вытаскивали членов экипажа из люка, передавали товарищам, которые размещали их на тележках, те доставляли к лифтам, а оттуда их везли в лазареты. Через два часа их заменило второе звено, которое должно было проверить состояние корабля, прикинуть, возможно ли развернуть его и как; Ульман оскорбленно доказывал Ставролакису, что это унижение для них всех – позволить только два часа работы вне помещения. Ставролакис поначалу просто молчал, а через пару минут после возмущенных речей Ульмана молчал так, что даже тот заткнулся, и затем коротко приказал всему звену отправляться на диагностику в лазарет. Это было самое позорное наказание, которое только мог придумать Лакис – все остальные будут что-то делать, а они дожидаться, когда врачи найдут для них время, по большому счету – отнимать время у по-настоящему нуждающихся в медицинской помощи людей. Ульман рванулся было к Ставролакису с намерением дать в морду – его удержали.

– Говнюк, – шипел Каратаев. – Добрехался!

Ульман угрюмо молчал.

Арчи просто не пошел в лазарет. Арт доложил ему, что нагрузка, которой он подвергся за два часа работы, оказалась совершенно незначительной, и Арчи решил продолжить участие в спасательной операции.

На его беду, Ставролакис лично решил осмотреть площадку.

– Ты что здесь делаешь? Я приказал всем быть в лазарете! – заорал он.

– Ваш приказ противоречит распоряжениям генштаба, – спокойно ответил Арчи.

– Генштаб за Солнцем сейчас! Я здесь главный!

– Я не помню, чтобы в инструкции, составленной для меня генштабом, содержалось указание на любые ситуации, в которых допускается изменять мое подчинение таким образом, – возразил Арчи.

Ставролакис орал на него, требовал убраться прочь, грозился отдать под трибунал. Арчи начал ждать, что он начнет топать ногами и размахивать руками – Ставролакис уже побагровел, стекло шлема запотело от гневных речей и кажется, покрылось брызгами слюны. Арчи молчал и стоял. Слушал, не шевелился. Не возражал. Ставролакис выдохся.

– Если с тобой хоть что-то случится, с меня же голову и снимут, – обреченно сказал он и стал рядом с Арчи.

– У меня есть опыт участия в спасательных операциях, – монотонно произнес Арчи, рассматривая корабль.

– Да помню я, – отмахнулся Ставролакис.

Людей в любом случае не хватало. И как бы Ставролакис ни пытался оперировать теми, кто были в наличии, те, кто были на поверхности, все равно нахватаются повышенных доз – от солнца, от ядерного двигателя, от самих плит, которые накапливали ее. Потом возможно будет привлечь добровольцев – и Лутич пообещал бросить клич, но это будет через пару дней. А пока нужно обходиться теми, кто есть, и желательно отбирать наиболее умелых – ситуация далеко не простая.

Так что Арчи оставался на поверхности. Через два часа Ставролакис стащил его с поверхности, засунул в лифт и выпнул в комнату. В ней он снял шлем и раздраженно приказал:

– Восемь часов отдыха. Посмеешь выйти на поверхность – вернешься на Землю. Вопросы?

– На чем?

Ставролакис приблизился к нему. Ну да, был высок. Да, умел угрожающе хмуриться, сверлить взглядом. Обычный, в общем, полковник, каковых на пути Арчи встретилось не меньше полутора дюжин. Арчи не мигая выдерживал его взгляд, и Ставролакис шумно выдохнул и хрустнул шейными позвонками. Уставившись в потолок, он помолчал немного.

– Тебе тоже нужно отдыхать, – решил он зайти с другой стороны.

– Охотно, – вежливо отозвался Арчи. – Я охотно отдохну две вахты. Мне этого достаточно, и вы уже убедились, что я полезен там, – он указал глазами вверх.

Ставролакис кивнул, положил руку ему на плечо и сжал. Затем легонько стукнул по нему кулаком и молча пошел к выходу.

Арчи осмотрел комнату. В ней было четыре человека – техперсонал, обслуживающий переходные системы и аппараты жизнеобеспечения, помогавший забираться в скафандры и выбираться из них, и все они делали вид, что не слушали, не замечали, ничего не думают. Арчи усмехнулся и отправился снимать скафандр.

И ему подумалось, что запах в этой клетушке должен стоять ядреный. Лакис, когда снял шлем, был мокрым от пота. Остальные – тоже. Скафандры, в которых можно было находиться на высоте в двадцать с лишним километров, весили более девяноста килограммов, и в них нужно было работать.

Арт осторожно напомнил ему, что он, конечно, продержится еще тридцать-сорок минут, в конце концов, в защищенном помещении ему нет нужды тратиться на усиленную терморегуляцию и заниматься перемещением тяжестей, но он был бы очень благодарен, если бы хозяин соизволил – в качестве знака доброй воли, снисхождения или чего еще – все-таки обратить внимание и на его нужды. Арчи непроизвольно улыбнулся: до чего хорош артист. И, кажется, он не отказался бы пожевать чего-нибудь. Или выпить кофе. Или еще что-нибудь, чтобы перевести дух, отдохнуть, посидеть в людном месте, отвлечься. Узнать, чем занято и что предпринимает руководство.