Last Stardust (СИ)

— Да уж.

— Будешь в Киото — заходи поздороваться. Всегда буду тебе рад, — Опп хлопнул его по плечу.

— Спасибо, — Юре вдруг стало грустно. Беспричинно. У него была черта, которую он в себе люто ненавидел — привыкание к местам, где он пробыл всего ничего. Такое редко случалось на соревнованиях — на них обычно не до этого, но стоило приехать куда-то отдыхать или погостить, приходило это — неизменное щемящее чувство расставания. Оно же появилось, когда он съезжал от Лилии на съемную квартиру. Он тогда так рвался жить самостоятельно, ни от кого не зависеть, а в последнее утро вдруг расклеился, когда понял, что теперь что-то, даже пусть маленькое и незначительное, но все равно будет по-другому.

— Юр, поехали! — окликнул его непонятно откуда появившийся Виктор. Как он вообще смог пройти к выходу незамеченным? В дверях уже собрались все, и Юра чудом уговорил себя не зацепиться тут же взглядом за Отабека. Внутри колючим ежом заворочалось чувство вины за вчерашнее. Вот так и будет теперь? Каждое утро — новый повод о чем-то пожалеть и чего-то устыдиться. То кошмар, то ссора. Может, им лучше вообще не разговаривать, как всю вторую половину прошлого дня?

По пути на вокзал, откуда должен был отходить их синкансэн в Осаку, все издевались над Гошей за вчерашнее. Тот во время прогулки по территории Императорского дворца решил сфотографироваться у стены, перепрыгнув через узенький ров, по которому текла веселым ручейком вода. Юри, когда это увидел, застыл немым изваянием с открытым ртом и выпученными глазами. На весь парк зазвенела сигнализация, и зычный женский голос на английском, а потом японском и корейском потребовал немедленно убрать руки, ноги и остальные части тела от императорской собственности. Гоша отскочил от стены, как ошпаренный, а остальные, пережив шок и недоуменные взгляды других туристов, попадали со смеху.

— Ну что, Гошенька, стрела в задницу тебе так и не прилетела? — ехидно поинтересовалась Мила, когда они почти дошли до вокзала.

Попович зло посмотрел на нее.

— Это все Пхичит виноват! Давай сфоткаемся, давай сфоткаемся!

— Эй, я предлагал тебе сфоткаться около стены, а не на ней! — тут же ответил Пхичит.

— Ну, стрела бы, конечно, не прилетела, — на полном серьезе заверил Юри, — но вообще в Японии многие объекты под такой охраной, так что лучше сначала спрашивайте.

— По-моему, если бы прилетала стрела, было бы четко, — прокомментировал Крис.

— Кто бы говорил! — оскалился Гоша. — Кто вчера свалил и даже не сказал, куда?

— Кстати, зря не пошли смотреть на иероглифы, было красиво, — нисколько не смутившись, ответил Крис.

— Я смотрел, — сказал Отабек. — Вечером решил дойти до магазина, и там хозяйка очень настояла на том, чтобы я поднялся к ним на крышу и взглянул. Негоже, сказала, туристу побывать в такой день в Киото и не увидеть фестиваль.

Юра сжал пальцами в кармане телефон. Хорошо, что он вчера все же решил не отправлять Отабеку видео. Тем более раз он и так все посмотрел сам. Не разговаривать друг с другом в такой большой компании было легко, но только с виду. Юра жалел о сказанном, но еще больше жалел о том, что сил извиниться в себе просто не находил. Не было их, сил этих. И чем больше времени проходило, тем меньше решимости на это оставалось. Наверное, все окончательно слетело с рельсов. И уже никогда не будет, как прежде. Даже обычных разговоров ни о чем не будет. И не подойдешь уже просто так, когда уже совсем невмоготу, и не скажешь какую-нибудь пустую и ничего не значащую глупость. Потому что сам все испортил. Сам виноват.

В синкансэне места были сдвоенные, и Юра, устроившись у окна и сразу же воткнув в уши наушники, очень удивился, когда рядом с ним плюхнулся в кресло Виктор. На вопросительный взгляд Юры он только хмыкнул и махнул рукой в сторону что-то обсуждавших Пхичита и Юри.

— Что, ты уже надоел даже собственному мужу? — сварливо спросил Юра и освободил одно ухо от музыки.

— Юри скучает по Пхичиту. Они же лучшие друзья, — спокойно отозвался Витя, поудобнее устраиваясь в кресле и растекаясь по нему, как желе.

