Музыка абсурдной жизни (СИ)

Только вот знал ли Рокудо, насколько он недооценил значение этого судьбоносного дня? Верно, нет. Однако вскоре мужчина поймёт свою… не то чтобы ошибку, но маленький промах. Хотя название для этого поступка не было, как не было и характеристики. Так попытаемся же понять, что такое упустил Мукуро, из-за чего же конкретно влип.

А всё началось с обыкновенного первого занятия…

Комментарий к (Не)Новая встреча.

Последние несколько абзацев писались в самолёте и в Лондоне. Я, как всегда, работяга везде х)

========== Занятие №1. ==========

Общение с людьми совращает к самоанализу.

Франц Кафка ©.

Без музыки жизнь была бы ошибкой.

Фридрих Ницше ©.

День начинался на удивление хорошо: Мукуро чувствовал себя выспавшимся, за окном стояла самая наичудесная погода, распыляясь энергией солнца во все окна многоэтажек, а птички впервые за несколько лет удосужились прочистить горла и завести свои трели. Короче говоря, утро было такое, как в хороших и добрых рассказах о любви, в которых в этот день кто-то должен обязательно признаться и получить соглашение на свои чувства. И начинается потом: любовь да мир, солнышко, сердечки и прочая романтическая дребедень… Рокудо презрительно фыркнул, отметая от себя эти утренние бредовые мысли и понимая, что в его случае всё не так. Вот правда, совсем-совсем и без всяких преувеличений. У него сегодня обыкновенный рабочий день, когда он будет обязан обучить юного скрипача игре на том самом прекрасном инструменте. Может, настроение мужчины и было сейчас хорошим (что бывало редко) по причине появившейся работёнки, возможно талантливого парня и хорошей погоды, но не больше: что-либо особенного, выходящего за рамки вон в его жизни (а тем более в сегодняшнем дне), не предвещалось и предвещаться не могло. Так что, проснувшись с утра пораньше, Мукуро сходил в душ, хорошенько позавтракал, оставив долю и нелюбимой жене, проделал необходимые процедуры с ребёнком, такие как поменять подгузник, накормить, умыть, вновь уложить в кроватку, а после тщательно и со вкусом оделся во всё самое лучшее, что у него только было. Слава богу, женщина за дверью не проснулась так рано, потому и учителю сегодня явно ничто не могло испортить настроение; в самом хорошем расположении духа за последние полгода он вышел из дома и лёгкой походкой добрался до автомобиля. Вчерашний дождь пошёл тому на пользу — вся грязь в один миг смылась, засияли его тёмно-синие бока на солнышке, и заблестели стёкла. Рокудо счастливо улыбнулся и глянул на время, прикинув, что успеет заехать кое-куда… так, для проверки.

Мужчина влетел в салон, захлопнул легко дверь, включил радио, настроив его на самую весёлую и бодрящую станцию, прокрутив на нужное FM, и просто рванул с места, громко газанув. Дабы не навевать грустные воспоминания, он якобы неловким движением обронил фотографию, белая сторона которой закрыла радостные лица двух существ. Правда, одно Мукуро бы оставил, но резать фотку как-то не хотелось. После этого дела пошли лучше. По салону раздавалась весёлая попсовая музыка, заставляющая резво двигать всеми частями тела и гнать машину быстрее по золотистой дорожке; по пути встречались на удивление улыбающиеся пешеходы, видимо, отогретые солнцем, а вся жизнь под этим лазурным куполом казалась изумительной, живописной и… райской, не побоимся этого слова. Что же делает погода с человеком: казалось бы, обычное солнце, а сколько радости оно принесло после однотонных скучно-серых дней? Загадка, не иначе, особенно для Рокудо.

Он чуть не запутался по пути к своей «лишней» квартире, ведь дорога до неё всегда помнилась ему слезливой от дождя, серой от грязи и вообще отвратительной — от настроения. Сейчас весь город вмиг преобразился, будучи залит золотом и добром, дороги стали чище и приятнее, дома — светлее и лучше, а деревья казались ещё зеленее, чем они были. Мужчине нравилось такое, словно беспробудное, сладостное пьянство после дней грусти и трезвости, оно тогда казалось спасительным кругом, светом в конце туннеля… всем, короче говоря. Оно манило в свои беззаботные дебри, в успокаивающие джунгли и в бурлящие радостью фонтаны. Такие дни были редки, особенно в его жизни, но если и бывали, то оставляли глубокий след в его памяти как самые значительные и важные события. Или праздники. Даже скорее всего именно как они.

