Музыка абсурдной жизни (СИ)

На этот выпад мужчина ответил лишь дешёвой голливудской улыбкой и стеклянным «Спасибо». Фран, ожидая более буйной реакции, как-то сразу присмирел и вновь уткнулся взглядом в окно; Мукуро, конечно, не понимал сути этой холодной войны, но был готов даже здесь пойти на поводу у парня и подыграть ему, словно он тоже задействован, словно и вправду верит в какую-то незримую победу и устарелые фальшивые декорации иссушенных пустынь и ярких перестрелок. Раз юному музыканту хочется острых ощущений и понимания своей якобы сообразительности и гениальности — пускай играет. Только вот разойтись в полную мощь Рокудо ему не позволит по известным причинам…

Наконец им удалось найти свободное местечко, припарковаться и выйти из машины; перед ними величаво встало здание местной и довольно-таки древней, оттого и знаменитой музыкальной школы, коричневый фасад которой был украшен резными окошечками, небольшими башенками, мощной дверью и позолоченной надписью с названием заведения. Мужчине определённо нравилось его место работы: во-первых, платили много, в деньгах у него не было нужды никогда (а может, деньги просто любили его?), во-вторых, было приятно работать в практически достопримечательности, напротив которой, к тому же, расположен прекрасный сад — в любое время можно выйти и подышать свежим воздухом, график здесь был гибким и подстраивался исключительно под интересы работающих. Идеально, неправда ли? Кому скажи, что работаешь здесь, не поверят или поверят, но с великой завистью. Поэтому и Рокудо многие завидовали чёрной завистью, самой наипротивнейшей, ведь считали его идеальным, добившимся всего в жизни. Таким никогда не считал себя сам мужчина, и это было гораздо важнее признания сотен людей его успешности. Однако мы уже знаем отчасти его внутренний мир (простите за такую грубую банальность), так что зайдём вместе с учителем и учеником за массивную железную дверь школы и окунёмся в её микромирок и свою собственную атмосферу.

В светлом холле пахло свежестью, какими-то сладкими фруктами, чаем, кофе, древесиной музыкальных инструментов и даже канифолью, к этому примешивался едва ощутимый запах… такой, который бывает в огромных, прошлого века постройках, впитавших в себя дух совершенно иной эпохи, чем сейчас за окном. Будто бы этот величественный холл когда-то был не просто подвидом прихожей, а гордым залом, впускающим в себя лишь знатных дам и мужчин высокого сословия. О былом величии говорил размах, с коим было построено всё здание, не только он: белые мраморные колонны, расписной потолок и отчего-то скромное количество не менее восхитительных небольших статуй. Фран, хоть и был здесь не так давно, всё равно не мог скрыть истинный восторг, который ярким огоньком светился в его глазах при виде всей этой красоты. Мукуро же равнодушно провёл взглядом по стенам, по картинам и спокойно вздохнул, поворачивая налево, на широкую просторную лестницу с покрытым бархатом перилами — далее находился его кабинет, на третьем этаже. Юный скрипач едва понял, что его учитель повернул, поэтому поспешил подняться по ступенькам за ним также. Он был только на первом уровне — именно там находился актовый зал и меньшая по сравнению с ним комнатка, в которой как раз таки проходил экзамен в понедельник. Но вот дальше нога Франа не ступала, потому и было ему безумно, с каплей детской наивности, интересно посмотреть, что же есть наверху, на других этажах. Пускай музыкант и ежесекундно принимал равнодушное выражение лица, но мужчина прекрасно видел его горящие любопытством глаза. «Действительно, ещё совсем ребёнок. Лишь выбражает из себя невесть что», — с улыбкой подумал Рокудо, взойдя вместе с учеником на второй этаж. Фран бессовестно, уже мало чего скрывая, завис на нём, во все глазища рассматривая не менее шикарное убранство этих комнат и залов. Мужчина лишь усмехнулся, остановившись и облокотившись о перила: лично он уже давно привык к здешней обстановке и уж несколько лет считает это здание просто местом работы, которым, к тому же, можно полюбоваться. Ничего особенного, считал мужчина, здесь нет. Но парень был, кажется, иного мнения…