Юра посмотрел на него. Виктор, заметив его взгляд, повернул голову и улыбнулся.

— С друзьями тоже нужно проводить время, правда ведь?

— Мне-то откуда это знать? — Юра дернул плечом. — У меня нет друзей.

— А вот это сейчас было просто в самое сердце, — Витя прижал ладонь к груди. — А как же я? Юри?

Юра поднял одну бровь — жест, подцепленный у Лилии и никак не желавший отцепляться. Не переучишься теперь. Решив не отвечать, он отвернулся, глядя в окно, за которым летели мимо рисовые поля и поросшие темно-зелеными лесами горы.

— Юр, что вчера произошло в святилище? У тебя было такое лицо, как будто на тебя там напали духи.

— Да. Прибежала богиня Инари в облике лисы и сказала, что не видать мне в следующем семестре автомата по русской литературе, — фыркнул Юра, не отвлекаясь от созерцания японских пейзажей в ускоренном варианте.

— Зачем вам в политехе русская литра? — в голосе Вити звучало искреннее удивление. — Хотя ладно, не об этом сейчас. Вы что, с Отабеком что-то не поделили?

— С чего ты взял? — Юра почувствовал, как по шее поползли вверх к волосам толпы мурашек. Хотелось бы списать это на работавший в вагоне кондиционер, но дело было не в нем.

— Ну, конечно, можно сделать вид, что мы все слепые, но за дураков все же не сойдем, — продолжил Витя. Юра почувствовал, как он выпрямился в соседнем кресле, но так и не повернул головы. — У Отабека было такое же лицо, как у тебя. Может, даже хуже. Наверное, ему Инари сказала, что он вообще не сдаст следующую сессию.

— С чего ты решил, что это как-то связано со мной?

— Любые такие яркие изменения на лице Алтына так или иначе связаны с тобой.

Вот на это Юра повернулся. Наверное, в его глазах отразилось слишком многое, потому что Виктор, встретив его взгляд, звонко рассмеялся.

— Боже, Юрочка, тебе надо было идти в театр играть.

— Я тебе щас сыграю! — пригрозил на полном серьезе Юра. Витя иногда умел вывести его из себя парой предложений. Хотя какое там иногда — практически всегда!

Поезд плавно нырнул в тоннель, и все вокруг погрузилось в темноту. Ничего не было слышно, кроме мягкого шуршания, с которым синкансэн скользил по рельсам, и Майкла Джексона в правом наушнике. Левый Виктор вытянул из пальцев Юры и вставил себе в ухо, пока тот отвлекся на резкую смену освещения.

— М, какая хорошая старая музыка, — прокомментировал он.

— Старая. Прямо как ты.

— Грубиян ты, солнышко.

Вагон снова залил солнечный свет. В окне замелькали поля, горы и маленькие деревушки. Кто бы мог подумать, что между этими яркими крупными городами, застроенными так плотно, что люди жили чуть ли не друг у друга на головах, есть такие уединенные, почти дикие места.

Юра снова покосился на Виктора. Тот сидел, прикрыв глаза. С его лица не сходила мягкая улыбка. Вот ведь… А раньше, когда-то давно, когда Юра видел в нем идола, он таким не был.

— Вить, — позвал Юра, толкнув его локтем.

— Я тебя прекрасно слышу, Юрочка.

— А ты… ну… было у тебя когда-нибудь такое… ощущение, что все уже произошло с тобой и дальше ничего не будет? — Юра не знал, как правильно подобрать слова, а потому путался в них, как в растрепанном клубке шерстяных ниток, когда один узел цеплялся за другой.

Виктор открыл глаза и внимательно на него посмотрел. Юра сглотнул.

— Когда кажется, что уже не будет хорошо, как раньше. И даже плохо не будет. Все уже было. И в прошлом тебя самого осталось намного больше. Как будто ты там весь. И ничто уже не поможет тебе сдвинуться с мертвой точки и… — Юра осекся, подумав, что он несет какую-то околесицу, пытаясь облечь чувства в слова. Виктор же слушал, и на его лице не отражались ни удивление, ни непонимание. Улыбка на губах осталась, но взгляд стал серьезным. В этот момент он выглядел именно на свой возраст, а не, как до этого, на вечные семнадцать.

— Было, Юр, — выждав несколько секунд тишины, ответил Витя.