Мукуро, загоняя своего «коня» во двор, подумал с по-детски наивной мечтательностью, что было неплохо, если бы в такие хорошие деньки он ездил не один, а с кем-то… с кем-то родным и близким ему. Ему хотелось, чтобы каждый день был таким же ярким и солнечным, чтобы в его жизни наконец-таки появился такой человек, ради которого он бы не щадил себя и силы, чтобы даже в дождливый день он мог видеть любимое создание весёлым и жизнерадостным, прилагая для этого, конечно же, какие-то неимоверные усилия. Рокудо просто хотелось позаботиться о ком-то. Подарить кому-то вот такое же солнце: искрящееся, живое, тёплое; да что уж и говорить: мужчина просто хотел любить. Обычное человеческое желание, никому не чуждое. Когда твой возраст перекатывает за двадцать, начинаешь понимать, что делать всё только исключительно для себя — скучно, да к тому же и глупо. Мукуро это понял ещё давно, как понял также и то, что нет у него такого человека в мире, ради которого он бы мог запросто сворачивать горы… он хотел настоящую, искреннюю любовь; все же его влюблённости-фальшивки не в счёт. Но размышлять о подобном в такое прекрасное время — стыд и только. Для этого есть дождливые дни. Сейчас же мужчина с отчего-то бешено колотящимся сердцем и тревожностью во всех движениях поднимался по лестнице (к слову сказать, не любил он лифты). Свою нервозность он сваливал на всё что угодно, кроме настоящей причины, и охотно верил в свою же ложь.

Вот и наконец восьмой этаж, двести восемьдесят девятая квартира и довольно-таки милый коврик на пороге с надписью «Добро пожаловать!». Рокудо на секунду остановился и спросил сам себя: звонить или открыть своими ключами? Вроде, теперь это покои юного скрипача, так что негоже это, так вваливаться, но с другой стороны, эта квартира — собственность Мукуро, и никто не отменял это, так что он может делать с ней всё, что пожелает. Мужчина крупно засомневался, но вскоре положил звенящую связку в карман и культурно позвонил в дверной звонок. Воспитание, чтоб его, не позволило нагло вломиться в дом. Но если это кажется ему неправильным, тогда о каком невероятном преступлении он думал недавно? Интеллигент он и в Африке интеллигент. Мужчина лишь скривился и вновь требовательно нажал на кнопку, но всё оставалось также тихо. Постояв так минуты две, он не вытерпел и всё-таки достал ключи. Его начинали терзать смутные сомнения о том, что Фран мог просто сбежать или сделать что-то плохое и сбежать. Да, можно смело говорить, что Рокудо этому мальчишке пока что не доверял, хотя к подобного рода инцидентам мужчина был готов уже давно. Сейчас он ожидал всего, что только могла предоставить ему его бурная фантазия, однако мысли не нашли своего материального воплощения, ведь, войдя и быстро оглядев квартиру, до Рокудо вдруг дошла вся низменность его грубых подозрений: не открывать Фран мог не только потому, что что-то сделал и убежал, но ещё и потому, что ему могло стать просто-напросто плохо… Если честно, в те секунды добегания до комнаты, где вчера поселился его ученик, Мукуро проклял своё пошлое сознание и ход мыслей, всю свою бесчеловечность и эгоизм. Можно было сказать, что он люто возненавидел себя тогда; так сильно ненавидеть себя ему ещё никогда в жизни не приходилось.

Громко ворвавшись в комнату и хлопнув дверью, Рокудо сразу стал искать взглядом парня — тот же, в контраст возникнувшей в голове у его учителя ситуации, беспечно развалился на кровати и сладко посапывал, совершенно забыв про всё на свете. Шум, конечно, заставил его переместиться на один уровень выше к реальности, но в основном скрипач даже не поднял головы. Мгновенно поняв, что всё в порядке, а это создание не открыло ему дверь по весьма занятной причине, Мукуро с облегчением выдохнул весь тот накопившийся страх, стресс и волнение, опёрся о дверной косяк и провёл рукой по вспотевшему лбу, откинув мокрые прядки. Когда он стал так сильно волноваться за едва знакомых людей? Странно. Но у Мукуро и на это находилась своя отмаза: потому что терять, возможно, гениального скрипача он не хотел, хотя поспорить о его одарённости он мог да ещё как, но… Об этом ли сейчас речь? Его разноцветный взгляд как бы невзначай упал на Франа, ещё досматривающего свой сон: чуть приоткрытые тонкие губы, что выглядело весьма мило, разметавшиеся, изумрудные, наверняка мягкие волосы по менее мягкой подушке, подёргивающиеся глаза и иногда сморщивающийся в каком-то необычном для него стиле носик, что также виделось Рокудо чем-то далеко не мальчишеским… изящным, с долей кокетства. Вот всё то примечательное, что мог заметить зоркий взгляд мужчины. Хотя он давался диву своему не к месту пристальному огляду мальчишки — ведь Фран же парень, один из тех, к кому душа Мукуро никогда не располагала благосклонностью, потому что, как известно, учитель предпочитал женщин. Посему и его глаза никогда не привыкли долго задерживаться на мужских фигурах, имея привычку любоваться изящными женскими, но сейчас… Рокудо будто бы сделал себе какое одолжение или заранее заплатил положенный штраф, или заблаговременно отсидел за это в своей собственной тюрьме, или перенёс все испытания, словом, отработал теперь своё право на разглядывание парня. Парня, а не девушки.