— Может, пройдёмся по этому этажу до другой лестницы? А то ты, я смотрю, заинтересовался, — с насмешкой произнёс Мукуро, глядя на ученика. Тот в одну секунду встрепенулся, развернулся к учителю и энергично потопал по лестнице быстрее него на третий этаж, при этом бурча:

— Нет. Пойдёмте быстрее, мастер. Здесь всё обыденно. — Рокудо не стал спорить с мальчишкой, лишь улыбнувшись и последовав за ним. Это явное неспокойствие в его душе выдавало Франа с головой; а мужчина крутил у себя в мыслях «Глупенький взрывной мальчишка». А ведь он действительно, если присмотреться, был таким… Только вот этому навряд ли кто поверит, кроме самого Мукуро. Да что уж и говорить: порой он сам прозрачно верил в это. Не пойман — не вор, а эти наблюдения — лишь слабые улики и малюсенькие шажки к раскрытию преступления и совершившей его личности. Но и эти маловажные действия не так плохи, верно? Вот они оказались уже на третьем этаже, скрипач по-хозяйски поплёлся в сторону нужной двери, а Рокудо лишь не спеша за ним следовал. Мужчина звякнул ключами — и вот они уже в светлом, элегантно оформленном кабинете музыки. Он сразу же открыл окно, заставив ветер расправить шторы и лёгкие занавески, чтобы те медленно плыли по потокам воздуха и развевались, своими волнами походя на белёсое море. В кабинете как-то сразу стало легче дышать. А вообще, стоит слегка набросать черты сего помещения — они для нас немаловажны. По планировке то была стандартная комната, как и все остальные в этом здании: с высоким потолком, толстыми стенами и огромной площадью. Отсюда выходило ещё одно помещение через необычную дверь поменьше — в мини-зал для слушания. Он был представлен в виде студии: посреди должен выступать музыкант, а с мест, расположенных, как в каком-нибудь зрительном зале (то есть ряды поднимались всё выше, чтобы даже на самом последнем было отлично видно выступающего), предоставлялась возможность увидеть пространство позади музыканта. Рядов было всего пять, а все стулья обиты мягкой красной тканью. Рядом с местом для выступления находилось множество пепипетров, один солидного вида рояль и далее стол, который вечно практически пустовал — там виднелась только одна статуэтка в виде позолоченного скрипичного ключа. Мини-зал был всегда освещён, лучист и приятен глазу. Однако вернёмся же в сам кабинет, про который мы успешно забыли…

Рядом с входной дверью расположился миниатюрный гардероб, пустующий в летнюю и весеннюю пору, то есть сейчас. Пол устлал белый ковёр с синими крапинками, в ближайшем углу стояла тёмно-зелёная искусно сделанная огромная ваза, как раз над ней — небольшая картина с морем и виднеющимся берегом впереди. Мукуро следил за пристальным взглядом Франа, который казался детективом, взявшимся за сложное дело и теперь вынюхивающим нужную информацию на месте преступления. На самом деле, парнишка действительно что-то вынюхивал, пытаясь включить свои все существующие и несуществующие методы дедукции; Рокудо усмехнулся — пускай мальчик поиграет. Его же раскусить весьма сложно, как ни старайся, не легче и заглянуть в саму душу, заросшую мхом и оплетённую лианами. Скрипач же продолжил, кажется, вовсе позабыв, что находится на занятии. Если идти вдоль по правой стене, то можно заметить кучу картин на ней: все разного размера, оттенков и стиля рисования. Однако отчего-то рамки их были одинаковы… Видимо, заметив эту деталь, парень хмыкнул, недоумённо помотав головой и словно закладывая эту мелочь в копилку своих наблюдений. Тематика рисунков была также разнообразна: то безграничные пустыни, то широкие степи, то лунные озёра и леса вокруг них, то снова разливающиеся и бурлящие моря, моря, моря… даже какой-то малознакомый Франу город был нарисован — весь в неоновых подсветках, с стремительной жизнью на своих улицах, яркими барами и кафе и неизвестной тёмной дорогой куда-то дальше, в будущее… Мужчина, втянувшись в рассматривание своего репертуара картин, сам как будто окунулся в тот неповторимый мир грёз и прекрасных, подкрашенных всеми цветами радуги пушистых облаков; он бы и сам, если честно, с радостью погулял в таких сказочных местах. И, скорее всего, остался бы там жить. Навсегда, потому что так проводить свои бесполезные дни уже невозможно.